Твердые орешки

День самоуправления

В нашем лагере в каждой смене бывает День самоуправления. Кто пионер, тот знает, что это значит. В такой день все ребята заменяют взрослых: становятся вожатыми, педагогами, врачами, поварами и даже начальниками лагеря.

А все взрослые становятся пионерами — нулевым отрядом. Это очень важное и полезное мероприятие. В такой день видно, кто на что способен. А кроме того, очень весело.

Я хочу рассказать о нашем Дне самоуправления и какая должность была мне поручена.

Произошло все так. По специальному приказу были распределены должности. Коля Шибуков из первого отряда назначен начальником лагеря, Валя Сомова, наш председатель совета дружины, — старшей пионервожатой, Женя Куц — дворником, Мая Сахарова — биологом, а все председатели совета отрядов стали вожатыми. В нулевом отряде, у взрослых, председателем стал Иван Филиппович, начальник лагеря, а Рая, старшая вожатая, просто звеньевой. Вчера на вечерней линейке был зачитан приказ, а сегодня чуть свет началось самоуправление.

Но самое смешное то, что нашего музвоспитателя Абрама Соломоновича назначили Ваней Уховым. А Ваня Ухов — это никто, просто пионер, причем самый отъявленный бузотер в лагере.

Абрам Соломонович маленький толстый и лысый. Он с самого утра начал бегать в трусиках по лагерю и мешать дворнику Жене Куцу подметать дорожки. Точно как Ваня…

И все-таки это тоже не самое смешное. Самое смешное произошло тогда, когда пришел я на распределение должностей. Я опоздал на вечернюю линейку, потому что мне в санчасти перевязывали ногу, которую я еще утром разбил. Навстречу мне выбежала Нинка Глаз и ехидно объявила: «Вовка, поздравляю, тебя назначили шефом!» Я сначала обрадовался, думал — начальником лагеря, оказывается, меня назначили шеф-поваром. Я никогда не мечтал о такой работе. Девчонки начали хихикать, шушукаться и пальцами на меня указывать. Я бы уж лучше согласился стать главврачом. Тогда бы я назначил в этот день уколы, и Нинке Глаз велел бы сделать сразу три: в руку, в спину и еще в одно место. Чтобы не ехидничала…

Ну, назначили так назначили. Я от поручений никогда не отказывался, поэтому решил делать все добросовестно.

Прямо с линейки пришлось идти в бухгалтерию составлять на завтрак меню. Прихожу, а там уже вертятся Толька Брикин и Зина Гладышева. Кроме них, никого нет. Оказывается, Толька назначен главным бухгалтером, а Зина — кладовщицей. Толик сидит с важным видом за бухгалтерским столом и на счетах костяшки перебирает: щелкнет и кричит «дебет», «кредит», «сальдо», «але оп». Орет сам не знает что, потому что «сальдо» — это вовсе не сальто и нечего «але оп» кричать. Вообще у Брикина с алгеброй никогда не ладилось, всегда на троечках выезжал. А тут вам, пожалуйста, главный бухгалтер!.. Зина подходит, ко мне, заламывает, как артистка, руки и говорит:

— Ой, Вовочка, что я буду делать? В складе замки не исправлены, а я материально ответственное лицо за все продукты!

«Ну и артистка»! Знает же, что это игра и ни за что она не отвечает, а строит из себя какое-то чучело».

Я хотел ей это сказать, но тут как раз настоящий кладовщик, Захар Петрович, явился. Толька Брикин как вскочит из-за стола, как закричит:

— Захар Петрович, вы уже больше не кладовщик!..

Захар Петрович побледнел, а когда Зина сказала, что кладовщицей назначили ее, успокоился.

Потом пришли главный бухгалтер и повар. Нас попросили подождать, пока они все обсудят, а потом нам доложат.

Ничего особенно на День самоуправления готовить не собирались, только к обеду на третье решили впервые дать клубнику, потому что Захар Петрович сказал, что она у него больше лежать не может. Если клубнику не впишут в меню, то он должен будет составить акт и выбросить ее. Вписали. Потом предупредили, чтобы мы к шести утра были на местах, иначе завтрак и обед запоздают.

Я пошел проводить немного шеф-повара Павла Васильевича. По дороге он мне сказал, что за завтрашний день очень волнуется.

— Питание — это не шутка! А когда под руками лишние люди вертятся, то можно такое наварить, что сам есть не будешь. Меня же каждые полчаса будут таскать на всякие лекции и массовки… Ах, как будто не понимают, что все держится на питании… Родители чего требуют? — спросил он у меня и сам ответил: — Килограммы!

Я хотел ему сказать, что питание не самое главное, а важней всего воспитание и закалка, но промолчал, чтобы не обидеть его. Потом вежливо попрощался и сказал:

— Вы, Павел Васильевич, не волнуйтесь, я не опоздаю и буду вам очень помогать.

Когда я прибежал к своей палатке, то меня там ожидало человек пять лагерных обжор.

— Вовка, — требовали они. — Ты гляди, чтобы у нас полные порции были. И чтобы на добавки не скупились… По два раза давали!..

— Ладно, — сказал я. — По три порции каждому дам. Что мне, жалко, что ли?

Потом я долго не мог заснуть, вертелся и думал о том, какая тяжелая работа у шеф-повара Павла Васильевича и вообще у всех, кто на кухне трудится. Каждый день в шесть часов утра поднимаются и целый день у горячей плиты стоят… И мама тоже. Она, прежде чем на работу пойти, завтрак мне готовит, после работы обеды варит, сразу на два дня. А в выходной день на рынок идет и полные авоськи оттуда тащит… Как я раньше этого не понимал?! Очень тяжело маме. Вот завтра посмотрю, как все варится, научусь, а приеду домой, буду матери помогать…

Больше, кажется, я ни о чем ночью не думал, потому что, когда Зина меня утром разбудила, я снова о маме вспомнил.

— Как тебе не стыдно! — кричала Зина. — Из-за тебя вся работа на пищеблоке стоит! Ты что, забыл, что ты шеф?.. Я уже два часа продукты выдаю, а принимать некому.

Сначала я не понял, чего она от меня хочет, про какой-то пищеблок орет. Я ведь еще не знал, что это кухню в лагере так называют. Потом, когда увидал, что вокруг меня ребят нет, а из столовой шум доносится, сразу понял, что проспал. Оказывается, уже все с линейки на завтрак пошли, а про меня забыли, думали, что я давно на кухне работаю.

Пробежал я за палатками на хозяйственный двор, чтоб меня никто не видел, а оттуда уже на кухню пробрался. Прихожу, а Павел Васильевич смотрит на меня с удивлением и спрашивает:

— Ты кто такой? Тебе что здесь нужно?

Ну, я ему напомнил, кто я и зачем пришел.

— А-а-а! — припомнил Павел Васильевич и забеспокоился. — Ох ты, беда моя! Тебя-то здесь и не хватало! И что за день такой? — А потом махнул рукой и говорит: — Ладно, иди получай халат, колпак и приходи сюда, к делу пристрою.

Получил я халат, колпак и пришел на кухню. Пришел, а Павел Васильевич снова меня не узнал. Потом вспомнил и говорит:

— Ты все равно опоздал, так пойди погуляй, пока обед закладывать не начнем.

Вышел я в столовую. Ребята завтракают. Увидали меня и давай кричать:

— Молодец, Вовка! Ух, и макароны вкусные у тебя получились! И творог сегодня не кислый…

Я хотел им сказать, что завтрак без меня варился, да не успел: меня позвали к столу, где нулевой отряд сидел. То есть все взрослые.

— Товарищ шеф-повар, надо бы нашему отряду добавки дать. Видите, какие у нас пионеры большие? — сказал физрук и протянул пустую тарелку. Вожатые тоже стали требовать добавки. А Абрам Соломонович, тот, который теперь Ваней Уховым стал, начал по столу ложкой колотить и согнул ее. Подошла к нему Валя Сомова и, как старшая вожатая, потребовала, чтобы он вышел из-за стола. Все за него заступились, говорят: «Ваня не виноват: ложки такие, что сами от ветра гнутся». Это они как раз правду сказали: ложки у нас в лагере никудышные, тонкие, как бумага, а вилок вообще не дают, боятся, чтобы мы не покололись…

В общем пошел я на кухню и говорю Павлу Васильевичу:

— Нулевой отряд добавки просит.

Павел Васильевич сердито на меня посмотрел, а его помощница, тетя Феня, говорит:

— Пусть понесет им добавки. Ему для авторитета это нужно, — и навалила мне целую миску макарон с сыром.

Увидали ребята, что я вожатым добавку несу, и давай орать:

— А нам чего не несешь?

— Ты же обещал!

— Даешь добавку!..

Что же вы думаете, я им макарон не раздобыл? Четыре миски добавочных! Сам не знаю, что на ребят нашло! В другой день так от одной порции остается, а сегодня все под чистую подъели.

Не помню, кто первый крикнул: «Качать нашего шефа!» Ну, и начали меня ребята швырять под самый потолок. Бросают и выкрикивают:

— Благодарность ему вынести!

— На линейке отметить!

— Вызвать к спуску флага!..

Еле живого отпустили. Один рукав у халата наполовину отпороли, на колпак ногой кто-то наступил. Наконец разбежались. Тут я почувствовал, что сам есть хочу. Я ведь еще ничего не ел, только другим носил. Пришел на кухню и спрашиваю у тети Фени:

— Мне завтракать полагается?

— А разве ты не завтракал? — спрашивает.

— Нет еще, — говорю, — не успел.

— Господи, дитя-то голодное! — засуетилась тетя Феня. — А ведь в кастрюлях-то ничего вареного не осталось. Все на добавки роздали. Ты хоть хлебушка перекуси. Вот ведь работа у нас с тобой какая! Других кормишь, а самому перехватить некогда…

Поел я хлеба с чаем и жду, что мне делать прикажут. Вдруг вижу, Зинка тащит корзину с клубникой.

— Скорей, — кричит, — надо ее чистить! А то она вся раскисла!

Помог я ей корзину к зеленщицам дотащить. Заходим в зеленную, а там много корзин с клубникой. Ребята сидят и чистят ее. Хвостиков целую гору нащипали, а клубники почти не видно. Догадаться не трудно, куда она девалась: все у них на лице написано.

— Бессовестные! Бессовестные! — закричала Зинка. — У меня на складе больше ни одной корзины не осталось! Вы всю поели!

А краснолицые ей отвечают:

— Мы только гнилую едим. Ее же к столу подавать нельзя. Можешь сама попробовать…

В это время раздался голос Павла Васильевича:

— Всем по местам! Закладываем обед!

Я, конечно, немедленно побежал на кухню. Павел Васильевич посмотрел на меня и спрашивает:

— Чего тебе надо?

Я снова напомнил ему, что я шеф-повар.

— Ох, извини, забыл! Видишь, сколько тут мороки? — сказал раскрасневшийся от жары Павел Васильевич. — Ты стой в сторонке и смотри, учись. Если бы раньше пришел, я бы тебе все подробно рассказал, а теперь сам наблюдай. Вот это борщ…

Повар начал бросать в большой котел нарезанную капусту, свеклу и картошку.

— Борщ — главное блюдо в обеде! Гляди, сколько витаминов! — Он поднял черпаком целую гору нарезанных овощей.

Но на этом лекция закончилась. В кухонное окно заглянула Валя Сомова и обратилась к Павлу Васильевичу:

— Пионер Бирюков, почему вы не на беседе? Весь нулевой отряд в сборе, только вас нет. Сегодня Владимир Говорков шеф-повар, а не вы.

— Что еще там за беседа? — спросил Павел Васильевич, вытирая передником руки.

— Как раз по вашей части. Пионерка Света Гусакова будет рассказывать о китайской кулинарии. Она с отцом целый год в Китае прожила, ее отец тоже повар.

Павел Васильевич широко раскрыл глаза, потом посмотрел на будильник, что стоял на полочке, и сказал:

— Как же, как же! Обязательно надо послушать!.. Ну, а раз ты шеф-повар, — обратился он ко мне, — то вот тебе соль и через полчасика бросишь ее в борщ. — При этом он всыпал в белую кастрюльку почти целую пачку соли. — Гляди же, не забудь! — бросил он на ходу и уже с улицы снова крикнул: — Феня, погляди за борщом!