Любовь зла или Как полюбить козла

- Пошла вон, дура, пока я тебя в жабу не превратила!

Девушка шмыгнула носом и тихо, но упрямо произнесла:

- Не уйду. Я мамыньку в обиду не дам.

Вот что мне с ней делать, идиоткой?! Я глубоко вздохнула и нежно проворковала:

- Пойми, девочка, твоей маме нужна помощь… - Августа слабо застонала, - твой братик сам выбраться не может, я должна ему помочь.

Девица набычилась, упрямо выдвинув вперёд подбородок:

- Я с вами останусь.

- Да ради всех богов земли, - я передёрнула плечами, вынимая склянку с едким, убивающим заразу, зельем. – Только от кровати отойди, когда тошнить станет.

Девица запыхтела как целое ежиное семейство, сердито посверкивая на меня глазами, но мне её неприязнь была как начальнику стражи проповеди о благородстве и милосердии. Я выудила из сумки флакончик с сонным зельем, щелчком пальцев переместила себе стоящую на столе щербатую глиняную кружку и чуть шевеля губами принялась отсчитывать капли. Зелье очень сильное. Одной каплей больше нальёшь и всё, Августа никогда не проснётся и никакие поцелуи самых распрекрасных принцев не смогут её разбудить, тем более, что Крабату вряд ли понравится, если его жену начнут целовать разные принцы. Отсчитав ровно двадцать девять капель, я долила воды, шепча заклинание, и когда зелье стало прозрачно-синего цвета, протянула чашку Августе.

- Выпей, это поможет заснуть.

Женщина слабо улыбнулась, протянула дрожащую руку, но удержать чашку не смогла, чуть не вывернув питьё на кровать.

- Тише, тише, - я мягко придержала руку Августе, - не спеши и не бойся, всё будет хорошо. Ничего с тобой и твоим сыном не случится.

Я продолжала тихонько ворковать разную успокаивающую чепуху, а сама внимательно наблюдала за женщиной, отсчитывая время. На пятнадцатой, самое большее, семнадцатой песчинке она должна уснуть. Десять… А если не уснёт? Да ну, бред, зелье многажды проверенное, оно не подведёт. Тринадцать… Ну же, хорош таращиться на меня, как на путеводную звезду, засыпай! Пятнадцать… Мрак и все его приспешники, не заснула! Неужели я перепутала флакон? Я взяла чашку, якобы для того, чтобы переставить её на другое место и принюхалось. Нет, запах правильный, значит с зельем я не ошиблась. Семнадцать… Ну же, давай, засыпай, иначе резать придётся по-живому, а это не только больно, но ещё и опасно!

Августа слабо улыбнулась, чуть заметно вздрогнула и застыла. Ну слава первой лесной ведунье, от которой, согласно легенде, и пошёл весь род людской!

- Мамынька, - всхлипнула старшая дочь Крабата, о которой я успела благополучно забыть, - мамынька, что с тобой?!

- Не ори, она спит, - прицыкнула я на девицу, решившую продемонстрировать мне всю силу и мощь своего голоса.

Сражённая, как птица, на самом взлёте своего вопля, девушка опять сердито засопела, пытаясь пробудить во мне то, что я оставила дома в тёплой постельке: мою совесть. Нет, я просто обалдеваю от этих людей: как сама лезет под руку и спорит с ведьмой, так ничего, а стоило мне только призвать её к порядку, тут же начинает обижаться и смотреть на меня как охотник на зайца, который вместо того, чтобы убегать, пренебрежительно повернулся спиной и дёрнул ухом. Вот сразу чувствуется, что старшая из детей, всех норовит повоспитывать!

Я зло дёрнула плечом и резко выдохнула через плотно стиснутые зубы, возвращая себе спокойное сосредоточение. Если я сейчас потеряю концентрацию, то могу угробить и мать, и не родившегося пока ещё сына, а он-то точно ни в чём не виноват. Я тщательно обработала нож, монотонно и размеренно, как того требовал ритуал, шепча заклинания. Лично мне всегда казалось, что этот монотонный речитатив призван не столько оберегать от зла и привлекать удачу, сколько успокаивать ведьму, по крайней мере меня он всегда вгонял в состояние транса, когда голова мыслит чётко и холодно, а чувства отсутствуют напрочь.

- Эритра, - выдохнула я последнее слово речитатива и полоснула Августу ножом по животу, отворяя врата в наш мир для нового человека.

Сопящая над ухом девица всхлипнула, зажала рот рукой и поспешно отпрыгнула в тёмный угол, откуда долетели характерные булькающие звуки. Ну вот, а я о чём, хорошо хоть, ума хватило в угол отбежать, а то мне для полного счастья тут только её, скажем так, выделений не хватало. Я бережно достала крупного большеголового младенца, чью шейку шнурком обвивала пуповина. Вот тебе и здрасьте, мало мне неправильного его положения, так тут ещё и удушье! Я поспешно освободила шейку, перевернула младенца вниз головой и шлёпнула по попке. Ну же, давай, дыши! Ты столько перенёс, столько вытерпел за сегодняшний день глупо сдаваться, когда все испытания остались позади! Комок тёмной слизи упал на пол, малыш открыл мутные круглые глаза, вращающиеся независимо друг от друга и запищал. Уф-ф-ф, хвала всем богам разом, я это сделала!

- Принимай братишку, - я протянула грязного скользкого младенца оправившейся, но всё ещё бледной до зелени старшей сестре, - что с ним делать, думаю, ты и без меня знаешь. А я пока с мамой закончу, тут немного осталось.

Девушка послушно (вот, давно бы так!) кивнула и выскочила из комнаты, что-то нежно сюсюкая плачущему и судя по нарастающему звуку уже входящему во вкус младенцу. Мда, судя по громкости плача, о здоровье младенца можно не волноваться. Я старательно намыла руки, протёрла их едким раствором, зашипев сквозь зубы, когда зелье попало на крошечную царапину, достала из корзины катушку ниток и иглу и основательно наполоскала их в зелье. Как говорила ведьма-наставница: первая профилактика любой болезни – это тщательное соблюдение чистоты рук и инструментов, которыми вы будете работать.

Закончив последний стежок, я устало выдохнула и вытерла рукавом пот со лба. Мрак, такое впечатление, словно я сама рожала, честное слово! Во рту пересохло, в носу щиплет от мерзкого металлического запаха крови, руки дрожат, поясница разламывается, а ноги гудят так, словно на мне вся королевская охота скакала без остановок. В таком состоянии я даже до дома не дойду, упаду от усталости в ближайшей канаве. Может, попроситься на ночлег, благодарный гончар всяко не откажет в такой малости, мне ведь много не надо, я, если что, и на сеновале поспать могу. Я присела на краешек кровати, прикусила губу, обдумывая, насколько разумно изменять своим же собственным правилам и хоть раз заночевать вне родного дома, и тут же ощутила, как сердце острой иголочкой кольнула тревога. Нет, здесь мне оставаться не стоит, нужно идти домой, причём срочно. Позабыв про усталость, я решительно поднялась, чуть поморщившись от боли в пояснице, и, проверив состояние Августы, бесшумно покинула комнату, плотно закрыв за собой дверь.

В коридоре топтался Крабат, который при виде меня грохнулся на колени и придушенным шёпотом возопил:

- Господарыня ведьма, да как же мне и благодарить-то вас?!

Я слабо улыбнулась, вяло махнула рукой:

- Кувшины мне для зелий сделайте, три штуки, и всё, больше ничего не надо.

Гончар с таким пылом бухнул лбом об пол, что даже гул пошёл:

- Сделаю самые наилучшие из заповедной звенящей глины и каждый золотом доверху наполню!

Угу, а то я не знаю, что даже для одного кувшина золота потребуется столько, что мастеру придётся месяц, не разгибая спины, за кругом гончарным сидеть, а всему его семейству корки сухие жевать и водой запивать! И это ещё сильно повезёт, если о накоплениях начальник стражи не пронюхает, уж он-то церемониться не будет, враз всё себе заграбастает!

- Не надо золота, - я перешла на таинственный шёпот, - мне, ведьме, его много вредно, дара могу лишиться. Чародейство уйдёт, коли я его на золото менять стану.

Это, конечно, ерунда полнейшая, но по-другому унять прямо-таки раздувающегося от благодарности Крабата у меня вряд ли получится.

- Ну, коли золота не надо, давайте я вас хоть до дома провожу, - гончар дёрнулся в угол, где висел его потрёпанный плащик, - по ночам гулять небезопасно, особенно такой красивой девушке.

Кхм, приятно, конечно, что меня красивой назвали, только я ведьма и нападать на меня вряд ли кто-то рискнёт, даже с очень большого задору или сильно пьяный. А вот многодетного папашу могут и обидеть, лихой народец почему-то свято убеждён, что гончары, как и кузнецы, в золоте буквально купаются. И если нападать на дюжих кузнецов всё-таки не рискуют, одинокий гончар может привлечь нехорошее внимание. Им, беззаконникам, не объяснишь ведь, что у мастера семеро по лавкам, и весь его доход на прокорм да содержание семьи уходит.

- Не надо меня провожать, - я легко повела рукой, наводя на Крабата сонливость, - я же ведьма, никто меня не обидит.

Гончар сладко зевнул, устало потёр глаза, но не отступился, упрямо пробурчал:

- А порядок быть должок. Квестка, а ну, слетай живой ногой за кожевником Карлом, пусть он господарыню ведьму Семицвету до дому сопроводит.

Отмахаться от провожатого в лице кожевника Карла я так и не смогла, поэтому всю дорогу до дома чувствовала себя арестантом, конвоируемым в тюрьму. Нет, сам по себе кожевник был очень даже неплохим соседом и отменным мастером, но при этом слыл самым большим угрюмцем в городе. От него никто и никогда не слышал больше трёх слов за встречу, правда, встречались счастливчики, утверждавшие, что смогли развести Карла на целых пять слов, помимо традиционных «здр», «ну», «пока» ещё и «ого», и «бр». Я к таким счастливчикам не относилась, в моём присутствии кожевник замокал намертво, не смея даже дышать излишне громко в компании господарыни ведьмы. Сначала меня это раздражало, потом смешило, а потом я привыкла и стала относиться к молчаливости Карла философски. Ну и что, что молчун, зато мастер самый лучший, и травы в мешочках из его кожи усиливают свои свойства в два раза. Правда, на тёмной улице, борясь со стремительно нарастающей паникой, причину которой я так и не смогла понять, молчание спутника усиливало беспокойство, заставляло всё убыстрять и убыстрять шаг. Последний грязный проулок до дома я вообще бежала, совершенно неприлично задрав юбку аж до колен. Да и ладно, кто меня в такой темноте увидит-то? Карл если только, так он на меня и не смотрит.

Я хватанула ртом воздух (нет, надо было всё-таки бегом заняться, ох, надо!) и закашлялась от дыма. Дыма?! Я замерла как замороженная, настороженно принюхиваясь и не замечая, что стою в луже, и вода просачивается в башмаки. Откуда запах дыма, кому это приспичило среди ночи печь топить? Сердце опять сжала ледяная рука близкой беды. Пахло отнюдь не терпким дымком печи, к нему всегда примешивается аромат свежего хлеба, печёной картошки или сбежавшего из чугунка варева. Этот дым был жирным, бесцеремонно щекочущим горло, выжигающим слёзы из глаз, дым неукротимого огня, вырвавшегося на свободу и теперь уничтожающего всё и всех на своём пути. Я заполошно всплеснула руками и припустила во весь дух к своему домику, отчаянно гоня мысли о том, что это именно он попался разгулявшейся огненной стихии. Быть такого не может, никакого открытого огня я не оставляла, у меня просто нечему гореть!

Едва я выскочила на родную улочку, как меня с радостным рёвом и гулом встретили языки пламени, отплясывающие какой-то дикий танец на крыше моего дома. Нет, этого не может быть, так нельзя, у меня же там Черномор! И зеркало! Я заслонилась рукавом от жара и бросилась к дому, но была перехвачена могучей соседкой, матерью Малийки.