Каждое лето после

Я теребила браслет на запястье, пока Сэм размышлял над этим. Когда я взглянула на него снизу вверх, он смотрел прямо на меня, сдвинув брови, как будто решал математическую задачу.

— Две девочки из моего класса были отстранены от занятий за издевательства в прошлом году, — наконец сказал он. — Они заставляли мальчиков приглашать эту девочку на свидания в качестве шутки, а потом дразнили её за то, что она в это поверила.

Как бы сильно она ни презирала меня, не думаю, что Делайла зашла бы так далеко. Я задалась вопросом, был ли Сэм частью розыгрыша, и, как будто он мог видеть, что у меня в голове, он сказал: — Они хотели, чтобы я участвовал в этом, но я бы не стал. Это казалось подлым и немного ненормальным.

— Это точно ненормально, — сказала я с облегчением.

Не сводя с меня своих голубых глаз, он сменил тему.

— Расскажи мне об этом браслете, с которым ты продолжаешь играть, — он указал на моё запястье.

— Это мой браслет дружбы!

До того, как я стала социальным изгоем, в школе я была известна двумя вещами: моей любовью к ужасам и браслетами дружбы. Я плела их в сложные узоры, но это было вторично по сравнению с выбором правильных цветов. Я тщательно подбирала каждую палитру, чтобы отразить индивидуальность владельца. У Делайлы были розовые и темно-красные тона — женственные и сильные. Мой собственный был модным сочетанием неоново-оранжевого, неоново-розового, персикового, белого и серого цветов. Делайла всегда была самой красивой, самой популярной девочкой в нашем классе, и хотя я нравилась другим ребятам, я знала, что мой статус был обусловлен моей близостью к ней. Когда я получила просьбы о браслетах от каждой девочки в нашем классе и даже от нескольких восьмиклассниц, я почувствовала, что у меня наконец-то появилось что-то свое, помимо того, что я забавная подружка Делайлы. Я чувствовала себя творческой, крутой и интересной. Но однажды я обнаружила в своем столе браслеты, которые сделала для трех своих лучших подруг, разрезанные на мелкие кусочки.

— Кто тебе его дал? — спросил Сэм.

— О… Ну, никто. Я сама его сделала.

— Узор действительно классный.

— Спасибо! — я оживилась. — Я тренировалась весь год! Мне показалось, что неон и персик будут смотреться как-то прикольно вместе.

— Определенно, — сказал он, наклоняясь ближе. — Не могла бы ты сделать мне такой же? — спросил он, снова глядя на меня.

Он не шутил. Я вскочила и выкопала набор мулине для плетения с моего стола. Я поставила маленькую деревянную коробочку с вырезанными сверху моими инициалами на пол между нами.

— У меня есть куча разных цветов, но не уверена, что у меня есть что-то, что тебе понравится, — сказала я, вытаскивая радужные петли из ниток. Я никогда раньше не делала ничего подобного для мальчика. — Но скажи мне, что тебе нравится, и если у меня этого нет, я могу попросить маму отвезти меня в город, чтобы посмотреть, сможем ли мы что-то найти. Обычно я узнаю людей немного лучше, прежде чем создавать их. Это может прозвучать глупо, но я стараюсь подбирать цвета в соответствии с их индивидуальностью.

— Это не звучит глупо, — сказал он. — Так что эти цвета говорят о тебе?

Он протянул руку и дернул за одну из ниточек, свисавших с моего запястья. Его руки были похожи на ноги, слишком большие для его тела. Они напоминали мне огромные лапы щенка немецкой овчарки.

— Ну… эти на самом деле ничего не значат, — пробормотала я, запинаясь. — Я просто подумала, что это изысканная палитра, — я вернулась к раскладыванию нитей для плетения, выстраивая их в аккуратный ряд от светлого к темному на деревянном полу между нами. — Может быть, я могла бы сделать его в голубом цвете, чтобы он подходил к твоим глазам? — сказала я, размышляя вслух. — У меня не так много синего, так что мне просто нужно взять ещё несколько оттенков.

Я взглянула на Сэма, чтобы узнать, что он думает, но он смотрел не на нитки; он смотрел прямо на меня.

— Ничего страшного, — сказал он. — Я хочу, чтобы он был таким же, как у тебя.

***

На следующее утро я проглотила свой завтрак, а затем помчалась к воде со своим снаряжением. Я села на причал, скрестив ноги, и прикрепила браслет к шортам булавкой, чтобы поработать над ним, пока буду ждать Сэма.

Когда его шаги протопали по соседнему причалу, мне показалось, что они были почти рядом со мной. На нём были те же темно-синие шорты, что и вчера; казалось, что они могут упасть с его узких бедер в любой момент. Я помахала ему, и он поднял руку, а затем нырнул с края причала и поплыл ко мне. Меньше чем через минуту он был в воде прямо передо мной.

— Ты быстрый, — сказала я, впечатленная. — Я брала уроки плавания, но я даже близко не дотягиваю до тебя.

Сэм одарил меня кривой усмешкой, затем вылез из воды и плюхнулся рядом со мной. Вода ручейками стекала с его волос по лицу и груди, которая была почти вогнутой по форме. Если бы он хоть немного стеснялся быть полуобнаженным рядом с девочкой, я бы об этом не узнала. Он потянул за нитки мулине, над которыми я работала.

— Это мой браслет? Выглядит великолепно.

— Я начала его прошлой ночью, — сказала я ему. — На самом деле их изготовление не занимает так много времени. Думаю, что закончу его для тебя завтра.

— Потрясающе, — он указал на плот. — Готова получить свой платеж?

Сэм согласился показать мне, как сделать сальто с плота, в обмен на браслет.

— Определенно, — сказала я, снимая свою шляпу от Jays и размазывая обильное количество SPF по всему лицу.

— А ты и правда серьёзно относишься к безопасности на солнце, да? — он поднял шляпу.

— Наверное. Ну, нет. Скорее, мне не нравятся веснушки, а от солнца у меня появляются веснушки. Они хорошо ложатся на мои руки и все такое, но я не хочу, чтобы они были у меня на лице.

Чего я хотела, так это кремового, безупречного цвета лица, как у Делайлы Мэйсон.

Сэм озадаченно покачал головой, затем его глаза загорелись.

— Знаешь ли ты, что веснушки вызваны избыточной выработкой меланина, которая стимулируется солнцем?

У меня отвисла челюсть.

— Что? — спросил он. — Это правда.

— Нет, я верю тебе, — медленно произнесла я. — Просто это очень рандомный факт, чтобы тебе знать о таком.

Он ухмыльнулся.

— Я собираюсь стать врачом. Я знаю много, — он сделал воздушные кавычки, — «случайных фактов», как ты их называешь.

— Ты уже знаешь, кем хочешь быть?

Я была потрясена. Я понятия не имела, чем хочу заниматься. Даже близко нет. Английский был моим лучшим предметом, и мне нравилось писать, но я никогда по-настоящему не думала о том, чтобы иметь взрослую работу.

— Я всегда хотел быть врачом, кардиологом, но моя школа — отстой. Я не хочу застрять здесь навсегда, поэтому я учусь всему сам. Моя мама заказывает мне подержанные учебники онлайн, — объяснил Сэм.

Я приняла это во внимание.

— Значит… ты умный, да?

— Наверное.

А потом он встал — кучка рук, ног и заострённых суставов — и поднял меня за руки. Он был на удивление силен для такой худосочной комплекции.

— И я потрясающий пловец. Давай, я покажу тебе, как делать это сальто.

Бесчисленные прыжки на живот, несколько погружений и одно полууспешное сальто спустя, мы с Сэмом лежали, вытянувшись на плоту, лицом к небу, и уже жаркое утреннее солнце сушило наши купальники.

— Ты всегда так делаешь, — сказал Сэм, глядя на меня.

— Что делаю?

— Прикасаешься к твоим волосам.

Я пожала плечами. Мне следовало послушаться маму, когда она сказала мне, что челка не подойдет к моему типу волос. Вместо этого, однажды весенним вечером, когда мои родители занимались документами, я взяла дело — и мамины хорошие швейные ножницы — в свои руки. За исключением того, что я не могла сделать так, чтобы челка лежала ровно, и каждый надрез только усугублял ситуацию. Менее чем за пять минут я полностью уничтожила свои волосы.

Я прокралась вниз по лестнице в гостиную, слезы текли по моему лицу. Услышав мое сопение, родители обернулись и увидели, что я стою с ножницами в руках.

— Персефона! Какого черта?

Моя мама ахнула и бросилась ко мне, проверяя мои запястья и руки на наличие признаков повреждений, прежде чем крепко обнять меня, в то время как папа сидел, разинув рот.

— Не волнуйся, дорогая. Мы это исправим, — сказала мама, отходя, чтобы записаться на прием в свой салон. — Если у тебя будет челка, она должна выглядеть намеренно.

Папа слабо улыбнулся мне.

— О чем ты думала, малышка?

Мои родители уже отправили заявку на покупку недвижимости на берегу озера в Баррис-Бей, но, вид меня, сжимающей эти ножницы, должно быть, подтолкнул их к действиям, потому что на следующий день папа позвонил риелтору и сказал ей, что они согласны принять предложение. Они хотели, чтобы я покинула город, как только закончится учебный год.

Но даже сегодня я думаю, что мои родители, вероятно, слишком остро среагировали. Диана и Артур Фрейзер, оба профессоры Университета Торонто, души не чаяли во мне, как это свойственно более взрослым родителям из верхнего среднего класса, имеющим всего одного ребенка. Моей маме, ученому-социологу, было под тридцать, когда у них родилась я; моему отцу, преподававшему греческую мифологию, было чуть за сорок. Каждая моя просьба о новой игрушке, походе в книжный магазин или товарах для нового хобби встречалась с энтузиазмом и кредитной карточкой. Будучи ребенком, который больше предпочитал зарабатывать золотые звёздочки, чем создавать проблемы, я не создавала ситуаций, требующих от них особой надобности в дисциплине. В свою очередь, они дали мне свободу.

Поэтому, когда три девушки, составлявшие мой самый близкий круг друзей, отвернулись от меня, я не была привыкшей справляться с какими-либо трудностями и понятия не имела, как реагировать, кроме как изо всех сил стараться вернуть их обратно.

Делайла была неоспоримым лидером нашей группы, и мы предоставили ей эту должность, потому что она обладала двумя наиболее важными требованиями для подросткового лидерства: исключительно красивым лицом и полным осознанием власти, которую это давало ей. Поскольку я разозлила Делайлу и мне её нужно было вернуть, мои попытки добиться повторного приема в группу были направлены на неё. Я думала, что стрижка моей челки, как у неё, продемонстрирует мою преданность. Вместо этого, когда она увидела меня в школе, она повысила голос до преувеличенного шепота и сказала: — Боже, неужели в наши дни у всех есть челки? Думаю, что пришло время отрастить свою.

Каждое утро я боялась школьного дня — сидеть в одиночестве на перемене, смотреть, как мои старые друзья смеются вместе, задаваясь вопросом, не надо мной ли они смеются. Лето вдали от всего, где я могла читать свои книги, не беспокоясь о том, что меня назовут фриком, и плавать, когда захочу, было похоже на рай.

Я посмотрела на Сэма.

— Где сегодня твой брат? — спросила я, думая о том, как они дурачились в воде накануне. Сэм перевернулся на живот и приподнялся на локтях.

— Почему ты хочешь узнать о моем брате? — спросил он, сдвинув брови.