Тайна Багрового Пика

— Занятно, — сказал Холмс, будто бы и не замечая общей реакции. — Скажите, в вашем поместье раньше не наблюдалось ничего подобного?

— Нет, — отрезала мисс Шарп, резко встала и объявила, что у неё болит голова, а потому ей надо прилечь.

— Дорогая, прошу тебя, — мистер Шарп коснулся руки Эдит, та послушно кивнула и сказала, что присмотрит за Люсиль. А мистер Шарп спросил, не желаем ли мы прогуляться и поохотиться.

И вскоре мы уже брели по пустынным холмам со старыми ружьями на плечах. Я ожидал, что Холмс наконец-то начнёт расспрашивать мистера Шарпа о том, ради чего мы приехали, но он если и говорил, то только о скудной дичи, которая могла бы водиться в этих местах, или об архитектуре того или иного домика, попадавшегося ему на глаза. Поэтому я решил взять дело в свои руки и спросил сам:

— Значит, вы только пять лет назад вернулись в Аллердейл?

— Да, сразу после смерти отца, — кивнул мистер Шарп. — Вы спросите, как он умер, да? Удар. Он был тучным и не в меру раздражительным человеком, его легко было разозлить. Пустяк вроде новости в газете или невежливого взгляда служанки мог вызвать целую бурю.

— Вы тоже вызывали эту бурю, когда были ребёнком?

Мистер Шарп грустно усмехнулся:

— Я более, чем что-либо ещё. Отец не гордился таким сыном. Видите ли, доктор Ватсон, я не большой любитель физических упражнений, плохо стреляю, не очень люблю лошадей, а в детстве, до школы, ещё и был крайне застенчив. Как-то раз в пылу гнева отец едва не задушил меня. А когда его оттащили, он выкрикнул: «Если ты будешь мёртв, то больше меня не разочаруешь», — он процитировал эти слова с улыбкой, словно они его совершенно не задевали.

— Чудовищно! — сказал я с чувством.

— Я не скучал по нему, — просто заметил мистер Шарп.

— А что ваша мать? Как она выдерживала его характер?

— Полагаю, первое время ей было непросто. Слуги рассказывали, что она много плакала в первые годы их брака. Но со временем она привыкла и стала безучастной. Думаю, она хотела противопоставить холодность его жару и спокойствие его гневу.

— Не очень-то весело вам с сестрой было в этом доме со вспыльчивым жестоким отцом и безучастной ко всему матерью, — покачал я головой. — Я понимаю, мистер Шарп, вам тяжело об этом вспоминать…

— Но я сам согласился, чтобы мистер Холмс приехал сюда, — заметил он. — Я знал, что вы будете спрашивать меня о времени, которое я бы предпочёл никогда не вспоминать. И я готов.

Холмс в этот момент достал небольшую складную подзорную трубу, разложил её и вгляделся куда-то вдаль, за горизонт. Такое равнодушие к делу, за которое он сам взялся, сильно меня удивляло. Но за годы приключений я научился доверять своему другу, а потому просто продолжил говорить с мистером Шарпом, тем более, что Холмс никак не мешал мне и не пытался меня остановить.

— Как умерла леди Шарп? — спросил я.

И мистер Шарп рассказал мне следующее:

— Она принимала ванну. Люсиль помогала ей, мыла волосы. Потом она отослала Люсиль за чистыми полотенцами. Когда Люсиль вернулась, мама уже была мертва. Кто-то раскроил ей голову кухонным тесаком. Повсюду была кровь. Люсиль закричала, я прибежал на крик. Мы тут же позвали слуг, за ними прибежал отец. Приехала полиция, потом отец позвал частных детективов. Но никто не нашёл никаких следов убийцы. Ничего. Спустя месяц отец отправил меня в пансион. А Люсиль поместил в лечебницу для душевнобольных.

— Почему? — мисс Шарп можно было назвать резкой или нервной особой, но впечатление сумасшедшей она не производила.

— Из-за… — мистер Шарп заколебался, — из-за того, что она твердила, что маму убил призрак.

— Призрак? — переспросил я.

— Люсиль до сих пор в это верит, но не хочет об этом говорить. Это та причина, из-за которой я скрыл от неё истинную суть вашего приезда в Аллердейл. Эта история с полицейским обвинением уже достаточно взволновала её, я не хочу, чтобы ей стало хуже. Люсиль не безумна, поверьте! Она просто была очень напугана.

— Или же леди Шарп убил призрак, — как-то невнятно сказал Холмс. Я посмотрел на него в глубочайшем удивлении — от моего друга едва ли можно было ожидать таких высказываний. А вот мистер Шарп как-то отчаянно, но тихо спросил:

— Это действительно может быть правдой, мистер Холмс?

— Пока в этом деле много неясного, мне ещё известны не все факты, — ответил он. — А раз так, я предпочитаю не строить пока никаких теорий. Вы же можете придерживаться любой, которая вам ближе.

* * *

— Что ж, — сказал я на следующий день утром, — начнём с этого старика Билли, а потом поговорим с кухаркой и кучером?

Холмс, который в этот момент внимательно разглядывал каминную полку, сказал:

— Нет-нет, Ватсон, сейчас мне нужно подумать. Впрочем, вы сами могли бы расспросить его.

— Вы так думаете? — мой вопрос был оправдан, поскольку не раз Холмс указывал на то, что мне недостаёт наблюдательности.

— Вы так тщательно изучаете мой метод, что, уверен, сможете применять его, — по тону Холмса было непонятно, говорит он серьёзно или шутит.

После некоторых колебаний я всё-таки решил действовать — может, у пассивности Холмса и была причина, но я её, во всяком случае, не видел. Прихватив блокнот, я по очереди опросил всех слуг.

Вот, если оставить в стороне посторонние замечания, к которым имел склонность Билли, ругань кучера и постоянные просьбы повторить вопрос от глуховатой кухарки, изложение всего, что я узнал.

Баронет Шарп и его супруга Беатрис жили мирно, но без любви. Баронет много и часто выпивал, охотился в компании соседей и арендаторов, упражнялся со шпагой и возился с лошадьми. А леди Беатрис Шарп скучала дома. Все ожидали, что после рождения дочери она полностью посвятит себя её воспитанию, но нет — к девочке Беатрис была равнодушна. И даже когда Люсиль подросла, мать редко вызывала её к себе дольше, чем на пятнадцать минут, и почти всегда только в присутствии няни.

Через три года родился Томас, и баронет, удовлетворённый появлением наследника, перестал посещать спальню супруги. Мальчик точно так же не привлекал внимание Беатрис, зато к нему привязалась старшая сестра. Взрослея, дети проводили всё время либо с учителями, либо в компании слуг, либо и вовсе оставались предоставлены сами себе. Люсиль было одиннадцать, а Томасу, соответственно, восемь, когда в шахте произошёл обвал. Погибло много рабочих, добыча глины остановилась. Последовавший за тем кризис разорил предприятия Шарпов. Баронет был вынужден распустить большую часть слуг. Половина учителей покинули дом, не желая за сокращённое жалованье терпеть дурной нрав хозяина. Люсиль стала ещё чаще бывать среди слуг — с удовольствием помогала готовить, складывала постиранное бельё, при этом много болтала, задавая вопросы обо всём на свете. Томас, более тихий и робкий, ходил за ней попятам. Можно сказать, что, несмотря на небольшую разницу в возрасте, она воспитывала его, её он слушался безоговорочно.

Трагическое происшествие случилось, когда Люсиль исполнилось тринадцать. Никто из слуг не помнил точно обстоятельств, только что череп леди Беатрис раскроили тесаком, и удар был нанесён с заметной силой, к тому же неожиданно — она сидела в ванной и даже не обернулась. На место убийства почти сразу прибежала Люсиль. Очевидно, это страшное зрелище слегка повредило её рассудок, во всяком случае, она впала в истерический припадок, а оправившись от него, принялась утверждать, что её мать убил призрак. И слуги сходились во мнении, что не так-то уж она и не права. Во всяком случае, в Аллердейле и правда водится что-то эдакое.

Через месяц после страшного события баронет отослал сына в пансион, а дочь запер в лечебнице, а сам принялся пить ещё больше прежнего, разогнал немногих оставшихся слуг и, наконец, умер от удара пять лет назад.

Я пересказал всё это Холмсу и даже протянул записи. Он забрал блокнот, не взглянув в него, и заметил (мы как раз вышли в холл с дырявой крышей):

— Какой интересный лифт.

— Когда-то он поднимался в детские и опускался в винный погреб и кладовые, — раздался сильный голос мисс Шарп за нашими спинами. — Теперь, боюсь, механизм проржавел окончательно. — Вы не откажетесь от ланча, господа?

Следующее важное происшествие в Аллердейле случилось уже после ланча. Мы осматривали дом с мисс Шарп и Эдит, в то время как Холмс и мистер Шарп отправились к шахтам.

Мисс Шарп, которая, в отличие от Эдит и меня, отлично знала Аллердейл, была нашим гидом. Вводя нас в очередную комнату, она объясняла, что здесь было раньше, давала комментарии к потускневшим картинам и потрескавшимся барельефам.

Мы вошли в Большой зал — огромное величественное помещение с высокими готическими сводами. Здесь самым заметным из произведений искусства был парадный портрет молодой гордой женщины.

— Леди Беатрис Шарп, — сказала мисс Шарп чуть дрогнувшим голосом, — наша мать. Отец разместил его здесь, на почётном месте, но подальше от глаз. А мы с Томасом никак не можем решиться и перевесить его. Она как будто владеет поместьем до сих пор.

Я подошёл к портрету поближе, мне хотелось рассмотреть дорогую золотую раму. Но стоило мне наклониться к ней, как я услышал знакомый голос. Только в этот раз он прошептал: «Беги… Беги из Багрового пика».

— Кто это? — громко спросил я, обернулся и увидел, что обе женщины, стоявшие на значительном расстоянии, смотрят на меня с изумлением. — Вы не слышали?

— Что? — нахмурила брови мисс Шарп.

— Нет, я слышу только этот ужасный гул в камине, — отозвалась Эдит. Гул действительно был зловещий, но я понимал его источник — ветер задувал в огромную трубу. А шёпот как будто бы происходил из другого мира.

Стоило мне наклониться к картине, как он раздался вновь: «Оставь проклятый Багровый пик», — простонал он.

— Послушайте, здесь! — сказал я, и обе женщины подбежали ко мне. Мы вместе наклонились к картине, но в этот раз нас встретила тишина.

Должен признать, что в этот момент я как никогда прежде поверил в существование потусторонних сил. Шёпот, такой отчаянный и в то же время такой странный, произвёл на меня сильнейшее впечатление.

Я поделился им, когда после обеда мы с Холмсом оказались предоставлены сами себе.

— Шёпот? — повторил Холмс. — В Большом зале? Ватсон, решительно, я должен увидеть это место!

— Наконец-то вас хоть что-то заинтересовало! — заметил я, не сумев скрыть, вероятно, некоторого упрёка в голосе.

— О, дорогой Ватсон, — Холмс покачал головой, — вы думаете, что я равнодушен к этому делу? Напротив, я погружён в работу. Пойдёмте, я хочу осмотреть эту картину.

Вопреки собственным словам, однако, самому портрету он уделил очень мало внимания, только сходу назвал год написания картины, поскрёб пальцем раму, зато заинтересовался одной из колонн, на которых держался арочный свод. Прошёл по всему залу, внимательно изучил и другие колонны, покачал головой и объявил, что для него всё совершенно ясно. А после этого сделался крайне мрачным.

На всякий случай я тоже осмотрел колонны — они были красивыми, в них были сделаны причудливые продольные углубления, которые делали всю конструкцию как будто бы легче на вид, но более ничего особенно я заметить не смог.