Его пленница

Мила и не хочет, чтобы он останавливался. Она кивает, голос возбужденный, и это приказ, когда она говорит:

— Витя. Заткнись и поцелуй меня.

И у нее захватывает дыхание, когда он целует ее. Знает ли он, что это ее первый поцелуй? Впрочем это не так уж и важно, когда он так настойчиво целует ее, раздвигает языком ее губы, и она приоткрывает рот, позволяя ему исследовать ее рот. Мила хватается за его затылок, цепляется за волосы и прижимает его ещё ближе, и сама прижимается, дотрагивается своей голой грудью до его торса и тихо стонет от этого контакта.

Он подхватывает ее под бедра и опускает спиной на кровать, ложится между ее ног, продолжая целовать и касаться везде: очерчивает изгиб нижней челюсти, а дальше по шее, задевает грудь, все ниже и ниже, пока его большая ладонь не замирает между ее ног. Он перестаёт ее целовать, отрывается от ее рта, хочет наверно спросить, продолжать ли ему, уверена ли она в этом.

— Мой ответ не изменится, сколько бы раз ты не спросил, Витя, — она дотрагивается до его челюсти и притягивает к себе для ещё одного обжигающего поцелуя.

Когда он аккуратно входит в нее одним пальцем, она впивается ногтями в его плечи, но не перестаёт его целовать. А затем, дав ей несколько секунд привыкнуть, к пальцу добавляется второй, раскрывая ее еще шире. Это намного лучше, чем ее собственные пальцы, и она подаётся бёдрами вперёд.

— Не изменится? — он спрашивает нахально.

— Нет, — и она сжимает его пальцы внутри.

— Хорошо, — Витя оставляет еще один поцелуй на ее губах, а затем скользит поцелуями ниже, берет один сосок в рот, и она выгибается дугой.

— Хорошо, — горячо соглашается Мила.

Его рот горячий, а пальцы умело двигаются внутри, растягивая тугие мышцы, а затем его палец дотрагивается до ее клитора, и она всхлипывает.

— Малышка, — он усмехается, опять нависает над ней и целует, продолжает ласкать ее клитор.

Она чувствует себя как будто в центре пожара, все горит, жар в каждой части ее тела, а особенно там, где он касается ее.

— Я хочу-, — шепчет она, когда он перемещает свои губы на ее горло.

— Я знаю, чего ты хочешь, — Витя прикусывает ее кожу. — Мне нужно взять презерватив.

О, она пришла сюда подготовленная. Нашла упаковку с презервативами в его столе, когда он мылся, взяла один. Поэтому стоит ему только дёрнуться с намерением встать, она притягивает его назад и протягивает ему упаковку. Он на секунду, всего на секунду удивлён, но затем усмехается по доброму и разрывает упаковку зубами.

Он все ещё в трусах, и она стягивает их с него, дыша еще тяжелее, когда видит его член. Ей не понравилось то, что она видела в кино, но то, что она видит сейчас, о, это заставляет напрячься в самом приятном смысле. Он раскатывает презерватив по члену, разводит ее ноги в сторону, и, когда он толкается внутрь, то все, что она чувствует в этот момент — тупая давящая боль между ног. Она представляла, что будет больно, но все же не ожидала, что настолько больно, что на глазах выступят слезы. Витя замечает это и сразу же останавливается.

— Тебе больно, — он дотрагивается до ее щеки, ласково проводит по ней.

— Все хорошо, — шепчет Мила, врет, потому что болит, но боится сказать, иначе остановится, отправит ее спать обратно в его комнату.

— Как будто я не знаю, как отличить, когда хорошо, а когда нет, — и он выходит из нее, а затем опускается вниз, его губы оказываются на внутренней стороне бедра, а затем он проводит языком там, где только что был его член, принимается вылизывать ее.

Удовольствие такое острое и внезапное, что ее бедра дергаются вперед, а ладонь ложится на копну слегка кудрявых волос, сжимает.

— Вот это хорошо, — Витя урчит, отстраняясь, а затем льнет обратно, чертит языком дорожку к клитору, отчего колени дрожат. И урчит опять, довольно, как будто ему это тоже удовольствие приносит.

Он двигает языком то быстро, то медленно, и Мила пытается не стонать очень громко. Не получается. Как не получается не двигаться, но тут Витя удерживает ее одной рукой, а затем вводит в нее пальцы, вначале один, затем второй. Двигает пальцами внутри, вылизывает медленно, сводит ее с ума своими действиями. Он сгибает пальцы, дотрагивается до какой-то точки внутри нее, и она сжимается вокруг его пальцам, пальцы на ногах поджимаются.

Он издаёт хриплый стон, отстраняется от нее, когда она скулит:

— Пожалуйста, — чувствует отчаяние, когда его язык и пальцы больше не в ней.

Ей не нужно ничего ему не говорить, потому что он опять нависает над ней, смотрит на нее и толкается внутрь.

На этот раз боли нет.

Он медлит, тяжело дышит над ней, прикрывает глаза. Она устраивает ладони на его груди, ощущая, как гулко и быстро бьётся под ладонями его сердце. Ее наверняка бьётся так же. Он заполняет ее медленно, миллиметр за миллиметр. Становится только на пару секунд больно, когда он лишает ее девственности. Она закрывает глаза в этот момент, стала женщиной, с человеком, в которого всегда была влюблена. Она всхлипывает, оборачивает вокруг него ноги и притягивает его к себе, целует его почему-то отчаянно, тонет в этом поцелуе, когда он отвечает, и заполняет ее полностью. Витя отстраняется, гладит ее по щеке, а затем выдыхает в уголок губ:

— Ты в порядке?

И она кивает, проводит носом по его щеке, а он ведет бедрами, задевает какую-то точку внутри нее, и у Милы перехватывает дыхание. Она выгибается на постели, он осыпает поцелуями ее шею, гладит по бедру и шепчет, в голосе немного добродушного подразнивания:

— Вижу, что в порядке, — а затем выходит из нее, и тут же толкается обратно, вырывая из нее стон.

Она цепляется за его плечи, отмечает его самодовольную ухмылку, хочет съязвить, но только открывает рот, как он вколачивается ещё сильнее, вырывая из нее громкое:

— Витя! Ох!

— Я знаю, — самодовольно отзывается он, а затем кладет ладони на ее бедра, показывает, как правильно двигаться, чтобы двигаться в унисон. И когда она ловит этот ритм, у обоих дыхание сбивается ещё больше. Он толкается и толкается, и удовольствие расходится по всему телу от той точки, где они так связаны сейчас.

— Хочешь кончить? — хрипит он, запуская руку между их телами, трет клитор.

— Да, — Мила стонет, царапает его плечи. Надеется, что оставит следы своих коротких ногтей.

Его глаза горят, он ускоряет ритм, вбивается быстрее и жёстче, скользит пальцами на клиторе.

— Маленькая моя, — шепчет он, наклоняется, накрывает ее тело своим и ещё раз глубоко толкается. — Давай, возьми то, зачем пришла.

И она кончает, закрыв глаза, крича его имя и не беспокоясь о том, что соседи услышат. Это намного ярче, чем в те разы, когда она была одна. Она сжимается вокруг него, утыкается носом в его шею и дрожит всем телом.

Витя ускоряется, а затем замирает над ней, его бедра тоже дрожат, он кончает с тихим стоном, а затем скатывается с нее, стягивает презерватив, завязывает его и бросает куда-то на пол, закидывает туда свои трусы, а затем ложится рядом, наваливается на нее и обнимает.

Она лежит на спине, с закрытыми глазами и не знает, что ей делать. Наверно нужно сказать что-то. Поблагодарить и уйти? Или поблагодарить и остаться? Или молчать?

— Спи, Милка, — его дыхание щекочет кожу.

И она послушно закрывает глаза, засыпает в течение пару секунд.

Мила ещё не открывает глаза, но уже представляет, как будет нежиться в его объятиях, с поцелуями и продолжением вчерашней ночи. Но когда она открывает глаза, он сидит к ней спиной, локти на коленях, голова зажата между ладонями. Спина напряжена. Когда он оборачивается, наверно услышал ее шевеление, на его лице нет даже намека на улыбку. Что произошло за ночь? Что-то случилось?

— Этого не должно повториться, Мила, — серьёзно говорит он.

И ее собственная улыбка тут же исчезает.

— Что? — она переспрашивает хмуро, гулко сглатывает, не понимает, почему этого не должно повториться.

— Этого не должно повториться, — повторяет он и протягивает ей свою майку, которую она небрежно вчера кинула на пол. —Это было ошибкой, — он отворачивается, поднимает с пола свои трусы и натягивает их. — Если Саша узнает, он меня вначале кастрирует, а потом убьет, — он поднимается, хватает с тумбы пачку сигарет и закуривает прямо в комнате.

Мила молчит, надевает его футболку и выбирается из постели. Лежать уже не хочется. Хочется сбежать домой. Но если она сбежит, она просто знает, что он будет избегать её. Нужно придумать что-то быстро, и она, скрещивая руки на груди и гордо задрав подбородок, говорит:

— Если ты не хочешь, чтобы Саша об этом узнал, то ты должен сделать одну вещь.

— И какую же? — смотрит на неё с прищуром, выдыхая сигаретный дым в сторону от неё.

— Заниматься со мной сексом, когда я захочу, — твердо говорит она, смотря на него.

Совсем не ожидает, что он оскалится, подойдет к ней и прижмет к шкафу, едва ли не рыча:

— Мила. Не играй со мной. Это был один раз и всё. Мы больше не будем трахаться. Забудь об этом, — и лицо злое такое.

Если он пытается её запугать, то не получится. Она выдерживает его взгляд и заявляет:

— У меня как раз письмо Саше не дописано. Появились какие-то события, о которых мне срочно нужно ему рассказать, — и отходит от него.

Идет в Витину комнату за своей одеждой. На часах еще десять утра. Успеет еще помыться и приготовить что-нибудь маме на обед. Она скидывает майку на его диван, принимается одеваться, когда он заходит. Витя даже не отворачивается, наблюдает за тем, как она одевается. И говорит:

— Ты не расскажешь ему об этом, — когда она пытается протиснуться в дверь, ведь он стоит так, что загорождает весь проход.

— Только если ты согласишься на мои условия, — шипит она ему в лицо. — Потому что—

Он затыкает ей рот поцелуем.

В следующем письме, которое она отправляет Саше, нет ни слова о том, что между Витей и ей было.

========== Глава 3. 1989 ==========

1989 год

Вначале она даже не верит своим глазам. Думает, что это такое видение, что она перегрелась на солнце вчера. Но вот Саша расплывается в улыбке, и только тогда она отмирает и бежит ему навстречу с криком:

— Саша! Саша! — не видела его два года, скучала безумно.

— Милка! — он кричит в ответ и встречает её на полпути, сжимает в своих объятиях так крепко, что аж кости трещат. — Выросла то как! А какая красавица, — он не отпускает, продолжает обнимать, но Мила и не против совсем.

— И умница! Все пятерки! — хвастается она с гордостью, когда он выпускает ее из своих объятий. А потом хмурится и спрашивает: — Так, а что ты тут делаешь? Почему ты не дома! Почему не предупредил, что приедешь? Мы бы пирожки твои любимые напекли!

Он ведь даже и строчки в письмах последних не написал, что возвращается домой. Они его совсем не ждали. А так могли бы приготовить все его любимые блюда. Мама точно ему об этом уже сказала. Если он приехал сюда, значит точно был дома, и мама сказала, где её искать. Хотя она и не совсем понимает, зачем он приехал. Мог бы дождаться её дома.