Неправильное воспитание Кэмерон Пост

Когда мы спустились на землю, шлепанцы у нас были все в битуме. Мы поболтались по двору, прошли между домами, остановились поглазеть на осиное гнездо, потом несколько раз спрыгнули с верхней ступеньки крыльца на землю. Попили воды из шланга. Мы делали что угодно, лишь бы не заговаривать о том, что случилось вчера на сеновале, о том, что мы обе хотели повторить. Я ждала, не сделает ли Ирен первый шаг. Не сомневаюсь, она ждала от меня того же. Мы обе отлично играли в эту игру. И могли продержаться очень долго.

– Расскажи мне ту историю про твою маму на озере Квейк, – попросила Ирен, плюхаясь в шезлонг. Она перекинула свои длинные ноги через подлокотник, так что тяжелые и липкие от смолы тапки едва держались на кончиках пальцев.

Я устроилась прямо напротив нее и попыталась усесться по-турецки, только вот солнце так раскалило плиты патио, что ноги у меня просто пылали. Пришлось сменить позу: подтянуть коленки к груди и обвить их руками. Чтобы разглядеть Ирен, мне приходилось щуриться, но даже тогда все, что я видела, – это какой-то смутный темный абрис и огромный белый шар, в который превратилось солнце, скрытое ее головой.

– Маме суждено было погибнуть в 1959 году во время землетрясения, – начала я, прижимая ладонь к плитке и тем самым перекрывая путь черному муравью, который что-то куда-то тащил.

– Нет, не так же начинается. – Ирен позволила шлепанцу соскользнуть с ноги. Потом сбросила и второй, чем напугала муравья, решившего, что лучше ему с нами не связываться.

– Ну вот сама и рассказывай. – Я попробовала загнать муравья себе на палец, но он замер. Окаменел. А потом все-таки отправился в обход.

– Ну давай, – сказала Ирен, – не будь такой задницей. Давай так, как всегда.

– Был август. Мама с бабушкой, дедушкой Уинтоном и тетей Рут пошли в поход. – Я нарочно говорила без всякого выражения, да еще и слова тянула, как мистер Обен, учитель, которого презирали чуть ли не все пятиклашки.

– Ой, нет. Знала бы, что такой отстой выйдет, не просила бы. – Ирен вытянула ногу и попыталась кончиком большого пальца подцепить упавший шлепанец.

Я оттолкнула оба шлепанца туда, где ей их было не достать.

– Ладно, детка, ладно. Слушай же. Однажды они пошли в поход к Йеллоустоуну. Собирались встать лагерем у Рок-Крика. В тот день они уже начали устраиваться.

– В какой день? – спросила Ирен.

– В какой-то августовский день, – отозвалась я. – Я должна бы помнить, но что-то забыла. Бабушка Уинтон занималась обедом, мама с тетей Рут ей помогали, а дедушка собирался на рыбалку.

– Расскажи про удочку, – потребовала Ирен.

– Я и собираюсь, если ты перестанешь меня перебивать, – огрызнулась я. – Мама всегда говорит, что, если бы дедушка успел закинуть свою удочку, они бы остались там. Им бы не удалось заставить его и стронуться с места. Коснись она воды – и все.

– Ой. У меня до сих пор мурашки по телу всякий раз, как начинается эта часть. – В доказательство она протянула мне руку, но, как только я дотронулась, между нами словно искра пробежала, и я тут же отстранилась. То, о чем мы обе знали, напоминало о себе.

– Ага. Но так уж получилось, что дедушка еще не ушел рыбачить, и тут приехали их знакомые из Биллингса. Мама очень дружила с их дочкой, Марго. Они и сейчас дружат. Она крутая. Ну так вот, они решили, что пообедают вместе. Родители Марго убедили дедушку с бабушкой поехать в Вирджиния-Сити, где можно было посмотреть всякие представления в старом театре и заодно переночевать. Они как раз сами оттуда приехали.

– И еще там был этот… салат-бар, – вставила Ирен.

– Шведский стол. Да, мама любит повторять, что дедушка согласился только потому, что услышал про шведский стол. Про всякие пироги, фрикадельки и десерты. Дедушка Уинтон – сладкоежка на всю голову, так папа говорит.

– А в той семье, с которой они обедали, там же кто-то погиб? – Ирен чуть понизила голос.

– Брат этой Марго. Остальные спаслись. – Я чуть заметно поежилась. Мне всегда было не по себе, когда я о нем вспоминала.

– Когда? – Ирен опустила ноги на землю и подалась ко мне.

– Поздно ночью, ближе к полуночи. Стоянку у Рок-Крика затопило, а гора обвалилась и перегородила реку, так что воде из озера Хебген было некуда деваться.

– Так и появилось озеро Квейк, – закончила за меня Ирен.

Я кивнула.

– Те люди так и остались на дне. Они до сих пор там. Со своими машинами, прицепами и другим барахлом.

– Жуть, – сказала Ирен. – Наверное, там теперь водятся привидения. Зачем только твои родители ездят туда каждый год?

– Не знаю. Там вечно кто-то толчется с палатками. – Честно говоря, я понятия не имела, почему они это делали. Но сколько я себя помнила, каждое лето поступали они именно так.

– Сколько было твоей маме? – Ирен наконец-то подцепила свой тапок и встала. Она потянулась, и я разглядела тонкую полоску кожи у нее на животе. Меня обдало жаром. Так всегда бывало в компании Ирен: в самый неожиданный момент я вдруг чувствовала, как внутри меня растет и поднимается к самому горлу огненный шар.

– Двенадцать. Как нам с тобой. * * *

Мы бродили без всякой цели. Шатались по окрестностям, лишь бы подальше от дома. Был уже почти что конец июня, и на каждом шагу торговали фейерверками. Ребятня запускала их на задних дворах – повсюду за высокими заборами клубился дым и раздавался грохот петард. На улице Типперери я несколько раз наступала на хлопушки, которые кто-то раскидал перед домом, покрашенным желтой краской. Я едва не заорала, когда что-то взорвалось прямо у меня под ногами, но тут на нас налетела ватага мальчишек, которые до того сидели в засаде на дереве. Коленки у них были ободранные, на лицах расплывались широченные дурацкие улыбки.

– Покажите сиськи, – завопил толстяк с пиратской повязкой на одном глазу, – а то не пропустим.

Остальные согласно загоготали. Ирен схватила меня за руку, что в тот момент было совершенно естественно, и мы припустили со всех ног. Так мы промчались два квартала, вопя как сумасшедшие. Мальчишки с криками неслись за нами, но потом отстали: куда этим восьмилеткам с их короткими ножками до нас; к тому же бегать с ружьями, пускай и игрушечными, не так-то легко. Даже в такую жару лететь вперед, держась за руки, когда за тобой гонится свора малолетних чудовищ в одних шортах, было хорошо.

Когда мы оказались на парковке перед магазинчиком «У Кипа», мы взмокли и едва дышали. Цемент на площадке совсем потрескался. Какое-то время мы развлекались тем, что балансировали на верхушках бетонных полусфер, стараясь не свалиться с них, но тут Ирен сказала:

– Хочу клубничную жвачку.

– Давай купим, – предложила я, перепрыгивая с одной полусферы на другую. – Папа оставил мне десятку перед отъездом и велел не говорить маме.

– Всего-то пачка жвачки. Ты что, не можешь просто пойти и взять? – спросила Ирен.

Не знаю, сколько раз я воровала в магазинчике «У Кипа» прежде, но никогда раньше мне не случалось делать этого без подготовки. Иногда Ирен подначивала меня, задавая сложные задачки: стащить лакричные конфеты, которые отличались не только порядочным размером, но и на редкость неудобной для воровства оберткой – шуршала она так, что и мертвого бы из могилы подняла. Иногда я добывала для нее чипсы «Принглс» в неуклюжей круглой картонке, которую невозможно нигде хорошенько припрятать, слишком уж много места она занимает. Я никогда не ходила на дело с рюкзаком. Слишком очевидно. Только представьте: девчонка с большой сумкой застыла у полок с конфетами. Дураков нет. Я прятала добычу под одеждой, обычно засовывала в трусы. С начала каникул я еще ничего не украла, а в тот последний раз на мне были мешковатая толстовка и джинсы. Не то что сейчас. Ирен никогда не заходила в магазин вместе со мной. Ни единого раза.

– Ладно, но все равно нужно что-то купить, – заметила я. – Нельзя просто войти, поглазеть на товар и выйти. К тому же жвачка почти ничего не стоит.

Сама я для отвода глаз обычно покупала жевательный мармелад или банку колы.

– Тогда давай вместе. – Ирен попыталась обойти меня, наши щиколотки зацепились одна за другую, и я застыла, иначе мы обе не устояли бы на ногах.

– Есть же деньги, – возразила я. – Хватит нам обеим.

– Тогда купи бутылку рутбира. – Ей наконец-то удалось меня обогнуть.

– Да хоть десять. – Она совсем сбила меня с толку.

– Вчера нам и одной хватило, – сказала она.

И тут я все поняла. Словно бенгальский огонь вдруг с треском вспыхнул у меня перед самым носом: все дело в нас, в том, что мы сделали. Я не знала, что ответить. Ирен как ни в чем не бывало рассматривала голые пальцы на ногах.

– Тогда надо поторапливаться, – скомандовала я. – Бабуля даже не знает, что нас нет дома. * * *

После обжигающего жара парковки в магазине было почти что холодно. За прилавком стояла Энджи – густая темная челка, длиннющие ногти – и раскладывала сигареты.

– Мороженого? – спросила она, одну за другой убирая пачки «Пэлл-Мэлл» на полку.

– Нет, – хором ответили мы.

– Двойняшки, что ли? – Она хмыкнула и что-то отметила в учетной книге.

Мы обе были в шортах и шлепанцах, только на Ирен футболка, а на мне – майка. Не много спрячешь под такой одеждой. Пока Ирен делала вид, что ее очень заинтересовала «Айдахская картошка» (шоколадный батончик с начинкой из суфле, обсыпанный кокосовой стружкой), я одним движением схватила две пачки клубничной жвачки и засунула под резинку шорт. Вощеная обертка холодила кожу.

Ирен вернула на место батончик и посмотрела на меня.

– Захвати бутылку рутбира, Кэм. – Голос был громкий и спокойный.

– Хорошо. – Я закатила глаза, а сама одними губами прокричала: «Ну же! Давай!» – а потом пошла к холодильнику у задней стены.

Я видела отражение Энджи в одном из выпуклых зеркал, которые висели в дальних углах магазина. Она продолжала сортировать и раскладывать сигареты, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я как раз протянула руку к бутылке рутбира, как дверь с шумом отворилась и внутрь вошел один парень, знакомый моих родителей. Он был в костюме с галстуком, может, уже собрался домой с работы, хотя было еще рановато.

Он поздоровался с Энджи и пошел прямо ко мне, туда, где стояла здоровенная витрина с холодным пивом. Я хотела прошмыгнуть к полке с чипсами.

– Да это же Кэмерон Пост, – сказал он. – Ну что, этим летом ты хорошо себя ведешь?

– Стараюсь, – ответила я. Я чувствовала, как одна пачка жвачки скользнула чуть глубже под резинку. Если так и дальше пойдет, она вывалится у меня из штанов прямо на ботинки этому мужику. Я хотела одного: смыться поскорее, но он все говорил и говорил, теперь уже наполовину скрытый от меня стеклянной дверцей холодильника, так что перед мной высилась только его спина.

– Родители, видно, на озеро Квейк подались? – спросил он, вытаскивая упаковку из шести бутылок, которые позвякивали, ударяясь одна о другую.

Пиджак сзади у него совершенно измялся в тех местах, где соприкасался со спинкой кресла, в котором он целый день сидел.

– Да, вчера уехали, – начала было я, и тут подошла Ирен. На лице у нее сияла широченная улыбка.

– Готово. – Она хоть и сказала это сквозь зубы, но вышло все равно довольно громко. Так громко, что он вполне мог расслышать, если бы только захотел. Я свирепо на нее посмотрела.