Кровь моего монстра

— Нет.

— Совершенно верно, нет. Так что откажись от привычки быть назойливой и решать проблемы, когда я не прошу тебя действовать.

— Что ж, мне жаль, что я пыталась помочь.

— Извинения отклонены.

— Тогда я беру свои слова обратно. Во-первых, это было неискренне с самого начала.

Я прищуриваюсь, глядя на ее непослушные глаза. Если бы это был кто-то другой, я бы уволил, либо застрелил его за наглость.

Но что-то в неповиновении Саши пробудило во мне уродливого зверя.

Я не хочу, чтобы она теряла его из виду. Напротив, я хочу, чтобы она была так близко, чтобы я мог обладать ею. Что ее существо сольется с моим.

Мои глаза встречаются с ее вызывающими.

— Ты настаиваешь на этом.

— Я просто не понимаю, почему я не могу помочь. Ты делал это для меня бесчисленное количество раз. Почему я не могу сделать то же самое?

Все то, что я сделал, она считает одолжением, и все это время она платила мне тем же.

Интересно.

— Карина вышла из этой игры. Если бы я хотел вовлечь ее в это дело, я бы это сделал, но я этого не сделал, потому что ее состояние не позволяет ей испытывать сильный стресс или давление.

— Я не давила на нее.

— Ты хочешь, чтобы я предположил, что ты вежливо попросила?

— Ну... почти. Но я ей не угрожала. На самом деле, это она угрожает мне телесными повреждениями каждый раз, когда видит меня.

— В следующий раз не вмешивайся или, по крайней мере, сообщи мне, когда это сделаешь.

— Я могу согласиться на второе, но я не могу гарантировать первое ... сэр.

Я не упускаю из виду, как она добавила последнее слово, подумав. У меня наверняка будет полно дел с этим делом.

— С сегодняшнего вечера и впредь ты будешь моим ночным охранником.

Она моргает, вероятно, из-за резкой смены темы.

Я собирался принять это решение с тех пор, как мы приехали в Нью-Йорк. Мысль о том, что она спит, зажатая между Максимом и Юрием, оставила у меня странный привкус во рту.

Вначале я подумывал о том, чтобы предоставить ей отдельную комнату, но это выглядело бы подозрительно. Не говоря уже о том, что у маленького засранца Максима нет никакого чувства личного пространства.

Так что лучший способ удержать ее от того, чтобы она делила постель с моими людьми, это назначить ее моим ночным охранником.

— Хорошо. Что мне делать? — спрашивает она.

— Оставайся у моей кровати, пока я сплю.

— О... эм, ты уверен, что не предпочитаешь кого-то другого... вроде Виктора?

Она снова бежит. Я вижу это по ее неуклюжему языку тела и сбивчивой речи.

— Это не просьба. Это приказ.

Она собирается сказать что-то еще, но останавливается, когда я указываю на свое творение.

— Ты знаешь, почему у карточного домика плохая репутация?

— Мы действительно говорим о карточном домике, когда твоей матери нужна помощь?

— Отвечай на вопрос, Саша. Ты знаешь почему?

Она вскидывает руки в воздух с таким напором, что у меня возникает искушение прижать ее к стене и отказаться от всех планов, которые у меня были на сегодня.

— Ну, на это требуется много усилий и концентрации, чтобы построить, но это может быть уничтожено в кратчайшие сроки.

— И да, и нет. Смотри — моя рука зависает над верхней картой. — Они сделаны из бумаги, хотя бумагу можно формировать, она все равно хрупкая.

Щелчком пальца я переворачиваю творение, на сборку которого потратил целый час.

— Слушай внимательно, Саша. Это место - карточный домик, и мне в нем не место. Я всегда буду тем, кто соберет это воедино или разрушит.

Она хмурит брови, кажется, не понимая смысла, но это нормально. Она поймёт это со временем.

Я обхожу стол, и она слегка отодвигается, сохраняя между нами безопасную дистанцию. Я поправляю очки большим и указательным пальцами, чтобы удержаться от того, чтобы не придушить ее к чертовой матери.

— Константин слышал о похищении моей матери?

— Я так думаю. Он только что говорил о неподходящем времени и тому подобном по дороге к своей машине.

— Хорошо.

— Как это хорошо?

Она идет в ногу со мной, когда я выхожу из офиса.

— Ты собираешься попросить его о помощи, чтобы спасти ее?

— Конечно, нет — я ухмыляюсь. — Герой не делится своим плащом, не так ли?

— Ты наверняка потеряешь время из-за этого. Ничего, если ты опоздаешь на собрание Братвы, которое проводится специально для тебя?

— Нет. Но все образуется.

Все, включая Сашу, пойдет по плану.

19

САША

Кирилл спрашивает меня, хочу ли я присутствовать при... операции по спасению его матери.

Он говорит об этом так спокойно, что я не могу не ужаснуться.

Моя реакция на его действия больше характеризует меня, чем его. Я это знаю. Я действительно, действительно хочу.

На самом деле, он был непримирим к самому себе в очень прямой манере. В армии он был строгим и неприступным, вероятно, из-за военного положения, но теперь он сбросил свою внешнюю оболочку и высвободил свое внутреннее «я».

Не то чтобы я ожидала, что он изменится, но я действительно думала, что, возможно, общение с членами его семьи заставит его вести себя по-другому.

Я и не подозревала, что они выявят его апатичную сторону.

Я сажусь на пассажирское сиденье, пока Юрий везет нас туда, где, по словам Кирилла, находится его мать. Я спросила Юрия, не приставил ли босс к ней маячок, но он только пожал плечами.

Ему не нужно было объяснять это по буквам.

В этой семье возможно все.

Я смотрю на Кирилла в зеркало заднего вида. Он сидит с непринужденной харизмой, как король. Это пугает, насколько естественно он выглядит спокойным и авторитетным, даже когда выполняет рутинную задачу, такую как листание страниц планшета.

Его длинные жилистые пальцы легко ложатся на устройство. Я не могу перестать смотреть на его руки. Тот факт, что они также могут быть использованы для разрушения, не уменьшает странного эффекта, который они оказывают на меня.

— Быстрее, Юрий — говорит он, не поднимая головы, и легкая ухмылка кривит его губы. — Мы не хотим опоздать на спасение моей дорогой мамы.

Этот человек — психопат.

Меня до сих пор трясет от сцены, свидетелем которой я стала возле шоссе. Это выглядело как что-то прямо из фильма, но в то же время настолько реалистично, что повергло меня во временное состояние шока.

Мало того, что микроавтобус открыл заднюю дверь ее машины, но потом, внезапно, они столкнули ее с дороги.

Я была уверена, что Юлия погибла в аварии, но вскоре после этого ее телохранители вытолкнули ее из машины, а люди в черных лыжных масках вырубили и отбросили на обочину дороги.

Все произошло с молниеносной скоростью и закончилось прежде, чем я успела придумать решение. Я подумывала последовать за ними, но знала, что если сделаю это, то буду все равно что мертва. Поэтому я позвонила Виктору, который сказал:

— Я позабочусь об этом, — а затем повесил трубку.

Максим был недоступен, и когда я вернулась в дом, Кирилл развалился, как скучающий король на своем троне. Он также вел себя так, как будто известие о похищении его матери не имеет никакого значения.

Мы прибываем на склад, который находится далеко от города. В поле зрения есть только несколько заброшенных промышленных зданий, их старые желто-серые цвета контрастируют с послеполуденным небом в прекрасном ужасном образе.

Я выхожу из машины, но Кирилл не двигается с места, по-видимому, поглощенный каким-то делом, которым он занимался на планшете.

Я стучу в окно, а он смотрит на меня так, словно я досадная помеха. Я мельком замечаю, что он смотрит, и мое лицо заливается краской.

Это... порно.

Срань господня.

Это то, на что он нацеливался в течение всей поездки?

Он не ведет себя взволнованно или ненормально, когда выключает iPad, бросает его на сиденье и не спеша выходит из машины.

С той же беззаботной энергией он идет к двери склада. Я догоняю его и выпаливаю:

— Разве у нас не должно быть сначала какого-то плана? У них, наверное, где-то есть снайпер. Нам действительно следовало взять с собой побольше людей. И Юрий действительно должен оставаться в машине...

Мои слова замолкают, когда он делает что-то, что заставляет меня замолчать.

Кирилл наклоняется и кусает меня за ухо. Это не лизание и не покусывание. Это прямой укус, от которого у меня по спине пробегают мурашки боли. Затем, просто так, он отстраняется.

Я чувствую, как жар приливает к моим щекам, когда хватаюсь за пострадавшее ухо.

— Что…для чего это было нужно?

— Твое молчание. — он говорит небрежно, но в его словах есть необычная резкость.

Факт остается фактом: то, что он сделал, возымело желаемый эффект, и я замолкаю. Тем не менее, я хватаю свой пистолет и осматриваю наше окружение. Мои чувства находятся в состоянии повышенной готовности, как будто мы вернулись к той миссии, которая положила конец всему этому.

Я также не могу не задумываться о повороте событий в нынешней ситуации. Они звонили ему, требуя выкупа? Так вот почему он такой спокойный?

Кирилл небрежно толкает дверь склада, даже не вытаскивая пистолет.

Я замираю у входа, когда замечаю Юлю, привязанную к стулу. Ее рот заклеен клейкой лентой. Ее обычно элегантные волосы выглядят растрепанными, а на виске виднеется засохшая кровь.

Но не она заставляет меня останавливаться и пялиться. Это мужчины рядом с ней. Виктор, Максим и еще несколько моих коллег.

Что они здесь делают?

Отправил ли их Кирилл до нашего приезда?

Нет.

Я осматриваю свое окружение, и что-то здесь определенно кажется неправильным.

Нет ни тел, ни следов борьбы, и уж точно никаких следов миссии «спасти Юлию».

Пока я стою там, ошеломленная, и медленно, но верно прокручиваю в голове то, что произошло, Кирилл подходит к своей матери.

Она дергает плечом назад в безнадежной попытке освободиться от пут.

Спина Кирилла почти полностью скрывает ее, и мне приходится сделать шаг в сторону, чтобы лучше разглядеть выражение ее лица.

— Ты через многое прошла, мама. — он говорит с пугающим нейтралитетом. — Ты даже получила травму из-за этого. Я аплодирую этой самоотверженности.

Приглушенные фразы вылетают из ее заклеенного скотчем рта, и Кирилл кивает, как будто понимает каждое слово.

— Ты поприветствовала меня с величайшей любовью, поэтому я должен выполнить свой сыновний долг и вернуть этот жест — он медленно снимает клейкую ленту, как будто намеренно желая, чтобы она чувствовала каждую секунду дискомфорта. — Чего нельзя сказать о твоем дорогом Константине. Он знал о твоем похищении и все равно пошел в дом пахана. Некоторые даже сказали бы, что твоему любимому сыну наплевать на твою жизнь или возможность твоей смерти.

— Ты грязный кусок дерьма! Я скажу Сергею, что ты все это спланировал. Если ты думаешь, что, делая это со мной, ты чего-нибудь добьешься...

Кирилл снова заклеивает ей рот клейкой лентой, убивая все слова, которые она хотела произнести.