Неправильное воспитание Кэмерон Пост

Она сделала большой глоток, а я вдруг вспомнила о сериалах для молодежи, которые мы смотрели после уроков. Там вечно у всех такие же серьезные лица.

– Чего заладила? – спросила я ее.

– Ничего. Просто нам обеим будет тринадцать, значит, мы уже не дети. – Она затихла, с силой оттолкнула ногой наползавшее сено и пробубнила в бутылку: – Ты скоро станешь подростком, а сама даже целоваться не умеешь. – Она делано захихикала и отхлебнула из горлышка. Шипучка пенилась на ее губах.

– А сама-то, – ответила я. – Думаешь, ты на самом деле мисс Секси?

Подразумевалось, что она обидится. Когда мы играли в «Клуэдо», что бывало довольно часто, ни я, ни Ирен никогда не брали фишку мисс Скарлетт.

На крышке нашей коробки были фотографии людей в чудных старомодных нарядах, которые застыли в картинных позах посреди всякого отжившего свой век барахла. Предполагалось, что они изображают персонажей игры. В нашем издании грудастая мисс Скарлетт разлеглась на кушетке – этакая обольстительница в алом платье и с сигаретой в длинном черном мундштуке. Мы прозвали ее мисс Секси и придумывали ей истории о порочных связях с пузатым мистером Грином и бывалым полковником Мастардом.

– Не обязательно быть мисс Секси, чтобы с кем-то целоваться, мышка-глупышка, – сказала Ирен.

– Ну и с кем же мне целоваться? – Я отлично знала, каким будет ее ответ, и все же затаила дыхание, дожидаясь его.

Она молчала. Вместо ответа она одним большим глотком допила рутбир, положила бутылку на бок и легонько подтолкнула. Мы смотрели, как бутылка катится к зияющему проему, под которым виднелось сено, вслушивались в глуховатый шорох трущегося о мягкую древесину стекла. Пол там был слегка скошен, и, достигнув края, бутылка приземлилась на сено, о чем нам сообщило едва различимое шуршание снизу.

– Твой папа рассердится, когда найдет ее там. – Я смотрела прямо на Ирен.

Она перехватила мой взгляд. Наши лица опять были совсем близко.

– Спорим, ты не посмеешь меня поцеловать. – Ее глаза были прикованы к моему лицу.

– Ты что, взаправду?

Она состроила свою любимую дебильную гримасу, мол, ясное дело, и кивнула.

И я ее поцеловала. Не стала дожидаться объяснений или когда ее мама позовет нас привести себя в порядок к ужину. Что ж… Чего рассказывать о поцелуе тому, кто сам не пробовал? Тут все дело в тебе и в том, как тебе отвечают. Скажу одно: губы у нее были соленые и на вкус как рутбир. И еще голова у меня все время кружилась. Если бы это был единственный раз, тогда бы ничего, мы и не такое раньше вытворяли, какая разница. Вот только потом, когда мы сидели, прижавшись к ящикам, наблюдая, как оса кружит и вьется над лужицей шипучки, Ирен поцеловала меня. Сама. Я не просила, но мне было приятно, когда она это сделала.

И тут уж ее мать и правда позвала нас ужинать. Все то время, что мы мылись над большой раковиной у заднего крыльца, ели хот-доги с пылу с жару, такие, как нам нравилось, – с корочкой и густо политые кетчупом, уписывали клубничный пирог (каждая взяла по две порции), мы словно робели друг перед другом. Всю дорогу в город, пока грузовик ее отца катил по Семетри-роуд в дальний конец Майлс-сити, в машине было очень тихо, не считая, конечно, треска и рева, которыми сопровождались передачи на радио «КАТЛ», вещавшего в AM-диапазоне.

Уже у меня мы вместе с бабулей Пост немножко посмотрели телик – шел «Мэтлок», – а потом выскользнули на задний двор, туда, где над еще влажной от вечернего полива травой высилась катальпа, наполнявшая горячий воздух тяжелым сладким ароматом своих белых цветов. Мы смотрели, как сумерки без спешки уступают ночи: как цвет неба из густого розового и ярко-лилового постепенно становится чернильно-синим, а потом и вовсе черным.

Зажглись первые звезды. Они мерцали, словно лампочки над афишами кинотеатра в центре города. И тут Ирен спросила меня:

– Как думаешь, нам влетит, если кто-нибудь узнает?

– Да, – ответила я без раздумий. Никто никогда не говорил мне, что с девочками целоваться плохо, это и без того было всем понятно. Девочкам полагалось целовать мальчиков, и именно так они и поступали – в нашем классе, по телику, в фильмах, да повсюду. Мальчики и девочки. Только так. Все остальное было чем-то ненормальным. Конечно, я видела, как девчонки нашего возраста разгуливают, держась за руки, возможно, некоторые из них даже чмокают друг друга, но я точно знала, что наш поцелуй на сеновале был совсем другим. Он был как у взрослых, значил что-то серьезное, как Ирен и говорила. Мы не просто решили попрактиковаться. Может, и решили, но не совсем. По крайней мере, я так не думала. Но ничего этого я Ирен не сказала. Она и сама все понимала.

– Что ж, секреты мы хранить умеем, – добавила я наконец. – Нас же никто не заставляет всем об этом докладывать.

Ирен молчала, а мне в темноте было не разглядеть ее лица. Пока я ждала ответа, мне казалось, что слова, мысли, чувства словно бы застряли в этом пропитанном медовым ароматом жарком воздухе.

– Хорошо, но… – Ирен осеклась, когда на заднем крыльце мелькнул свет и в проеме затянутой противомоскитной сеткой двери показался квадратный силуэт бабули Пост.

– А не пора ли вам баиньки, девочки? – позвала она нас. – Можем съесть по шарику мороженого перед сном.

Мы смотрели, как ее фигура перемещается от двери вглубь дома, в сторону кухни.

– Но что, Ирен? – шепотом спросила я, хотя знала, что бабуля не услышала бы меня, даже стой она рядом с нами во дворе.

Ирен вздохнула. Я слышала это. Вздох был совсем короткий.

– Но, Кэм… Думаешь, мы можем попробовать еще?

– Да, если потихоньку, – ответила я.

Видимо, даже в таких потемках она могла разглядеть, как пылают мои щеки, но ей даже этого было не нужно. Она просто знала. Ирен всегда все знала. * * *

В Майлс-сити решили, что лучше места, чем озеро Сканлан, для городского бассейна не найдешь. Вообще-то это было не озеро, а здоровенный пруд. В воду уходили деревянные мостки, дистанция между которыми, как и предписывают правила федерации плавания, составляет пятьдесят ярдов. Половину берега покрывал довольно крупный коричневый песок. Им же было засыпано и дно, во всяком случае, какой-то его участок, так что наши ноги не утопали по щиколотку в иле. Каждый год в мае муниципальный совет распоряжался открыть трубу, и воды реки Йеллоустоун наполняли обмелевший к тому времени пруд. Все, что только могло пройти сквозь решетку водосбросной трубы, оказывалось в бассейне: крошечные сомики, змеи, малюсенькие улитки, которые питаются утиным пометом (от них еще бывает красная сыпь по всему телу – ее так и называют «водяная чесотка»; у меня все ноги сзади идут пятнами, и кожа от нее так и горит, особенно под коленками).

Ирен наблюдала за мной с берега. Не успели мы уйти с парковки, как появился Тед, наш тренер, и стало не до баловства. По-моему, мы обе даже были этому рады. Пока мы разминались, я держалась поближе к мосткам, чтобы не выпускать Ирен из виду. Она не пловчиха. Какое там. Вряд ли она сможет проплыть хоть несколько метров, к тому же вечно забывает пройти контрольный тест в лягушатнике перед тем, как прыгать с вышки, расположенной в дальней правой части бассейна. Пока я училась плавать, Ирен чинила заборы, перегоняла скот, ставила клейма животным, помогала всей округе. Между нами царил дух соперничества, и победить вчистую удавалось редко, поэтому я изо всех сил цеплялась за свое звание первоклассной пловчихи, вечно выпендривалась перед ней, когда мы вместе оказывались на озере Сканлан, вновь и вновь доказывала свое превосходство, то проходя дистанцию баттерфляем, то прыгая в воду с вышки.

Но на этот раз все было иначе. Я не сводила глаз с Ирен, и от того, что я видела ее лицо, прикрытое козырьком белой бейсболки, и руки, что-то лепившие из влажного песка, на душе у меня становилось очень спокойно. Пару раз она тоже бросала на меня взгляд и махала мне, а я махала в ответ, и этот обмен тайными знаками волновал меня.

Тренер Тед застукал нас. Он сердито прохаживался по берегу, жуя на ходу бутерброд с ливерной колбасой и луком. Дойдя до лягушатника, тренер огибал вышку спасателей и шел обратно, чтобы крепко шлепнуть по заду желтым поплавком тех из нас, кто слишком мешкал на стартовых тумбах после его свистка. Он вернулся домой из университета штата Монтана на летние каникулы. Он был очень смуглый и весь покрыт маслом для загара. Пахло от него луком и ванилью. Спасатели на озере Сканлан вечно поливались ванильной эссенцией, чтобы их не кусала мошкара.

Большинство девчонок из моей команды были без ума от Теда. А я хотела быть как он: попивать холодное пиво после соревнований, забираться на наблюдательную вышку, не пользуясь лесенкой, ездить на джипе с открытым верхом, быть щербатым предводителем всех местных спасателей.

– Привела подружку на тренировку и сразу всё из головы вон? – спросил меня тренер Тед, поглядывая на секундомер. Мы только что проплыли сто ярдов свободным стилем, и ему не понравилось мое время. – Не знаю уж, что ты там делала у бортика, но это точно был не разворот с толчком. Оттолкнись как следует, чтобы ноги оказались над головой. И запомни: я хочу, что ты брала вдох на третьем выходе из воды. На третьем, ясно?

Я занималась с семи лет, но только прошлым летом у меня стало получаться по-настоящему. Я наконец-то поняла, как правильно делать выдох под водой, нашла нужное положение головы и перестала шлепать ладонями по воде при каждом гребке. Тед говорил, что я почувствовала свой ритм. На всех соревнованиях в штате я обязательно что-то выигрывала, и теперь Тед возлагал на меня некоторые надежды. Надо сказать, положение было не ахти: опасное это было дело – не оправдывать ожиданий нашего тренера. После тренировки он проводил меня к берегу, обнял за холодные от озерной воды плечи, и рука его показалась мне особенно горячей и тяжелой. Голой кожей я чувствовала волосы у него под мышкой, густые и мерзкие, как шерсть животного. После мы с Ирен не могли говорить об этом без смеха.

– Никаких подружек завтра, ладно? – Он повысил голос, так чтобы Ирен расслышала его слова. – Оставь два часа в день только для плавания.

– Ладно, – смущенно пообещала я. Мне было неловко, что меня отчитывают на глазах у Ирен, пусть и не всерьез.

Он улыбнулся своей фирменной улыбочкой, чуть заметной и хитрой, как у мультяшной лисы с коробки сухих завтраков, и слегка потрепал меня по спине своей тяжелой рукой.

– Ладно – что?

– Завтра только плавание, – ответила я.

– Умница. – Он на секунду сжал мои плечи, как всегда делают тренеры, и ленивой уверенной походкой зашагал в сторону раздевалок.

Обещание несколько завтрашних часов не думать ни о чем, кроме плавания – всех этих переворотов, взмахов и погружений, – далось мне удивительно легко. * * *

Бабушка включила дневной повтор «Она написала убийство» и, по обыкновению, задремала, а мы с Ирен уже видели эту серию, поэтому тихонько вышли, оставив ее отдыхать в кресле. Во сне она чуть слышно посвистывала, этакая хлопушка-свистушка при последнем издыхании.

Мы залезли на тополь, а с него перебрались на крышу гаража, у которого он рос. Родители постоянно твердили мне, чтобы я не смела этого делать. Там все было залито расплавленным битумом. Не успели мы и шагу ступить, как наши шлепанцы тут же погрузились в вязкую жижу. Подошва Ирен прилипла намертво, и она, не удержавшись, рухнула, обжигая выставленные вперед ладони.