Под кожей

Глава 49

Я вовремя прихожу на сеанс к доктору Янгу. Усаживаюсь в синее кресло, но вместо того, чтобы откинуться, наклоняюсь вперед, опираясь локтями на колени.

— Почему вы решили отправить меня и Арианну вместе на группу?

Он сгибает пальцы под подбородком.

— Просто интуиция. Я увидел что-то в ваших глазах, причем у вас обеих. Есть разные способы, которыми мы вредим себе, закрываемся от мира. Я чувствовал, что вы можете помочь друг другу, и мне казалось неправильным добавлять в группу других учеников. Только ты и Арианна или вообще никто. Кажется, это работает. Правда?

Не знаю, чего он ожидал, но док выглядит удивленным, когда я говорю «да».

— Очень хорошо. Надеюсь, я помог тебе в этом году. Я надеюсь, что в твоей жизни начало зарождаться что-то хорошее.

— Док, это довольно поэтичная фраза. Вы подрабатываете поэтом?

— Сейчас нет, нет. Думаю, благодаря здешним ученикам я достаточно занят. У тебя есть планы на выходные? Может быть, заполнение заявлений в колледж? В некоторых из них еще открыт набор.

— Нет. Но не по той причине, о которой вы подумали. — Я рассказываю ему о нашей новой жизни с тетей Элли, о поисках дома, о нашем визите к Зои Роуз, у которой все хорошо. Микаэла Дэвис сказала нам, что семья из Найлса заинтересована в ее удочерении. Они уже работали с детьми с синдромом ФАС. И знают, как ей помочь. Кроме того, они хотят, чтобы Зои росла, зная нас, ее братьев и сестру. Эта мысль похожа на мыльный пузырь, который я держу в руках, но он еще такой хрупкий, что боюсь выпустить его на свет.

Тетя Элли записала мальчиков к психологу. Я надеюсь, что разговор с кем-то, кто разбирается в чувствах, поможет Фрэнки справиться со своими. Я тоже хожу к новому консультанту. Мой первый прием на следующей неделе, но это не значит, что я перестану посещать доктора Янга. Я испытываю непонятную привязанность к этому креслу.

Он снимает очки и протирает глаза рукавом рубашки.

— Подождите, док, вы плачете?

— Просто аллергия. — Он улыбается мне слезящимися глазами.

— В феврале? Да ладно.

— Сидни, я не могу передать, как сильно горжусь тобой последние несколько месяцев. Ты невероятно сильная.

— Или глупая.

Он качает головой.

— Уж точно не глупая. Пожалуйста, скажи мне, что ты планируешь поступать в колледж.

— Да, сэр.

Доктор Янг хватается за грудь и издевательски падает, как будто у него сердечный приступ.

— «Сэр»? Правда? Я не думал, что ты вообще знаешь это слово.

Я пожимаю плечами.

— Я пробую.

— Неплохо получается. Ты думала о возможной специализации?

— Да. Интерпретивный танец. Как думаете у меня получится?

— Сомневаюсь. Но давай серьезно?

— Хорошо, серьезно. Может быть, художественное образование. Было бы весело учить маленьких детей рисовать, писать и все такое.

— Звучит отлично. Если только ты воздержишься от ударов по лицу.

— Ну да. Пытаетесь скрасить терапию небольшой комедийной сценкой, док?

Он улыбается.

— Мы все способны измениться, Сидни. В любом возрасте и независимо от того, с чем мы сталкиваемся.

Я кручу свои кольца. Снимаю синее сапфировое, подаренное тетей Элли, и зажимаю его между пальцами. Формирую слова во рту языком, разглаживая их как камни.

— Вы на самом деле имели в виду то, что сказали, о желании помочь мне?

— Ты шутишь?

Интересно, как все изменилось бы, если бы я проявила смелость раньше, если бы смогла открыть рот и выпустить те уродливые, тайные слова в эту комнату. Если бы я позволила себе довериться ему. Ма бы все равно отбывала свой срок в тюрьме? Существовали ли другие способы помочь ей, спасти всех нас, если бы я не оказалась такой трусихой? Если бы я тогда знала, как люди могут удивить, если ты найдешь правильных, поломанных, но сильных. Тех, чьи сломанные части подходят к тебе, как кусочки пазла. Но нужно продолжать искать их, нужно продолжать рисковать частью себя, чтобы найти, чтобы помочь им найти тебя. Приходится продолжать рисковать. Каждый день.

Думаю, доктор Янг — один из них, один из тех, кто открывает пространство для других людей, кто помогает им увидеть, как впустить свет.

Слова застревают у меня в горле, но я знаю, что должна их произнести.

— Мой отец был плохим парнем. Он делал очень плохие вещи. Иногда он бил меня. Он делал вещи и похуже. Я пыталась защитить своих братьев. Мне приходилось заботиться о них, потому что моя мама постоянно напивалась и была не в себе. Но она не всегда была такой, поэтому я ненавижу ее и люблю одновременно.

— Спасибо, что рассказала мне. — Теперь доктор Янг действительно выглядит так, будто может заплакать. Я продолжаю говорить. Он продолжает слушать. Это трудно, и мне все время страшно, но он не сводит с меня глаз. Он не кажется скучающим, злым или осуждающим. К тому времени, как звенит звонок, у нас обоих глаза мокрые от обилия слез.

— Ты должна продолжать делать это, продолжать говорить, — советует он. — Каждый раз. Не только сейчас.

Я качаю головой. Мне грустно, неуютно и я чувствую себя опустошенной. Но в то же время на душе становится легче и как-то чище, как после тяжелой пробежки.

— Не думаю, что я достаточно храбрая.

— Когда находишься у подножия горы, страшно просто смотреть вверх, — замечает доктор Янг. — Она такая высокая, нависающая, и кажется, что это невозможно. Чувствуешь ужас, а не храбрость, но все равно решаешь подняться, потому что оно того стоит. Поэтому поступаешь смело, хотя и не чувствуешь этого, и делаешь шаг. И делаешь его снова, снова и снова. Очень скоро выясняется, что ты уже не просто действуешь. Ты и правда смелая. Просто нужно продолжать идти, день за днем, пока не остановишься, не оглянешься назад и не обнаружишь, что прошла дальше и выше, чем когда-либо думала. И вид сверху, он просто захватывает дух.

— Док, вы опять за своё, говорите как поэт. — Но его слова проникают в меня. — Это тяжело. Все, о чем вы говорите.

Он улыбается, и больше не выглядит усталым.

— Если ты что-нибудь запомнишь из этих занятий, Сидни, надеюсь, именно это. Любая стоящая вещь трудна как ад. Иногда самые трудные вещи — самые важные и самые полезные.

Когда звенит звонок, я хватаю свой рюкзак и направляюсь к двери.

— Доктор Янг, — говорю я, останавливаясь в дверях. — Это вы. Вы меняете меня к лучшему, я имею в виду.

Потом я ухожу, попадаю в толчею и давку учеников, нетерпеливо спешащих на следующий урок, на следующее занятие, на следующий момент, дальше, дальше, дальше, дальше.