Ангелы постапокалипсиса: Голод

Я выстрелил. Подстрелил березку. Бородатый успел нырнуть за нее. Я рванул за ним. Бородатый скакал по здешним буеракам как сайгак. Я быстро начал отставать. Остановившись, я снова выстрелил, но он как почуял и в самый момент выстрела метнулся вправо. Там росло раскидистое дерево. Бородатый скрылся за ним и пропал из виду. Когда я добежал до дерева, его уже нигде не было видно. На дереве — тоже, да и не влез бы он туда незаметно.

Метнувшись туда-сюда, я вынужден был признать — ушел, зараза. И следов на этот раз никаких не оставил.

— Да чтоб тебя, — проворчал я, и побрел обратно.

Для очистки совести проверил-таки мосточек. Тот вел через камыши к чистой воде и там заканчивался. Ни лодки, ни хотя бы столбика, к которому ее привязать можно, здесь не наблюдалось. А течение тут было сильное.

Опустившись на колено, я зачерпнул воды и умыл лицо. Водичка была прохладная. Самое то что надо. Я смыл пот и зашагал к берегу. На берегу стоял Факел.

— Я слышал выстрелы, — сказал он, едва я вышел из ивняка.

Я помотал головой.

— Промазал.

— Бывает, — без всякого осуждения в голосе произнес Факел. — Он уплыл?

— Нет, куда-то туда убёг, — я махнул рукой в ту сторону, где последний раз видел бородатого. — Тут просто мосток к воде. Проверил на всякий случай.

— Это ты правильно поступил, — сказал Факел. — Странное место для мостка. Далековато от жилища.

— Да, может, просто какой-нибудь рыбак оборудовал себе местечко подальше от людей. Тут тихо и спокойно.

И наверняка неподотчетно, что в наше время строго учета провизии тоже немаловажно. Фактически, это то же браконьерство, но на рыбалку власти обычно смотрели сквозь пальцы, если рыбаки не наглели с сетями.

— Может и так, — согласился Факел.

Однако инквизитор не поленился лично пройтись по мостику и всё осмотреть. Ничего подозрительного он не нашел, по поводу чего тяжко вздохнул.

— Идем обратно, — предложил я.

Факел еще раз посмотрел по сторонам, и нехотя признал, что ничего другого нам не остается.

— Может, из тех двоих что-нибудь вытрясем, — предположил я.

Факел опять вздохнул и ответил, что на это шансов нет. Он своему противнику шею свернул. И подстреленному мной — тоже. Для уверенности.

— Я ж на этого рассчитывал, — говорил он. — Ну и принял меры, чтобы те двое от нас уж точно не ушли.

Я тихо хмыкнул. Всё-таки мой товарищ был подчас излишне радикален.

— Надеюсь, хоть лесопилку не спалил? — спросил я с легкой улыбкой.

Факел усмехнулся и сказал, что нет. Нам там еще доказательства преступной деятельности искать. Не зря же плотники так всполошились, едва инквизитор упомянул про обыск. Стало быть, что-то у них было припрятано на лесопилке.

По дороге обратно я поделился с Факелом своими мыслями насчет дезертиров. Инквизитор слаженности их действий не заметил, но согласился, что мне виднее.

— Одна команда — это уж точно, — сказал он.

А вот по поводу возможного дезертирства Факел, подумав, покачал головой.

— Нет, Глаз, тут, я думаю, всё намного хуже.

Он всегда так думал. Как в его голове уживались совершенно искренняя вера в божий промысел и постоянное ожидание худшего, я до сих пор не понимаю. Но как-то уживались! Что конкретно он там себе придумал, я спрашивать не стал, и мы побрели дальше.

Факел морщил лоб и хмурился. Я привычно поглядывал по сторонам и прислушивался к лесным звукам. Лес был спокоен. Мы прошли уже примерно половину пути, когда впереди промелькнул силуэт в светлой одежде. Бородатый тоже возвращался на лесопилку. Он нас обогнал и, похоже, еще не заметил.

— Тихо, — прошептал я.

Факел вскинул голову, заметил бородатого и кивнул. Я прибавил шагу. Ходить быстро и без лишнего шума я умел. А вот Факел, к сожалению, нет. Как он нашел сухую ветку в этом лишенном всякого сухостоя лесу — для меня загадка. Наверное, это была единственная сухая ветка во всей округе, и Факел на нее наступил. Ветка громко треснула. Бородатый мгновенно оглянулся и, понятное дело, увидел нас.

— Стой! Стрелять буду! — громко скомандовал я, вскидывая винтовку.

Бородатый сорвался с места еще на слове "стой". Я рванул следом. Позади тяжело топал Факел. Бородатый петлял, словно заяц, но я и не думал тратить время на выстрел. Вместо этого, поднажав, я начал нагонять беглеца. Тот свернул к реке.

На какую-то секунду он скрылся за деревьями, а затем я услышал плеск. Еще поднажав, я выскочил на крохотный пляжик с просветом в камышах. Бородатый как был в одежде, так и нырнул. Я вскинул винтовку к плечу. Бородатый вынырнул за камышами, и, отфыркиваясь, поплыл дальше.

Я взял прицел чуть повыше и выстрелил. Пуля выбила фонтанчик воды перед самым носом бородатого. Тот обернулся. Я махнул ему рукой, чтобы возвращался обратно. Он в ответ показал мне шиш.

— Следующая пуля будет в голову! — прокричал я, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно угрожающе.

Бородатый поплыл прочь.

— Убей его! — хрипло крикнул Факел.

Как говорится, если враг не сдается — он сам себе враг. В этот раз я не промахнулся. Бородатый клюнул носом в волну, и течение понесло его прочь.

— Будем вылавливать? — спросил я.

— Надо бы, — с легким вздохом отозвался Факел, и выразительно посмотрел на меня.

Из него самого пловец никудышный. Плавали мы с ним, знаю. Чудом вытащил его тогда из реки на берег. Чуть сам не утоп.

— Тогда держи, — сказал я, отдавая ему винтовку.

Пока я торопливо сбрасывал одежду, Факел говорил:

— При нем тоже могут быть доказательства. Не просто же так он от нас бегал. Ты там по возможности постарайся ничего не упустить.

Я сказал, что постараюсь, и вошел в воду. Дно было ровно и песчаное. Ребятишкам тут плескаться самое раздолье. Но, разумеется, когда вода прогреется. По состоянию на сегодня открывать купальный сезон было, прямо скажем, еще рановато. Я нырнул и поплыл саженками. Ими быстро устаешь, но и плывешь тоже быстро, а главное — хоть немного согреваешься. Факел с берега показывал, где там наше тело. Затем инквизитора скрыли камыши. Я, выныривая повыше, старался оглядеться, и греб дальше.

Бородатый был так любезен, что не утонул. Мертвый человек ведет себя в воде совершенно непредсказуемо. Один камнем на дно уходит, а другой скачет по волнам будто мячик. Бородатый выбрал нечто среднее. Тело почти скрылось под водой, и неспешно дрейфовало по течению. И на том спасибо. Нырять за ним в мутной холодной воде было бы сомнительным удовольствием.

Догнав бородатого, я ухватил его за одежду и потянул к берегу. Тот мосток, который мы с Факелом обследовали совсем недавно, остался позади. Других просветов в камышах не наблюдалось, но здесь, слава Богу, хотя бы ивняк закончился. Через камыши я попросту продрался, помянув их неоднократным недобрым словом. Идти было страшно неудобно, да и бородач оказался хоть и плавучий, но тяжелый. Хорошо хоть, Факел услышал, где я ломился, и пришел мне на помощь.

Инквизитор ухватил бородатого за шкирку, точно нашкодившего котенка, и вынес его на берег. Я вышел сам.

— Ничего не потерял? — спросил Факел.

Я оглянулся на проломленную нами просеку, и сказал:

— Да вроде нет.

Факел кивнул и начал обшаривать карманы покойника. Я сел на землю. Надо было бы подвигаться, чтобы быстрее согреться, но сил уже не осталось. Факел подал мне плащ. Инквизитор, оказывается, прибежал со всеми моими вещами. Я закутался в плащ и сразу стало теплее. Теперь понятно, почему инквизиция носила теплые плащи даже летом.

— Глаз, — позвал Факел. — Глянь-ка на это.

Я оглянулся. Факел успел не только обыскать бородатого, но и частично раздеть. Я лениво поднялся на ноги и подошел ближе.

На груди бородатого была вытатуирована перевернутая пентаграмма темно-красного цвета. Я вначале даже подумал, будто бы это запекшаяся кровь. Татуировки, которые попадались мне на глаза раньше, обычно были черные или синие. В армии они строго запрещены, а вот флотские их любили — от якорей до морских девок, с обязательными лентами и непременно с названием на них своего корабля. Последнее имело смысл на случай, если выловят мертвое тело в море — можно будет хотя бы понять, откуда этот морячок взялся. Ну а всё остальное считалось украшательством в дополнение к названию.

У бородатого украшательством служили бесы. Крохотные, но легко узнаваемые фигурки расселись на линиях пентаграммы. Многие держали в руках вилы и факелы.

— Опять культисты, — проворчал я. — Почему все неприятности начинаются с культистов?

— Ад всегда начинается с предательства, — ответил Факел.

И самое обидное, все эти предатели — идейные. Проще говоря, голодранцы. Вот и у этого в карманах один карандаш нашелся, да и тот обгрызанный донельзя. Впрочем, Факел всё равно не взял бы их "сребреники". Мой товарищ тоже идейный. А у нас на двоих полтора рубля мелочью и день клонился к вечеру.

— Ну что? — спросил я, когда обыск закончился. — Умоешься, и пойдем?

Факел помотал головой.

— Вначале с лесопилкой разберемся, — сказал он. — И с теми двумя, что там остались.

— Да мертвые-то не сбегут.

Нынче времена такие, что вообще-то могут, но это не наш случай. Для живых мертвяков культистский шаман нужен, причем живой. Сталкивался я с ними в Нарве, знаю. Факел посмотрел на реку, поборол соблазн и сказал, что вначале дело.

— Как знаешь, — ответил я, и кивком указал на бородатого. — Я за ним плавал, так что тащить его тебе.

Факел махнул рукой. Мол, да не вопрос. Ему человека унести, что мне — винтовку. Пока я одевался, Факел всё-таки умыл лицо в реке и взвалил бородатого на плечо. Я окинул взглядом берег, не забыли ли чего, и мы вновь двинулись в сторону лесопилки.

На этот раз добрели без приключений. Наша лошадка спокойно объедала двор. Два мертвеца лежали рядком у лесопилки. Уронив рядом бородатого, Факел тщательно обыскал тех двоих. Ничего интересного он не нашел.

Разве что татуировки у обоих, да и те — мелкие и даже не бесовские. Так, орнамент какой-то. У одного на плече, а у другого, пардон, на заднице. Ножи, которыми они пытались нас порезать, были самыми обычными и весьма паршивого качества. Я прибрал их в сумку как вещественное доказательство.

— Итак, — сказал Факел, обводя сарай широким жестом: — Где-то здесь у них что-то спрятано.

Мы всё перерыли. Буквально. Даже дерн на заднем дворике сняли. Последний раз я так упахивался, когда мы всем полком в срочном порядке три линии окопов в чистом поле рыли.

Единственное, про привлекло наше внимание — пара толстых брусьев в траве за сараем. Они были напилены в профиль не квадратом, как обычно, а пятиугольником, однако за каким лешим культистам понадобилась эта художественная резьба по дереву, мы так и не поняли. Факел сказал, что никогда такого раньше не видел. Брусья мы тщательно измерили, зарисовали и сожгли.