Из тьмы да во мрак

5. Охота

По заснеженному лесу бредёт человек. Медленно, сгорбившись, опираясь на длинную палку, как на посох. На первый взгляд кажется, что он заблудился, замёрз, устал. Вот-вот нога провалится в припорошённую снегом яму, он вскрикнет, упадёт, выронив свою палку и выставив руки вперёд. И больше не поднимется. Так и останется здесь, пока не найдут его лесные хищники, а то и твари похуже.

Но если приглядеться внимательнее, то версия о потерявшем дорогу рассыпается, как пшено из разорванного мешка. Человек одет весьма тепло и практично. Меховые штаны, куртка с кучей дополнительных ремешков и утяжек, тёплая шапка и широкий шарф, скрывающий добрую половину лица. И не простая палка в руках, уж слишком гладкая и ровная, не остатки коры на ней, а выпуклая вязь. Такую он не выкинет, даже если покатится с обрыва в ледяную реку. Но не посохом единым сможет защититься. В чехле за спиной — средних размеров арбалет, да и в рюкзаке наверняка найдётся что-то интересное. И смертельное.

Человек ищет. След, по которому он идёт, уже присыпан выпавшим вчера снегом, но всё ещё читается. Изрядно помогают обломанные ветки кустов, свежие признаки переправы через реку, чёткие места остановок. Цель беспечна. Давно не нарывалась на охотника, расслабилась, наследила. Это след совсем другого рода, но охотник знает, что ищет, а главное — умеет.

Человек немного сдвигает шарф, шумно втягивает ноздрями воздух. Вероятно, даже улыбается, по крайней мере, голубые глаза сияют весельем. Это будет весёлая и лёгкая охота.

Снег разлетается под мощными лапами, пар вырывается из пасти белыми облачками. Волк несётся по лесу, перескакивая поваленные деревья, огибая особо разлапистые кусты. Он ни от кого не скрывается. Чего ему бояться? Пусть боятся его.

Его цель совсем близко. Вот она — человек с посохом на краю поляны. Короткий разбег, прыжок, взметнувшийся во все стороны снег. И громкий вопль.

— Сварт! Твою мать!

Волк отскакивает в сторону, следом из сугроба выкарабкивается человек. Поправляет шапку, вытряхивает из капюшона снег.

— Большая страшная зверюга, а ведёшь себя как щенок. Что лыбишься?

В морду животного летит рукавица. «Зверюга» ловит её пастью, делает вид, что сейчас разорвёт на клочки. Человек не обращает внимания. Вместо этого осматривает арбалет, проверяет застёжки на рюкзаке, затем закидывает его за спину и берётся за посох.

— Верни. И веди. Нашёл же? Вижу, что нашёл.

Волк послушно суёт рукавицу в протянутую руку. Тыкается носом в ладонь второй, холодной и мокрой от растаявшего снега. Затем разворачивается и неспешно трусит обратно. Охота близится к завершению.

* * *

— Тано Манк, а почему мы опять идём через лес?

— Потому что я так захотел.

— Но можно же идти по дороге, ночевать в постоялых дворах или хотя бы в чужих сараях! Зачем вообще уходить куда-то?

Дряхлый Манк промолчал. Для мальца происходящее действительно выглядело странно. Они почти две недели двигались прочь от Роартоса, забрались далеко на северо-восток. Небольшой городок Латьярва показался старику вполне пригодным, чтобы осесть. Сердобольная горожанка выделила «дедушке и внуку» каморку в подвале своего дома, устроила Дики посыльным в лавку. Манку никакой работы не доверили ввиду преклонного возраста, да он и не стремился.

В Латьярве они прожили без малого месяц. Двадцать четыре дня, если точнее. На двадцать пятый Манк проснулся с чётким ощущением тревоги и приближающейся опасности. А самое неприятное: от чего или кого она исходит, определить не мог. Тьма из Роартоса никак не могла их здесь найти.

А тревога нарастала. Настолько, что ещё через три дня старик скомандовал Дики собираться. Сложнее всего было объяснить столь скорый отъезд хозяйке, прикипевшей к мальчишке, как к собственному сыну. Впрочем, на чужие эмоции и чувства Манк обычно плевал. Ни к чему хорошему сопереживание не приводит. Вон, уже ввязался.

— Тано, если вы не будете ничего объяснять, я же опять во что-нибудь вляпаюсь! — снова принялся канючить Дики на привале.

— И тогда я со спокойной совестью тебя брошу, потому что на сей раз ты сделаешь это осознанно! — рявкнул Манк.

Мальчишка снова затих. Молча отправился за дровами, натопил снега в котелке, разложил нехитрую снедь. До конца трапезы старик не проронил ни слова.

— Видишь ли, малец, — пауза. — Вот, например, муравей, — Манк махнул рукой куда-то в сторону.

— Где? Тано, какой муравей, зима же!

— Не перебивай. Муравья никогда не видел, что ли?

— Ну видел.

— Ну и слушай дальше, — раздражённо бросил старик. — Вот, например, муравей. Ползёт себе по своим муравьиным делам куда-то по ветке. А ты его — р-р-раз! — и придавил пальцами. Что он против тебя? Ничего. Ты его и не заметив раздавишь, коли судьба у него такая. Но муравей может сбежать. Тень твою увидит, ветерок от движения ветку качнёт. Увернулся, схоронился, отдышался, по своим делам дальше побежал.

— А муравьи дышат?

— Я почём знаю? Не перебивай, говорю! Я тебе что сказать хочу, мы сейчас — как тот муравей. И чую я, что непростой ветерок нашу ветку качнул. И либо мы сидим на ней дальше и гадаем, придавит нас или пронесёт, либо бежим подальше, где никакой мальчишка на нас свою силу не опробует.

— Но если мы такие маленькие, а враг такой большой, то что мы вообще можем сделать? — погрустнел Дики. — Разве может муравей загрызть целого человека?

— Ты не поверишь, — Манк внезапно улыбнулся. — Есть муравьи, которые могут. Правда, их целое стадо должно собраться. Или рой. Или косяк. Толпа, короче.

— Значит, мы идём искать других муравьёв? Ну, то есть, таких же колдунов? И победим? — воодушевился мальчик.

— Это вряд ли, пацан.

Дики подскочил на месте, обернулся. В паре десятков метрах от них стоял человек. Лица не разглядеть, только узкая полоска для глаз открыта, голос глух из-за повязки.

— Риманко Аспалера Квинз, — протянул незнакомец. — Ты долго скрывался. Все даже считали тебя мёртвым.

— И, полагаю, сейчас ты исправишь это недоразумение? — спокойно спросил Манк.

— Встань, тано. Охотники не настолько низко пали, чтоб стрелять в сидящую дичь.

Говоривший вскинул к плечу трёхзарядный арбалет. Старик поднялся, повернулся к нему лицом, усмехнулся. В пальцах засветилась голубоватая пластина.

— Ты серьёзно? Пацан, на два шага в сторону и не рыпайся больше. Сварт!

Огромный серый волк неслышно появился возле Дики. Коротко рыкнул.

— Тано Манк?..

— Слушайся, — проронил старик. — И смотри, как некоторые муравьи могут кусаться в одиночку.

Бледно-голубая молния вырвалась из пальцев Манка. Через долю секунды выстрелил арбалет. Вспышка остановила один болт, но два других попали в цель.

— И много муравьёв оставались в живых после того, как посмели раскрыть свои жвала на человека? — усмехнулся охотник.

— Тано! — запоздало вскрикнул Дики. — Тано…

Он бросился к осевшему на снег старику, упал рядом на колени, попытался расстегнуть пальто. Волк зарычал.

— Спокойно, Сварт. Наконец-то это отродье покоится с миром. С такого расстояния сложно промахнуться.

Охотник неторопливо подошёл к рыдающему Дики, положил на бревно арбалет. Отбросив с головы капюшон, стащил с головы шапку и оттянул вниз шарф.

— Так, пацан, кончай истерику, — произнёс он. Голос, не искажаемый больше ничем, оказался высоким и чистым. — Давай-давай, собирайся и пошли. Нечего тут торчать. Он тебя, поди, умучал. Ничего, теперь тебе не о чем беспокоиться.

Дики яростно утёр слёзы, поднял голову, чтобы высказать этому типу всё, что думает о людях, убивающих таких замечательных стариков, и обомлел. Охотник оказался довольно молодой женщиной с короткими чёрными волосами и голубыми глазами. И сейчас она сочувственно улыбалась мальчику, словно это кто-то другой только что стрелял в его учителя.

— Меня Арильера зовут. Но на ваш манер это будет… Лари, наверное. А тебя как?

— Д-дики, — запинаясь, ответил мальчик.

— Отлично, Дики. А это Сварт. Не домашняя собачка, если что, гладить не лезь. Бери свои вещички и пошли. Можешь и дальше считать себя муравьём, но, по крайней мере, от главной беды я тебя защитила.

— Какой беды? Это мой учитель! Я хотел стать таким же, как он! А вы! Вы!.. — мальчишка снова разревелся.

— И хорошо, что не успел. Как же он тебя задурил… Ну ничего-ничего. Теперь всё будет хорошо. Только давай уже пойдём, а?

Спустя несколько минут Дики шагал следом за новой знакомой по лесу, изредка оглядываясь на поляну с почти догоревшим костром. Тело Манка так и осталось лежать на окровавленном снегу. Уходя, Лари воткнула в рассохшееся бревно возле него ярко-рыжую восьмиугольную пластинку. Лишь когда они удалились от места привала на довольно большое расстояние, с той стороны раздался громкий и короткий вой, а затем всё стихло.