Жалкая

40. НИКОЛАС

Я успел вовремя.

Честно говоря, я не был уверен, что успею. Я ещё не подал в отставку, желая держать глаза и уши открытыми, и, слава богу, я так и сделал, учитывая, что всего три часа назад я получил сообщение о том, что агент Баум выезжает на место.

Когда я услышал, наступил момент ясности, как будто я впервые в жизни посмотрел в кристально чистую воду. Не осталось никаких сомнений, всё, с чем я боролся, растворилось в воздухе, как будто этого и не было.

Всё, что я знал, это то, что я не могу позволить ей упасть. И, возможно, это делает меня глупым, возможно, это делает меня слабым. Может быть, она манипулировала мной, заставляя стать тем, кем я никогда не хотел быть. Как бы там ни было, мне всё равно. Потому что она изменила меня в корне. Безвозвратно. И пути назад нет.

Я люблю Эвелин не вопреки её недостаткам. Я люблю её за них.

Когда она исчезает в глубине коттеджа, меня охватывает облегчение, и я закрываю глаза, молясь впервые за много лет, чтобы она выбралась отсуда живой и невредимой. Затем я выхожу через парадную дверь и жду.

Шины хрустят по свежевыпавшему снегу, черные седаны пробираются сквозь деревья, готовые забрать девушку, которую я люблю, под стражу. Чтобы увезти её навсегда.

И проще говоря, я не могу с этим жить.

Дюжина агентов в костюмах выпрыгивают из своих машин, местная полиция окружает их в качестве подкрепления. Они приседают за открытыми дверями и направляют на меня свои пистолеты.

— Бросьте оружие!

Я поднимаю руки и ступаю на шаткое деревянное крыльцо, опуская пистолет на землю.

— Я агент Николас Вудсворт, — говорю я. — Я работаю над этим делом.

Мужчина с темными волосами и стальными глазами выходит из-за двери и идет вперед, не снимая прицела с моей груди.

— Где агент Баум?

— Мертв.

— А подозреваемая?

— Ушла, — моё сердце стучит в груди. — Я собираюсь залезть в карман и показать вам свой значок, хорошо?

Мужчина поднимает оружие выше.

— Держите руки так, чтобы я их видел.

— Хорошо, вы можете подойти проверить. Я пришел, чтобы предложить помощь, но я… — я качаю головой, хмурясь. — Я опоздал.

Я киваю в сторону кармана куртки, и он тянется туда, берет мой значок, открывает его и сканирует, прежде чем взглянуть на меня. Наконец, он опускает руку и предупреждает остальных сделать то же самое.

— Агент Вудсворт, извините за это, — он морщится. — Протокол.

Я улыбаюсь.

— Я понимаю.

Остаток ночи прошел как в тумане. Меня привели для дачи показаний, и я наблюдаю, как они грузят первого в моей жизни убитого мужчину на носилки, кладут его окровавленное тело в мешок и увозят.

Я не чувствую сожаления и не вопрошаюсь тем, как мне нужно было поступить. Я просто чувствую удовлетворение от осознания того, что уберег женщину, которую люблю.

На следующее утро я захожу в свой отдел, обхожу свой стол и иду прямо в кабинет Кэпа, кладу пистолет и значок на его стол.

Он поднимает бровь.

— Что это?

— Это я сдаю свой значок, — я пожимаю плечами. — Я закончил, Кэп.

Он глубоко дышит, проводя языком по зубам.

— Что, блять, значит ты «закончил»?

— Я имею в виду именно это. Я закончил. Я ухожу. Увольняюсь.

Каждый раз, когда я это говорю, груз сходит с моих плеч.

— Это серьёзное решение, — говорит он. — Ты уверен, что оно правильное?

Я думаю над этим вопросом минуту, а затем бросаю взгляд на бумагу на столешнице его стола — фотография Эвелин и слова В РОЗЫСКЕ, написанные жирными буквами.

Взяв себя в руки, я киваю.

— Эта жизнь — не моя мечта. Больше нет.

Он прищуривает глаза.

— Тебе нужно поговорить с кем-нибудь о том, что случилось с агентом Баумом? У нас есть ресурсы, ты же знаешь?

Я качаю головой.

— Я в порядке, но спасибо. Я ценю это.

— Хорошо, — он выдыхает, обходит свой стол, подходит ко мне и кладет руку мне на плечо. — Я, наверное, должен попытаться убедить тебя остаться.

Улыбаясь, я чувствую грусть в груди. В конце концов, быть агентом — это всё, что я когда-либо знал. Большую часть своей жизни я только об этом и мечтал. Но потом в моем сознании появляется лицо Эвелин, и нет ничего, чего бы я хотел больше, чем её.

— Не тратьте энергии на это, Кэп.

Он вскидывает брови.

— Я не гребаный капитан.

Я хихикаю, обнимая его. Он напрягается, похлопывает меня по спине и отталкивает.

— Ты всегда будешь капитаном моего сердца.

***

Первый месяц без неё был наполнен тревогой. Она была во всех новостях. Мозг, стоящий за Фарреллом Уэстерли. Она считается вооруженной и чрезвычайно опасной.

Агент Коди Баум был награжден медалью за заслуги посмертно, а мне трижды звонил Кэп, пытаясь вернуть меня в строй.

Оказалось, что в конце концов он не так уж сильно меня ненавидит.

Когда пошел второй месяц, и огласка начала ослабевать. Она уже была старой новостью, и им не везло в её поисках. Кроме того, Кантанелли предъявляли несколько разных обвинений, благодаря жучкам, которые мэр Норман надевал во время грязных сделок, а они всегда были более крупной рыбой в пруду.

К третьему месяцу мне стало неспокойно. Я занялся деревообработкой и обнаружил, что у меня неплохие способности к созданию мебели на заказ. Даже открыл небольшой бизнес, чтобы скоротать время, но ничто не останавливало боль в моей, взывающей к своей второй половине.

На четвертом месяце я думал позвонить Сету и узнать, сможет ли он разыскать её. Но я так и не позвонил. Я уже достаточно раз ставил его в ситуации, которые ставили под угрозу его карьеру. Может, я и эгоист, но с меня хватит быть эгоистичным другом. Поэтому я нанял частного детектива — такого, который обходит границы закона настолько, что я не буду беспокоиться о том, что он передаст собранную им информацию кому-то, кроме меня. И поначалу моя надежда возродилась.

Но месяцы тянулись.

И вот однажды, через двенадцать месяцев и семнадцать дней после того, как я убил агента Коди Баума и помог Эвелин сбежать, у меня зазвонил телефон.

Он нашел её в маленьком городке у побережья Ирландии. Именно там, где она всегда мечтала оказаться.

Прошло уже три дня с тех пор, как я узнал эту новость, а я до сих пор ни черта не сделал.

Роуз вздыхает и садится рядом со мной на диван в гостиной.

— Ты должен поехать к ней.

Сглотнув комок в горле, я качаю головой.

— Ей и без меня хорошо.

— Ну, ты мне уже надоел, — смеется она. — И хотя я ценю то, как ты заполняешь нашу квартиру красивой мебелью, если ты подаришь мне ещё один угловой столик, я устрою чертов пожар, чтобы освободить место.

— Я не хочу бросать тебя, малышка.

Она улыбается, подталкивая меня в плечо.

— Я всегда хотела побывать в Ирландии.

Это всё, что требуется. На следующее утро я лечу самолетом, с нацарапанным на клочке бумаги адресом и ничем, кроме нервов и надежды, не взрывающихся в моей груди. Полет занимает восемь часов, и все это время я нахожусь на краю своего кресла, гадая, что я скажу, когда увижу её, и захочет ли она вообще меня видеть.

Время движется медленнее, когда тебе не терпится начать новую жизнь, но в конце концов оно все же движется.

Я выхожу из такси и смотрю на маленькую гостиницу в деревне Дулин. Сам городок причудливый, разноцветные здания выстроились вдоль красивого пейзажа с холмами и сверкающим морем. Но я не смотрю на всё это. Не тогда, когда Эвелин прямо передо мной.

Она выходит из парадной двери и направляется по улице, в руке у неё блокнот, а черная юбка развевается вокруг коленей. Она выглядит так же, но совершенно по-другому. Ее черные волосы исчезли, естественные каштановые волны струятся до середины спины, а веснушки, разбросанные по её лицу, видны даже с того места, где я стою на другой стороне улицы.

Мое сердце замирает в груди, и моя рука поднимается, чтобы лечь на неё.

У меня перехватывает дыхание.

Я следую за ней.

Мы идем, кажется, несколько часов, но я не обращаю внимания на вид, впитывая то, как она просто существует. В конце концов, тропинка сужается, и вид меняется, переходя от холмистой земли к острым скалам, обрывающимся в море.

Волны разбиваются о скалы, и она останавливается в небольшом месте, где больше никого нет, смотрит на океан, ветер развевает её волосы в разные стороны.

Вдалеке раздается низкий и глубокий раскат грома, и я смотрю вдаль, замечая темно-серые облака, надвигающиеся на нас, стены дождя, видимые, когда они обрушиваются на землю.

Она садится, скрещивает ноги и открывает блокнот, а я стою в стороне и наблюдаю за ней, как настоящий отморозок. Она что-то пишет, потом царапает и подносит ручку к губам, наклонив голову в раздумье.

Наконец, я делаю свой ход.

— Ты слишком стараешься, — я делаю шаг ближе, мое сердце бьется в груди.

Её тело замирает, она поворачивается, её рот открывается, и она смотрит на меня.

— Простите? — говорит она. — Кто сказал, что я стараюсь?

Она встает, её взгляд свиреп, а губы опущены вниз, и на мгновение сердце замирает у меня в груди от мысли, что, возможно, она расстроена тем, что я здесь. Что, возможно, она не простила меня и, возможно, никогда не простит.

Но затем по её лицу расползается ухмылка. Настоящая, такая, которая показывает все зубы и заставляет её глаза морщиться в уголках.

Мое сердце скачет и замирает, а затем начинает биться в ровном ритме.

И с этой единственной улыбкой я понимаю, что добрался до дома.