Ангелы постапокалипсиса: Голод

Из сеней в главное помещение вела толстая дверь. За ней на табуретке сидел страж: мальчишка лет двенадцати с колом в руках. Не удивлюсь, если кол был осиновый. В центре комнаты стоял длинный стол, по обе стороны которого расположились дети. Их было дюжины две, от совсем малышни до подростков. Перед каждым стояла деревянная миска. Когда мы с Факелом вошли, все дружно повернулись к нам.

— Привет честной компании, — с улыбкой сказал я.

Дети вначале глянули на сестру Анну, затем по рядам за столом прокатилось приглушенное "здрасте".

— Здравствуйте, дети, — сказал Факел, разглядывая помещение.

Сестра Анна задула свечу, но дырявая крыша пропускала достаточно света. В углу был сложен камин. Над огнем висел закопченный котелок — всего один. Рядом на кирпиче стоял чайник. За ними приглядывала девчушка с длинной деревянной ложкой в руках.

— Скажите мне, — попросил Факел, проходя по помещению. — Кто-нибудь из вас знает здешнего плотника?

Дети дружно уткнулись взглядами в пустые миски. Кто-то едва заметно помотал головой.

— Он чаще на лесопилке бывал, чем у нас в лагере, — сказала сестра Анна. — Наверное, вам лучше там поспрашивать.

— Наверное, — согласился Факел. — Но, быть может, и здесь кто-то что-то слышал.

Если и слышал, то с нами поделиться не спешил. Факел задал им два десятка вопросов, как прямых, так и наводящих, но ответ был тем же самым — робкие пожимания плечами, мотания головой и опущенный взгляд. На двадцатом вопросе терпение инквизитора начало иссякать. Учитывая, что оно обычно иссякало на первом, это он еще неплохо держался.

— Странно это, — все еще спокойным тоном, словно бы размышляя вслух, произнес Факел. — Вы живете посреди лагеря, и ничего вокруг себя не видите.

— У нас и в приюте забот хватает, — пояснила сестра Анна. — Здание старое, внимания требует. Да и вообще мы стараемся не привлекать к себе излишнего внимания.

— Нелады с соседями? — спросил я.

— Я бы так не сказала, господин Глаз, — ответила сестра Анна. — Бывает по-разному. Иногда люди жертвуют приюту, иногда обворовывают. На круг примерно то на то и выходит, но пожертвования вызывают нарекания у других беженцев. Особенно у тех, кто в поте лица зарабатывает хлеб насущный. Мы стараемся помогать лагерю, чем можем, но можем мы немногое, и когда староста выделяет нам какие-то припасы, эти люди полагают, что мы получаем их незаслуженно.

Она развела руками. Мол, такая тут жизнь. Девчушка у очага робко вклинилась в разговор и доложила, что каша готова.

— Прошу к столу, гости дорогие, — сказала нам сестра Анна. — Откушаете, чем бог послал.

По знаку монахини двое мальчишек вскочили и перенесли котелок на стол. Все внимание детей тотчас переключилось на него. Этим вечером Бог послал им немного пшенки. Я один мог бы прикончить весь котелок за один присест. Похоже, у Всевышнего тоже был ограниченный бюджет.

— Спасибо, мы только по делу, — ответил я.

— Нас ждет расследование, — добавил Факел.

Не похоже, чтобы мы своим отказом сильно опечалили приютских.

— На сытый желудок дело расследуется легче, — с легкой улыбкой заявила сестра Анна, давая нам шанс передумать.

Я не стал уточнять, что с пары ложек пустой каши лично я сытее не стану. А Факел — тем более. Им тут и самим-то есть толком нечего, а глаза такие голодные, что если бы мы всё еще верили в каннибала, его поиски можно было начинать прямо здесь. Мысленно вздохнув, я оглянулся на Факела. Он, видать, подумал о том же самом и уверенно кивнул.

Мы пожертвовали в пользу приюта нашу тушенку. У них даже ножа не нашлось, чтобы ее открыть. Я подарил им свой. Был у меня маленький перочинный. Один малец лет десяти ловко вскрыл ножом жестянку и всё ее содержимое тотчас отправилось в котелок. Теперь у каши был хотя бы запах еды.

— А нам, пожалуй, пора, — сказал Факел.

Мы бы на этом и откланялись, но тут малец, отложив нож, неуверенно напомнил:

— Вы тут про плотника всякое спрашивали.

— Ну да, — сказал я.

Малец под пристальным взглядом Факела совсем замялся.

— Говори, не бойся, — подбодрила его сестра Анна.

— Только он хороший, — сказал нам малец.

Мы с Факелом переглянулись и мой напарник поинтересовался, с чего тот это взял. Как быстро выяснилось, кое-что дети всё-таки видели. Подгоняемый суровыми взглядами остальных и запахами каши с мясом, малец торопливо поведал, что с неделю назад один из беженцев с описанием "здоровый дядька" сильно возмущался, что приют кормят "за просто так" и даже предлагал сжечь его. Плотник страшно избил этого дядьку и сказал остальным, чтобы даже не смели злоумышлять против приюта.

— Да, это очень интересно, — сказал Факел.

В тот же момент я краем глаза уловил за окном движение. Резко повернув голову, я успел заметить за окном чье-то лицо. Затем оно пропало. К сожалению, я не успел разглядеть его черты. Это тоже было интересно.

Со словами: "как бы у нас там лошадку не увели", я быстро вышел из приюта, прихватив по дороге винтовку. Лошадка была на месте. Бричка и трупы — тоже. Я быстро добежал до угла. У той стены никого не было.

Лагерь жил своей жизнью. Люди проходили мимо. Кое-кто поглядывал на бричку, но без особого любопытства. До войны, наверное, целая толпа собралась бы поглазеть на жмуриков, а сейчас… Как говорится: "да кто их не видел?" Толпа, скорее, собралась бы поглазеть на того, кто их действительно не видел.

Из приюта вышел Факел, застегивая на ходу ремни амуниции.

— Заметил что-нибудь? — спросил он.

— Кто-то наблюдал за нами, — ответил я. — Но он успел уйти. Может, конечно, просто какой-нибудь воришка к приюту присматривался.

Факел подумал и сказал, что он так не думает. Я тоже так не думал.

Мы направились в город. Ощущение, что за нами наблюдают, составило нам компанию. Бывало такое на фронте, когда буквально чувствуешь, что бес тебя уже выцеливает, а ты его не видишь и только ба-бах — выстрел! К счастью, бесы — стрелки паршивые. Хотя откуда здесь взяться бесу?

До ворот мы добрались без приключений. Те всё еще были открыты, но в них уже дежурил бодрый старикан. На плече у него висела винтовка "Веттерли-Витали". Та еще бабахалка! Итальянцы ее потом под манлихеровский патрон переделали, но у сторожа была еще старая, под десятимиллиметровый.

Старикан оказался первым человеком в Дубровнике, который догадался спросить у нас документы. Документы у нас были в полном порядке. Старикан взял под козырек и пропустил нас в город.

— Куда теперь? — спросил я, и добавил: — Вообще неплохо бы уже на постой определяться.

— Да, пора, — согласился Факел. — Только давай-ка вначале наших подопечных определим.

Он махнул рукой в сторону брички. Лошадка вскинула голову, но, сообразив, что это не ей сигнал, снова повесила морду. Покойничков мы определили в мертвецкую при городской церкви, изрядно взволновав здешнего попа. Ну еще бы, привезли на ночь глядя трех дохлых культистов, которых и с приличными христианами рядом не положить, и девать больше некуда. Идею попросту прикопать мерзавцев в лесочке Факел отмел наотрез. Не положено!

Здешняя мертвецкая занимала одну комнату в подвале церкви. В ней уже лежала какая-то старушка, чинно преставившаяся на девяносто втором году жизни. После получаса споров, уговоров и даже угроз именем инквизиции подселили к ней наших троих, отгородив их деревянной ширмой. За эти полчаса прибыл местный доктор с помощником, и мы с ним приволокли эту ширму со второго этажа. Тяжелая оказалась зараза.

Факел тщательно проинструктировал доктора, что нам интересно по части вскрытия. В смысле, ему интересно. Мне на них было наплевать, а после того, как я чуть не навернулся с этой ширмой на лестнице, вообще хотелось пристрелить всех троих по второму разу.

— Идем, Глаз, — сказал Факел, когда всё, наконец, устроилось. — Я узнал адрес этого плотника. Тут недалеко.

— Заглянем в гости? — без особого энтузиазма спросил я.

— Да. Нагрянем, пока новости еще не разлетелись.

В последнем я сильно сомневался, но чем нечистый не шутит. Благо и впрямь оказалось недалеко. У плотника был дом в конце боковой улочки, у самой стены. По размерам, скорее, избушка, но так добротно сделанная, что ее иначе чем домом и не назовешь. Крохотный дворик перед входом был засыпан песком, через который пробивалась трава. Никакой жизни с улицы не наблюдалось.

Входная дверь выглядела не слишком прочной. Факел примерился и с одного удара выбил ее ногой. Я первым ворвался внутрь с оружием наизготовку. В сенях никого не оказалось. Дверь в комнату была приоткрыта. Я рывком распахнул ее и нырнул внутрь, падая на пол. Пол был дощатый и немного пыльный.

Черная тень молнией метнулась в окно. Только занавеска взметнулась. А, быть может, она одна и взметнулась от ветра, человеческого силуэта я не разглядел. Секундой спустя Факел появился в дверях, полностью заполонив собой дверной проем. Если бы сейчас началась стрельба, он собрал бы весь урожай свинца. На его счастье, обошлось без пальбы.

Не увидев никого в комнате, я метнулся к приоткрытому окну. За окном был всё тот же песчаный дворик. Пустой. Улица тоже была пустынной. Где-то за домами лениво тявкнула собака. Выбравшись наружу, я не нашел на песке никаких следов. Впрочем, песок давно слежался, я и сам-то там не особо наследил.

— Наверное, показалось, — сказал я в окно.

Дома стояли вплотную, а добежать до конца улицы человек бы точно не успел.

— Не показалось, — отозвался изнутри Факел. — Тут кто-то пошарил до нас.

— Вот зараза, — беззлобно ругнулся я.

Вернувшись в дом, я присел на подоконнике, глядя, как Факел методично обшаривает жилище. Он подходил к очередному шкафу или рундуку, вначале осматривал его снаружи, затем открывал дверцу или крышку — смотря что там было — снова осматривал и уже потом начинал рыться в содержимом. Закончив осмотр, инквизитор аккуратно складывал вещи как было, закрывал, что открыл, и только потом переходил к следующему предмету.

Тот, кто покопался тут перед нами, был не столь аккуратен. Факел по ходу обыска указывал мне на детали, которые выдавали предыдущий обыск, но я просто верил ему на слово. Покончив с комнатой, Факел прошелся по сеням. На чердак пришлось слазать мне. Там все заросло паутиной. В подполе не нашлось даже паутины.

— Не жил он здесь, — констатировал Факел итоги наших бесплодных изысканий. — Разве что ночевать приходил. А вещи — для маскировки.

— Он бы лучше для маскировки чугунок картошки заготовил, — проворчал я.

Факел усмехнулся.

— Даст Бог, у старосты покормят, — сказал он. — Пойдем, проведаем этого Василия Никаноровича. Думаю, уже пора.

— Давно пора, — ответил я, и глянул на часы. — Если повезет, аккурат к ужину поспеем.

Факел усмехнулся, и согласился, что вообще было бы неплохо. Однако он имел в виду, что пора бы уже позадавать старосте кое-какие вопросы. Дело у Факела всегда на первом месте.

Приехав в управу, мы сдали лошадку с бричкой на попечение тощего господинчика, а сами поднялись на второй этаж. Симпатичная машинистка, наморщив лоб, перекладывала бумаги. Это выражение сосредоточенной задумчивости ей очень шло. Печатная машинка была накрыта тряпичным чехлом.