Тех, кого он забирает

* * *

Был уже почти полдень 25 декабря, а Джоэл Лир все еще не встал с постели. Его жена Грета бодрствовала рядом с ним — он понял это по ее дыханию, — но он не стал переворачиваться, чтобы потрепать ее по щеке и поздравить с Рождеством. Он не сказал ей ни слова и даже не посмотрел в ее сторону, когда сбрасывал с себя одеяло и спускал ноги на пол. Ему было всего сорок два, но он двигался с болезненной медлительностью человека страдающего от артрита, когда натягивал халат, обувался в тапочки и спускался по лестнице.

Не было елки, увешанной разноцветными огнями. На очаге не висели чулки, из стереосистемы не звучали веселые песни, а в духовке не пеклось имбирное печенье. Не в этом доме. На кухне он открыл и закрыл ящик, потом шкаф, не найдя ничего интересного. Раньше у них была традиция в рождественское утро есть штоллен, намазанный маслом, и пить кофе, приправленный ромом, но у него совсем не было аппетита.

Собака скулила из своей конуры отделенной от дома заградительной решеткой. Это была желтоватая длинношерстная такса по имени Дейзи. Они купили ее у заводчика шесть месяцев назад. Она должна была сделать их счастливыми, и в какой-то степени сделала это. Но сегодня счастье было невозможно.

Он отщелкнул решетку, и Дейзи веляя хвостом бросилась к хозяину. Он наклонился и протянул ей пальцы, а она лизала ему руки и, пыхтя от удовольствия, вскарабкивалась по его ногам.

— Извини, что так поздно, — сказал он, и она наклонила голову, пристально изучая хозяина. — Ты, наверное, хочешь выйти на улицу?

При этих словах... "на улицу"... она рывком пришла в движение, зашаркала своими короткими лапками по полу, щелкая когтями по твердому деревянному паркету. У входной двери она издала громкий лай и закружилась в ожидании хозяина.

Он надел шляпу и накинул пальто, но при этом остался в тапочках. Он не собирался сходить с крыльца. Его встретил порыв холодного воздуха. Изо рта повалил пар, и он прищурился от яркого, слепящего дневного света.

Дейзи подбежала к ступенькам крыльца и остановилась, глядя на снег. За прошедшую ночь выпало около пяти дюймов, и еще больше должно было выпасть сегодня. На Рождество всегда выпадал снег — здесь, в Миннесоте, это было практически правилом. Никто не работал лопатой, не скреб и не посыпал дорожки солью. Снегоуборщик еще даже не проснулся. Мир был окутан белой пеленой, и он был один. Или ему так казалось.

— Гуляй, — сказал он, указывая в сторону двора, — Гуляй!

Дейзи нерешительно двинулась вперед, проверяя лапой снег и оглядываясь на него.

— Иди! Иди на горшок! — Он старался придать своему голосу энтузиазма, но чувствовал себя актером, который произносит свои реплики. — Хорошая девочка!Собака медленно спустилась по ступенькам и двинулась через двор. Ее ноги исчезли. Снег прилип к ее шерсти, образовав белую юбку. Она присела на корточки, чтобы облегчиться.

На горизонте скопилось несколько облаков, но в остальном небо было бледно-голубым. Облака были четко вычерчены по нему, как скрежет коньков по замерзшему пруду. Небо завораживало. Именно туда он и смотрел, когда Дейзи неожиданно начала громко лаять.

Он уже не мог ее видеть — она мчалась в обход дома, — но мог следить за снежной траншеей, которую она оставила за собой. Он позвал ее:

— Дейзи! Дейзи, прекрати! Дейзи, иди сюда!

Он пробовал хлопать и свистеть. Но она не шла.

Он подумал, не вернуться ли в дом за сапогами, но что-то в ее лае побудило его идти вперед прямо сейчас. Первые несколько шагов были бодрящим холодом. Затем в лодыжках появилась противная боль, почти горячая. Он поскользнулся и чуть не упал на повороте, где двор слегка круто обрывался, и там он нашел Дейзи.

Ее длинное тело было жестким, а уши и хвост — приплюснутыми. В ее лае слышался металлический оттенок, и ему казалось, что в ушах точат ножи. Рядом с домом лежала куча снега, возможно, надутая ветром или упавшая с крыши. Это и было причиной пристального внимания Дейзи. Может, опоссум зарылся в него? Он все время повторял: "Стой! Стой, Дейзи!", но она даже не взглянула на него.

Он дернул ее за ошейник, но даже тогда она пыталась продолжать лаять, задыхаясь и хрипя от напряжения. Теперь он понял, что ее беспокоит. С этого ракурса курган напоминал растворяющееся яйцо, внутри которого лежало тело. Тело ребенка. Свернутое калачиком. В одних местах припорошенное снегом, в других — полностью погребенное.

Джоэл уже не замечал, как слякоть впитывается в его тапочки. Он опустился на колени и смахнул снег с лица ребенка, обнажив посиневшую от холода кожу и ресницы, покрытые инеем. Мальчик.

Это не мог быть он. Не может быть. Но Джоэл все равно произнес его имя:

— Айзек?

Глаза мальчика распахнулись.

* * *

Последний раз они виделись с ним в канун Рождества, год назад. Айзек переоделся во фланелевую пижаму, и они втроем читали "Ночь перед Рождеством". У камина разложили печенье и молоко, и Айзек спросил, можно ли ему съесть одно.

— Конечно.

Тарелка была уставлена канапешками, сахарными розочками, глазированным печеньем и финиками. Он выбрал канапе, и золотистые хлопья рассыпались по его подбородку, когда он с хрустом вгрызся в них.

— Он ведь не рассердится, правда?

— Я уверена, что сегодня он получит много печенья.

— Я не хочу его злить. Я не хочу попасть в список непослушных.

Айзек доел бутербродик и печенье, сделал глоток молока и провел рукавом по губам, чтобы очистить их.

Пора чистить зубы и ложиться спать!

Айзек спросил, можно ли ему остаться еще на минуту. Еще одну. И они согласились.

Он опустился на колени перед елкой, чтобы переложить некоторые из завернутых и перевязанных лентой пакетов и удивленно уставиться на украшения. Разноцветные огоньки отражались в его глазах.

Минута превратилась в пять, а затем в десять. Джоэл хотел бы, чтобы они оставались там еще тысячу раз.

— Все готовы? — сказал он и протянул руку.

Айзек не взял ее. Вместо этого он повернул голову к очагу. Он был холодным, темным и засыпанным пеплом.

— Не зажигай огонь, — сказал он. — Если ты разожжешь огонь, он не сможет прийти. Хорошо, папа?

— Хорошо, конечно.

— Он открыт?

— Что открыто?

— То, что вы открываете? Клапан внутри камина? Чтобы убедиться, что дым выходит наружу? Если дым может выйти, он может войти.

— Дымоход? Давай проверим.

Джоэл встал на колени у камина, открыл стеклянные дверцы и откинул занавески из цепного полотна. Он повернул шею.

— Хорошо, что ты спросил. Надо все проверить!

— Можно я сделаю это? — Айзек схватился за металлический прут и со скрипом потянул его вперед и назад. Холодный сквозняк подул вниз и издал звук, похожий на шепот.

Айзек отступил от камина с испуганным выражением.

— Все в порядке, приятель?

— Да, — сказал мальчик, но, прежде чем спуститься по лестнице, оглянулся на очаг. — Просто там было темнее и холоднее, чем я себе представлял.

Они с Гретой уложили Айзека в кровать, поцеловали в лоб и прошептали:

— Мечтай о сахарных сливах и феях, а утром мы тебя увидим.

Но утром его уже не было, простыни были откинуты, а вмятина от его головы все еще хранилась на подушке.

Они звали его, заглядывая в шкафы и под кровати. Они заглядывали на чердак. Заглядывали в подвал. Они выходили на улицу, гуляли по двору, где выпал свежий снег, на котором не было следов. Они вернулись в дом, и снова, и снова обыскали его, выкрикивая его имя до тех пор, пока у них не пересохло горло. Все окна и двери были заперты, в этом они были уверены. Единственным входом в дом был камин. Когда Джоэл почувствовал, что от него веет прохладой — шепотом, как от пустоты, — он с лязгом закрыл дымоход.

* * *

С тех пор Джоэл не разжигал огонь. До сегодняшнего дня.

В гостиной, на диване, Грета прижала мальчика к себе и подоткнула ему одеяло.

— Он... он такой холодный, — сказала она. — Поторопись.

— Я тороплюсь, — сказал Джоэл. Корзина для дров стояла в гараже. Он принес охапку поленьев и хворост в дом. В кухонном ящике он нашел спички и вытащил из мусорного ведра вчерашнюю газету. Он скрутил спортивные страницы в пять морщинистых свечных фитилей. Он чиркнул спичкой, и газета вспыхнула. Он подбросил к ней палочки, а затем и расщепленную древесину лиственных пород. Вскоре комната наполнилась пляшущим светом и треском полений.

Джоэл присоединился к Грете. Он прикоснулся к ней, но не к мальчику. Ее щеки были мокрыми от слез.

— Это он, — сказала она. — Это наш маленький мальчик. Он вернулся к нам.

Джоэл хотел — отчаянно хотел — верить. Он был почти у цели. Он жестко улыбнулся ей и не стал упоминать о глазах мальчика. У Айзека они были зелеными. А у мальчика, смотревшего на них, глаза излучали странный голубой свет ледников.

Его волосы были не столько сбриты, сколько срезаны. Грубая работа парикмахера, работающего ножницами или ножом.

Они размышляли, стоит ли везти его в больницу или вызвать полицию. Но они только что нашли его, и было неправильно отпускать его так быстро. Он существовал до тех пор, пока находился в их руках. А полиция была не слишком любезна: их неоднократно допрашивали, натравливая друг на друга. "Когда пропадает ребенок, обычно виноват кто-то из членов семьи", — говорили они.

Огонь взревел, когда давление изменилось, и ветер потянул за верхушку дымохода. Оранжевый свет костра привнес в комнату черные тени. Цвет постепенно возвращался к коже мальчика. Одеяло и диванные подушки промокли насквозь. На полу образовалась капающая лужа.

Через час он все еще не разговаривал, но поднялся сам, когда Джоэл принес ему кружку горячего какао.

— Я даже положил в него зефир, как ты любишь.

Мальчик взял кружку двумя руками и пил маленькими громкими глотками

Когда с него сняли одеяло, пришлось признать его одежду. На нем было нечто похожее на кожаный комбинезон с лямками. Она была грубо сшита, похоже, пожелтевшими грубыми нитками. Серая пестрота напомнила Джоэлу шкуру тюленя. От него исходил резкий маслянистый запах. Руки и плечи были обнажены, а бледная кожа спины покрыта пурпурными шрамами и красными струпьями, как будто его били плетью. Одна из ран сочилась кровью.

Грета потянулась к коробке с салфетками, стоявшей на тумбочке. Она промокнула ваткой кровь.

— Что... что с тобой случилось? — спросила она. Да, она имела в виду порез, но речь шла и о чем-то гораздо большем. Что с ним сделали? Где он был? Как он попал обратно домой?

Мальчик указал вверх.

— На крыше? — Джоэл сказал, а Грета уточнила, — Ты был на крыше?

— Ты упал?

— Что ты имеешь в виду, Айзек? На что ты указываешь?

Мальчик поднял руку еще выше, как бы давая понять, что он пришел откуда-то еще более высокого уровня, чем они могли себе представить. Он издал какой-то звук. Возможно, это было хныканье, а возможно, и слово:

— Сани.

Джоэл услышал позади себя низкое рычание. Он забыл о Дейзи. Собака выглядывала из-за угла, показывая зубы.

* * *

Зимой в Миннесоте дни белые, а ночи голубые. Джоэл потерял счет времени. С заходом солнца на окрестности опустился мрак.

Он подошел к окну. Тучи снова сгущались. Упало несколько хлопьев снега. Его жена включила лампу, и вдруг все три их отражения повисли на стекле, прозрачные, как призраки.