Про Дуньку, которую знали все

Пробовала приставать к кому-нибудь из ребят с разговором, но от неё отворачивались, игнорировали. Все, как один! Даже Светка Тимохина!

На переменках Дунька сидела в одиночестве на подоконнике и горевала. Старшеклассники, проходя мимо, бросали в её сторону подколки: «Что, Дунька, приуныла? Проказы растеряла? Как в твоём таборе дела?» Дурная мысль насчёт цыганского рода-племени каким-то образом успела заполонить всё школьное пространство. И это было выше её сил.

Со звонком плелась в класс, что-то бормоча себе под нос, но сидеть на уроке не могла. Не переставая пилила спину Руслана ненавистным взглядом. Только ему это как слону дробина. С открытым ртом слушает Елену Сергеевну. Вот бы ему в рот пельменем запустить, как в том фильме — «Ночь перед Рождеством». А из головы не выходили слова новенького про… табор. Скоро все «цыганкой» дразнить будут!

И в конце концов Дунька не выдержала: какая-то сила подхватила её, заставила вскочить, метнуться к выходу. «Сами вы цыгане!» — выкрикнула она, пнув ногой дверь. Пулей пролетела мимо изумлённого охранника и в одном школьном платье, в сменной обуви, перепрыгивая через лужи с раскисшей снежной кашей, помчалась домой.

Почувствовала, как замёрзла, только у двери своей квартиры. Зуб на зуб не попадал. На беду, ещё и ключ в замке застрял. Ни туда ни сюда не вертится. Хоть плачь! Все и всё — против неё! До крови кусала губы. Что делать? К бабе Зое сейчас звонить ей не хотелось. Да и что расскажешь?!

Наконец замок открылся. На Дуньку пахнуло теплом квартиры. Плюхнулась на кровать и дала волю злым слезам.

Пришедший на обед Валерка тотчас почуял неладное. Заглянув в её комнату, спросил:

— Ты что, Дуняша, так рано? И никак плачешь? Что случилось? Кому по шее надавать?!

— Никому! — отвернула заплаканное лицо к стенке Дунька.

— А где у тебя пальто, сапоги, рюкзак? — допытывался отчим, с изумлением разглядывая её вымокшие до колен колготки. — Ты никак в одних сменных туфлях домой прибежала?!

Пытал он её своими вопросами долго. И по голове гладил, и мокрые пятки щекотал. Дунька не выдержала щекотки, сквозь слёзы улыбнулась.

— Давай, давай, рассказывай, — ласково уговаривал отчим. — Только мне одному, и по секрету. А я — могила! Никому не расскажу и разборок без твоего на то решения чинить не буду. Зуб даю!

И Дунька «раскололась».

Часа через два после ухода отчима на работу в дверь позвонила Елена Сергеевна. В руках она держала Дунькино пальто, сапоги, рюкзак. А за ней стоял… новенький!

— Ты, Дуня, меня извини, — виновато отворачивая лицо в сторону, начал он, — сорвалось с языка. Рассердился на тебя за твои проделки.

Дунька молчала. Да и что тут скажешь? Такого поворота она не ожидала.

А Руслан вдруг предложил:

— Хочешь, я тебя научу планшетом пользоваться?

— У меня его нет, — пробормотала Дунька и опустила голову.

— На моём поучишься! — поспешно стал доставать из рюкзака планшет Руслан.

Елена Сергеевна, обняв их за плечи, заторопилась:

— Вы, ребята, поиграйте без меня, ладно? Мне сына на приём к врачу отвести надо.

А когда за учительницей закрылась дверь, Руслан стал раздеваться. Потом, властно взяв Дуньку за руку, скомандовал:

— Пошли в твою комнату!

А у Дуньки язык отнялся. Молчала и послушно, как малолетняя, шла за ним. Будто не он к ней, а она к нему в гости пришла. Все приятные события свалились на Дуньку разом и так неожиданно, что она снова вошла в ступор. Однако всё, что объяснял ей Руслан по поводу планшета, усваивала с такой лёгкостью, словно всю жизнь за компьютером сидела. Хотя никакого компьютера у них в доме не было. Мать как-то с премии хотела купить, да потом передумала. «Будешь в интернетовской помойке целыми сутками рыться! Я тебя знаю!»

Руслана её способности удивили.

— Во даёшь! На лету всё схватываешь! Ну и голова! А мне твой отец сказал, что у тебя ни планшета, ни компьютера пока нет! Но пообещал, что скоро купит.

Дунька чуть слюной не подавилась.

— Никакой он мне не отец! — наконец прорезался у неё дар речи. — А зачем он в школу приходил?! — в ужасе прошептала она. — Он что-нибудь говорил?!

— Не-е-ет! — с удивлением протянул новенький. — Он за твоими вещами пришёл. А Елена Сергеевна сказала, что мы сами отнесём. Вот и всё! А что?!

Дунька облегчённо вздохнула и промолчала. Короче, как любит говорить Валерка, «тему закрыли». А планшет — великая сила! И себя фотографировали, и музыку слушали, и на видео друг друга снимали. У Дуньки из головы не выходило: неужели Валерка и правда купит ей такой же? А ещё очень хотелось дружить с Русланом! Но ведь не скажешь первой: «Ты со мной, а не с Викой Воробьёвой дружи!» Дунька искоса поглядывала на новенького.

— А родители у тебя кто? — внезапно спросила она.

Он в упор удивлённо взглянул на неё:

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… — стушевалась она, — кем работают?

— Мама — врач, папа преподаёт в университете. А что?

— Ничего, просто… — многозначительно пожала плечами Дунька. А в голове пронеслось: «Так и думала: профессорский сынок!»

Ей очень хотелось хотя бы мысленно «подняться на цыпочки», но этого не получалось. Руслан был не то чтобы примерным, образцово-показательным, как Галька Сорокина, у которой эта «примерность» прямо на лбу написана. Он был каким-то… каким-то не таким… как все. И нужное слово было трудно подыскать.

Интересно, пошёл бы он на льдинах кататься? Вряд ли. Сказал бы: «Я не сумасшедший. И жизнью своей, какой-то глупости ради, рисковать не собираюсь!» И никто бы не стал его подначивать: «А что? Слабо?!» Любопытно, а кем Валерка работает? Краем уха слышала, что мать расспрашивала его о каких-то спасательных мероприятиях. Но Дунька сделала вид, что ей безразлично: кого там он спасает и что такое МЧС. А теперь в голове засело. Надо будет поинтересоваться…

Вечером за ужином Валерка начал разговор первым:

— А неплохой этот парень, Руслан. Я хотел одежду твою забрать, а он мне говорит: «Я сам отнесу! Это я Дуняшу обидел! Извиниться хочу!»

Дунька подозрительно взглянула на него. Кто же всё-таки врёт: Руслан или Валерка? Скорее всего — Валерка! Никогда Руслан её «Дуняшей» не называл! Это только они с матерью… «Цыгановой» — ещё может быть. Мать вон тоже головой крутит, не знает, как трюки Валеркины воспринимать. А впрочем, ей-то, Дуньке, какая разница? И лучше обо всём этом, что в школе произошло, не вспоминать. Баба Зоя говорит, что неприятные моменты в памяти хранить нельзя. Каждый человек на своих ошибках учится. Не было бы ошибок, не прибавлялось бы и ума.

А всё-таки хорошо, что у них теперь Валерка есть!

Будто прочитав её мысли, отчим вдруг лукаво улыбнулся и подмигнул ей:

— Ты что на нас так хитро поглядываешь?

— Знаете, чего я хочу? — не задумываясь, выпалила Дунька.

— Чего? — в один голос спросили мать с Валеркой.

— Братика! — решительно произнесла она.

— Легко! Сделаем! — со всей серьёзностью тут же пообещал Валерка.

А мать смутилась, покраснела и быстро сменила тему разговора:

— Сходила бы после ужина к бабе Зое. Она вроде как приболела. Может, чем помочь надо?

Дунька тут же вскочила и, накинув на плечи вязаную кофту, побежала к двери.

— Чаю-то попей! — крикнула ей мать вдогонку.

— У бабы Зои попью!

— Тогда конфеты в серванте возьми. Нельзя с пустыми руками в гости ходить!

Дунька крутанулась на пятках, схватила коробку конфет, вафли, что были положены матерью на холодильник, и — снова к выходу.

Баба Зоя, открыв ей дверь, по-детски бурно обрадовалась, щёки у неё на лице стали похожи на тугие яблочки.

— Ой, Дунюшка! Как ты повзрослела! Давно уж не виделись…

Пили чай с плюшками, беседовали, как взрослые.

— Как отчим-то твой? Не обижает?

— Не-а! Он так-то ничего мужик. Мобильник мне подарил. И вроде даже планшет обещал купить… Баба Зоя, а может, он и есть мой папа? — неуверенно спросила она.

Баба Зоя даже поперхнулась. Откашлявшись, пожала плечами.

— Кто его знает! В жизни всякое бывает. Вообще-то в характерах у вас много общего. Он, как и ты, — крепкий орешек. Судя по рассказам твоей мамы, тоже ничего не боится. — И озадачила встречным вопросом: — А как ты его зовёшь?

— А никак! — отмахнулась Дунька.

— Негоже это! — покачала головой баба Зоя. — Уж если не «папой», так хоть «дядей Валерой» зови. Обидно человеку без имени быть. Раньше, бывало, если кого не уважали, по имени не называли, а просто говорили: «Ты бы сходил…», «Ты бы сделал…», «Ты бы помог…». И потом это «Тыбы» прозвищем становилось: «Тыбы» — да и всё тут. А ведь любит он вас с мамой…

Дунька ничего не ответила, только плечами пожала. В общем-то баба Зоя, как всегда, права. Только как себя пересилить? Привыкла уже. И лучше бы, конечно, не «дядей», а «папой» звать. Представила себе это — и в груди от радости что-то затрепыхалось, будто мотылёк какой внутри крылышками замахал.

— Ну а что за мальчик к тебе в гости приходил? — хитро взглянула на неё баба Зоя.

Дунька свела губы в дудочку, кокетливо склонила голову набок. Ох уж эта баба Зоя! Через стенку видит, что ли? Но доверительный разговор обрывать не хотелось.

— Да это новенький наш. Мы с ним дружим.

Сказала и залилась краской. Враньё ведь!

Вдруг Руслан к ней больше и не подойдёт?

— А чего ж покраснела так? — не унималась баба Зоя. — Хороший парень? Нравится тебе?

Дунька кивнула:

— Он не такой, как другие мальчишки. За девчонок заступается. Его все в классе любят. Он — умный. И сильнее всех.

— На такого равняться надо, — рассудительно произнесла баба Зоя. — Бывают такие люди… лидерные.

Но мусолить щекотливую эту тему Дуньке больше не захотелось. Душу жгли очень важные для неё сейчас вопросы.

— Баба Зоя, а ты во сколько лет в первый раз влюбилась?

Спросила и так притихла, что стало слышно, как старинные настенные часы с кукушкой и тяжёлыми гирями в виде еловых шишек отсчитывали секунды. Дуньке казалось, прошла уже целая вечность, а баба Зоя всё молчала. Хоть бы кукушка выглянула, что ли! Ведь уже ровно три часа! Но и та, видно, проспала. Дунька первой решила нарушить молчание. С самой обольстительной улыбкой показывая на часы, прошептала:

И вздохнула баба Зоя:

«Как же мне не горевать!

Из моих часов кукушка

Перестала куковать…»

Баба Зоя находчивость её оценила, потрепала по голове.

— Когда я впервые влюбилась, спрашиваешь? Да лет в четырнадцать. Это вы теперь скороспелые. А нам про любовь думать было некогда. Сызмальства родителям помогали: и деревья пилили, и в огороде грядки пололи, и за скотиной ухаживали, и с младшими братьями-сёстрами нянчились.

Рассказывала баба Зоя медленно, с такими длинными паузами, будто испытывала Дунькино терпение. Но торопить её Дунька не решалась: характерец ещё тот. Может вообще замолчать и потом слова от неё не добьёшься.

— Как-то раз корову в обед пошла доить, на уденье, значит… — словно с трудом вытягивала из памяти баба Зоя. — А пастуха в этот день подменял его сын. Они в соседней деревне жили. То да сё — разговорились. И стали по вечерам у речки встречаться. Помню, бывало, возьмёт он меня за руку, спрашивает что-то, а я молчу. От неги язык отнимался. Глупо так улыбаюсь. И чувствую, что ноги ватными делаются и тело силу теряет, будто кто из меня весь дух высосал…