Ирландский обет

— Ты не можешь так со мной разговаривать, — говорит она, плотно сжимая губы. — Ты никогда так со мной не разговариваешь.

— Если это то, что будет происходить, каждый раз, когда я уезжаю на неделю, возможно, мне следует это сделать. — Я засовываю руки в карманы брюк, пытаясь побороть быстро растущее разочарование. — Что, черт возьми, происходит? Ты никогда так себя не вела с тех пор, как я тебя знаю, и я знаю, что ты лжешь мне о назначенных встречах. У нас было соглашение, Ана… я буду обеспечивать тебя и дам тебе место для проживания столько, сколько тебе будет нужно, а ты будешь заботиться о себе, ходить на встречи, которые я назначил для тебя, за которые я плачу блядь, ради Бога. — Я провожу рукой по волосам, разочарованно вздыхая. — Я говорю как твой гребаный отец. Это не наши отношения, Ана, так какого черта…

— Может быть, мне больше не нужна твоя благотворительность. — Она сбрасывает одеяло, поворачиваясь так, что ее ноги свисают с кровати. Несмотря на то, что сейчас день, она все еще одета в пижамные штаны и майку, последняя из которых очень мало скрывает то, как ее соски прижимаются к тонкой ткани. После недели, проведенной вдали от нее, это трудно игнорировать. Но сейчас явно не время для этого.

— Моя… благотворительность? — Я моргаю, глядя на нее. — Это не благотворительность, ты же знаешь, Ана. Ты мне небезразлична, я люблю тебя, так какого черта тебе это взбрело в голову?

— Не что, — бормочет она, отказываясь смотреть на меня. — Кто.

Что-то пронзает меня при этом, щемящее чувство тревоги, которое предупреждает меня, что что бы ни произошло в мое отсутствие, что бы ни должно произойти сейчас, к добру это не приведет. Но ничего не остается, как продолжать двигаться вперед и выяснять.

— Что ты имеешь в виду… кто? — Ана, о чем ты говоришь? — Я делаю пару шагов вглубь комнаты. Она наконец поднимает на меня обвиняющий взгляд голубых глаз, блестящих от едва сдерживаемых слез.

— Заходила твоя невеста. Сирша О'Салливан.

Она выплевывает имя, и в тот момент, когда оно произносится, повисая в воздухе между нами, я чувствую, как мое сердце уходит в пятки.

Дерьмо. Блядь.

Я думал, что смогу справиться с ситуацией с Сиршей до того, как об этом узнает Ана. Я подумал, что, возможно, ей не нужно знать, или я расскажу ей после того, как все будет улажено, когда ей больше нечего будет бояться. Когда я буду уверен, что мы будем вместе, и это будет просто история для рассказа, это почти произошло, но я слишком сильно люблю ее, чтобы допустить это.

Очевидно, я просчитался.

— Ана…

— Просто скажи мне, правда ли это. — Ее голос дрожит, слезы начинают собираться на краях ее ресниц, угрожая упасть. У меня разрывается сердце, когда я вижу ее такой, и я мысленно ругаю себя за то, что всегда думал, что это был способ справиться с этим, за то, что не сказал ей и не поверил, что она справится, будет терпеливой, пока я буду искать выход из этой передряги, в которую сам себя втянул.

Мне кажется, что я продолжаю недооценивать на каждом шагу, как лучше всего с этим справиться.

— Она приходила сюда? — Эта мысль приводит меня в ярость, я никогда не приводил Сиршу в свой пентхаус, никогда не приглашал ее сюда. Мысль о том, что она ворвалась сама, вызывает у меня желание придушить ее, по крайней мере, в переносном смысле. На самом деле я бы никогда не причинил ей вреда. Но я хочу сказать ей, чтобы она больше никогда, черт возьми, не приходила в мою квартиру без приглашения, это точно.

— Да. — Ана тяжело сглатывает. — Она… я подумала, что это ты, что ты что-то забыл. Она вошла, и… она сказала…кольцо… — Ана начинает плакать, ее слова обрываются, когда она закрывает рот рукой, чтобы заглушить их, и все, чего я хочу, это подойти к ней, обнять ее и утешить. Но что-то подсказывает мне, что прямо сейчас это не приветствовалось бы. — Просто скажи мне, — шепчет Ана. — Она говорила правду? Вы с ней помолвлены?

Я выдыхаю, чувствуя, как из меня выходит весь воздух, а мои плечи опускаются.

— Да, — говорю я наконец, и боль, искажающая выражение лица Анны, заставляет меня пожелать, чтобы я мог вернуться и сделать все сначала, чтобы я мог сделать это совсем по-другому. — Это не то, что ты думаешь, — начинаю говорить я, и лицо Аны искажается, ее глаза сужаются.

— Это то, что все, блядь, говорят, — выплевывает она. — Ты же не собираешься использовать эту фразу против меня после всего этого? Это не то, что ты думаешь. Ты издеваешься надо мной?

— Это не так. — Я стискиваю зубы, провожу рукой по волосам и пытаюсь придумать, как все объяснить, пока она окончательно не сломалась. — Я не люблю Сиршу, Ана.

— Ну и что? Ты собираешься жениться на ней и заключить один из тех браков без любви с богатыми людьми, а меня оставить своей любовницей на стороне? Когда ты собирался рассказать мне об этой договоренности? Или я никогда не должна была узнать? Какое у тебя было бы оправдание тому, что ты перевез меня отсюда в мое собственное жилище, что ты не всегда смог бы видеть меня, переночевать у меня, что ты не…

— Ана! — Я вмешиваюсь, мое разочарование растет по мере того, как звучит ее голос, и яростно смотрю на нее. — Ана, ты можешь просто дать мне одну гребаную секунду, чтобы объяснить, девочка? Здесь есть объяснение, если ты его послушаешь.

— Я тебе не верю…

— Я не собираюсь жениться на ней! — Я почти выкрикиваю это, уставившись на нее и пытаясь обуздать свой темперамент. — Я, черт возьми, пытался выкрутиться с той самой минуты, как привез тебя сюда, но это деликатная ситуация…

— Она сказала, что ты был помолвлен до того, как пошел искать меня! Так кем же она была, резервной копией на случай, если ты не сможешь увести меня от Александра? Если бы я не ушла или ты не смог бы меня найти, у тебя была бы она в кармане, чтобы вернуться и жениться?

— Нет! Иисус, Мария и Иосиф, Ана, это совсем не то. Просто дай мне, блядь, объяснить…

— Александр звонил мне. — Ана вызывающе вздергивает подбородок, свирепо глядя на меня. — Он позвонил мне утром перед тем, как ты уехал в свою деловую поездку, если это действительно то, чем ты занимался. Или ты отправился на поиски другого дополнения, какой-нибудь другой девицы, попавшей в беду, которую нужно спасти…

— Я абсолютно нихуя не Александр. — Я замолкаю, осознав, что она сказала. Мое сердце замирает в груди при мысли о том, что он звонит ей, что она слышит его голос, о том, какие чувства это могло вызвать в ней. А вскоре после этого появилась Сирша…

— Он звонил мне. Он хотел, чтобы я сказала ему, где я, но я… я повесила трубку. — Ана смотрит на меня, и в ее глазах снова появляются слезы. — Я была так уверена, что хочу тебя. У меня были все эти чувства, я чувствовала себя такой растерянной, но я не могла представить, что оставлю тебя. Я думала, он сдастся, если я буду игнорировать его. А потом появилась Сирша, и я…

— Ты ему перезвонила? — Я смотрю на нее, снова чувствуя злость. — Ана, ты сказала мне, что пыталась забыть его, оставить это в прошлом…

— Он сказал, что я могу вернуться к нему, если захочу. Что он пришел за мной. — Ана вызывающе смотрит на меня, и я чувствую, как мой желудок сжимается от ярости и страха одновременно при мысли о том, что она сказала ему, где она. При мысли о том, что он заберет ее у меня.

Я должен был, блядь, убить его, когда у меня был шанс.

— Он хочет только меня. — Слезы снова текут по ее щекам. — Он клялся, снова и снова, что для него не существует другой женщины. Ты можешь сказать то же самое сейчас, честно? Или ты просто, блядь, врал мне все это время? Как ты мог спрашивать меня… — Ана замолкает, плача сильнее. — Ты говорил, что не позволишь мне сказать тебе, что я люблю тебя, не будешь спать со мной снова, пока не останешься только ты. Как ты смеешь, как, блядь, ты смеешь требовать этого, когда у тебя есть кто-то другой. Как это, блядь, справедливо, Лиам? Как ты мог…

— Я не люблю Сиршу! — Я почти кричу это, сжимая руки в кулаки и стискивая зубы, пытаясь придумать, как, черт возьми, заставить ее понять. — Я никогда не прикасался к ней, Ана. Я никогда даже не целовал ее, черт возьми, разве что у алтаря, во время помолвки, и то недолго. Я никогда не занимался с ней любовью. Я делал все, что мог, чтобы держать свои руки подальше от нее, потому что я хочу только тебя, Ана. Я не хочу никакой другой женщины, кроме тебя. Я клянусь в этом всем, чем ты хочешь, чтобы я поклялся. И это все, чего я хочу взамен… чтобы ты забыла Александра и хотела меня, и только меня, потому что именно так я к тебе отношусь. Это только ты, Ана, так было всегда. — Теперь я тяжело дышу, яростно смотрю на нее, пытаясь пробиться сквозь стены, которые, я знаю, она воздвигла. — Ты сказала ему, где ты?

— Нет, я… — Ана вытирает лицо, но это бесполезно, она все еще плачет. Новые слезы немедленно заменяют те, которые она вытерла. — Я бы не сказала ему, где я. Но это несправедливо, Лиам…

— Если ты, черт возьми, все еще так сильно его любишь, почему тебя волнует Сирша? — Я пристально смотрю на нее, изо всех сил стараясь держать себя в руках, мыслить и говорить рационально, но меня быстро одолевают собственные эмоции. — Я знаю, что должен был сказать тебе раньше, но я не планировал доводить это до конца…

— Почему ты спас меня? — Ана смотрит на меня со слезами на глазах. — Если у тебя была помолвка, другое обещание, почему ты проделал весь этот путь во Францию, чтобы найти меня…

— Потому что я, блядь, люблю тебя! — Мой голос повышается, и я запускаю обе руки в волосы, чувствуя, что вот-вот их выдерну. — Господи, Ана, как тебе это так трудно понять? Моя помолвка с Сиршей была временной, чтобы навести здесь порядок, пока я буду искать тебя, а когда вернусь…

— Ты любил меня? Ты даже не знал меня тогда. Ты все еще не знаешь меня, если думаешь…

Я разочарованно вздыхаю.

— Я хочу узнать тебя, Ана. Это все, чего я хочу. Я изо дня в день пытался заставить тебя впустить меня, но ты не можешь. Не до конца, потому что ты все еще цепляешься за него. Ты слишком…

— Сломана? — Она перебивает меня, ее голос внезапно становится резким, почти злобным в том, как она выплевывает это слово. — Это то, что ты собирался сказать? Ты тоже меня не впускал, Лиам, иначе рассказал бы мне, что происходит в твоей жизни. Ты бы рассказал мне о Сирше. Ты не думаешь, что это то, что мне, черт возьми, нужно было знать? — Она качает головой, из глаз текут слезы. — По крайней мере, Александр любил меня, потому что я была сломана…

— Он, черт возьми, не любил тебя! — Я смотрю на нее, чувствуя, что достучаться до нее прямо сейчас невозможно, не зная, что еще я могу сказать. — Он, блядь, коллекционировал тебя, Ана, как произведение искусства, или книгу первого издания, или что-то в этом роде. Ты не была для него личностью. Как ты и сказала, ты была его куклой. Игрушкой. Это не любовь…

— То, что сделал ты, тоже не любовь! Хранить от меня секрет о своей невесте, пока ты, предположительно, пытаешься придумать, как все разорвать, это не любовь! Лгать мне… это не любовь…

— Я не лгал тебе, Ана, ни разу. Никогда…

— Ложь по умолчанию все равно остается ложью.