Листея

Текут эмоции в промежность судьбы.

* * *

Я всегда старался быть человеком праведным, независимым от чуждых эмоций и переживаний, но всегда ничего не получалось, всегда идеология, что строил внутри, рушилась на практике. В этот момент я решил, что настоящая сила – в правде, в горькой разрухе твоего сознания, что именуется истинной.

Шел проливной дождь, за окном бесновались молнии, ветер вел деревья в бурный вальс по округе, капли барабанили по окнам, а я шел в полупустом и тускло освещенном коридоре общежития, злой как черт, всматриваясь в каждую дверь и прислушиваясь к каждому шороху. Как вдруг я услышал то чего боялся больше всего, услышал то, что ожидал услышать, но так не хотел. Громкие вздохи, стоны, полные удовольствия крики доносились с комнаты Надежды, при обычных обстоятельствах я просто подумал что дело её личное, или на крайний случай её соседок, но в этот миг, прекрасно зная, что та самая непорочная Надежда, торгует своим телом, аки гадюка извиваясь под разными ублюдками, понимая, что делает это не с добра, что девушка опустилась во все тяжкие, ради продолжения обучения, я попросту не мог сидеть камешком и терпеть.

– Давай, еще немножко, – светлая кожа Валерьяна побледнела еще больше, ведь этот голос, по старчески мудрый голосок – Федор Владимирович, который решил поддаться запретному плоду, напиться плотью несовершеннолетней.

– Как ты могла!, – я распахнул дверь, весь запыханный и красный начал выдавать давно заготовленный текст, – я верил в твое чувство собственной гордости, Надежда, но чтобы так!

Изумленная парочка в попехах прикрывая причинные места, пыталась объяснится, Надя орала что-то про безвыходность, про кризис и беспомощность, но мной овладел гнев, неистовый, яростный, звериная ненависть. Смотря на рожу того старикана, которому верил, которого так внимательно слушал, на кого подсознательно равнялся, не мог стерпеть, не мог развернутся и просто уйти, забыв о его поступке, она для меня больше чем знакомая, больше чем просто подруга, она мне – сестра.

Эмоции, аки художник красками, безумными взмахами кисти по белоснежному полотну, созидали картину настроения отдельного человека. Но как? Как у меня получилось совершить идеальное преступление? Будто управляем инстинктом я выхватил перчатки, чтобы не оставить своих отпечатков, поднял старую трубу с пола. А потом, как в тумане . . .

<=To=be=continued=<

Глава 2 “Мифология Оптимизма”

ШОУ ТАЛАНТОВ!

СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!

НАШИ СТУДЕНТЫ ПОКАЖУТ НА ЧТО СПОСОБНЫ!

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

Всеобщая суета вокруг актового зала напоминала огромный муравейник, множество особей шныряли по всем углам длинного коридора, каждый делал свое, был увлечен личным интересом, но все ждали момента, когда дверь откроется, и такое важное мероприятие начнется. Не на своем месте был и Вася, ведь его выступление казалось знаковым, этот момент когда Василий, известный как прилежный ученик и ответственный староста, наконец-то раскроет нутро исполнив композицию собственного сочинения, на такую большую публику. Он сидел в дальнем углу, истошно репетируя, давно сбитыми в мозоли пальцами, аккорды.

– Вась, может настроишь гитару?, – прервал звон в голове парня Валерьян, – она же бринит, немного, но заметно.

– А! Валя, это ты, я не заметил, – нервно ухмыльнулся артист, – нет, так и должно быть. У меня жанр такой. И кстати!, – он поставил гитару около своего стульчика и немного наклонился ближе, – я считаю, что тебе надо поговорить с Надей о том что произошло, ты поступаешь как конченный эгоист, ей богу!

– Не знаю, Вася. Я не вижу чтобы она была расположенная к разговору, тем более после того самого.

– Друг, алиби я тебе обеспечил, знаю, и тебя, и ситуацию, осознаю всю серьезность, но ты же лучше меня понимаешь, что обычный разговор всегда решает все проблемы. Ты же мужчина! Ты должен расположить её к разговору!, – говорил он активно раскидывая революционные жесты.

– Надеюсь ты прав…

То что произошло ранее, было чем-то странным, некий всплеск неконтролируемых эмоций, что воспылали во мне. Я никогда с таким не сталкивался, наверное потому что и никогда так сильно не привязывался к людям. Но боже мой! Почему я настолько уверен, что поступил правильно? Почему я настолько торжествую от того, что смог засадить старого педофила за решетку и уберечь свою шкуру и Надежды. Я монстр?

Откинув тревожные мысли решил расслабится на шоу талантов, посмотреть на такое интригующее выступление Васи, а потом уже решать.

* * *

– Василий Трубецкий!, – прозвучал голос со сцены.

– Ну все, с богом, – ухватившись за электронную гитару парень поднялся и уверенным шагом вышел на сцену, – у песни нету названия, каждый почувствует свое, – проговорил тот в микрофон и сел на примитивного вида табурет.

Легким перебором он объявил начало песни, затишье было недолгим, в силу вступил вокал, что пробирал до костей, в нем не было особой профессиональности или птичьей мелодичности, голос брал иным, он звучал из недр души, создавал монументальную стену смыслов, идеологий и сердечных криков. Текст не блистал поэтическими рифмами, но как и вокал пронизывал своим нутром, брал тем что оно не было и песней вовсе, а смесью чего-то за гранью сознания, он говорил на всех языках сразу, ударял каждого до дрожи в груди своею грозовой сутью. С каждой минутой композиция нарастала все большими оборотами, руки Васи бешено били по струнам заряжая зал энергией, на последних минутах голос чуть ли не срывался на крик, а дребезжание струн обрело свой смысл и шарм, казалось будто если гитара была бы хорошо настроена песня не имела смысла. Подняв голову и взглянув в глаза исполнителю, можно было ужаснутся их пустоте, безвыходности и обреченности, этот взгляд будто узнал и увидел то, что не следовало открывать ни одной живой душе. Когда тайфун закончился, хотелось тяжело выдохнуть, Вася весь в поту поднялся, его физиономия не выдала ничего, кроме скупой слезы, чей ручей катился по щеке, он элегантно поклонился и вышел из зала, захлопнув дверь, вернувшись в свою комнату он еще долго слышал жуткий гул аплодисментов.

* * *

– Валя, а что можешь-то изменить ты?, – Надежда застилала постель у себя в комнате, попутно разговаривая со злющим парнем посреди помещения, – неужели не замечаешь, что я поставила на кон все и проиграла? Что подставила тебя, Выговского, Васю, саму себя? Это настолько трагично, что аж смешно, выполнять грязную работу, ненавидеть отражение в зеркале. У нас нету невидимого врага, Валя. За время моего проживания в столице я поняла только одно – наш главный враг, безграничные амбиции.

– Разве у тебя не было проводника в этот бизнес?, – взбивая подушку отвечал Видоплясов.

– Хах, будто так тебе и выложила все. Я тебя знаю, ты опять сорвешься и ринешься ради меня туда куда не стоит.

– Но если этот "проводник" заслуживает этого?!

– Жизнь работает не так, система работает не так, но ты это вряд ли скоро поймёшь, с этого бизнеса уже не выходят целыми. "Они" не дадут.

– Надежда!, – приказным тоном гаркнул парень, – ты разве не понимаешь то куда залезла, "они" эксплуатируют несовершеннолетних! "Они" занимаются максимально преступными вещами, и я не могу оставить это просто так.

– Максимализм, и вправду, мальчики взрослеют намного медленнее.

* * *

В тусклой и пустой комнатушке с блестящим творческим беспорядком, не было никого кроме пары парней и открытой бутылки водки.

– Никаких ответов! Она держит меня за дурака понимаешь, Вася! На территории нашего университета происходят серьезные дела.

– Ну а кто мы такие в этом водовороте событий и безумных перемен? Наблюдатели или те кто могут что-то изменить? Круто повернуть ход дел? Мы те кто можем выпить! Будьмо!, – полоснув горло огненной водой, рассуждал Василий, – давай, Валя, пей, а то горе так просто не уйдет.

– Вух, – будто выдыхая несколько кило воздуха, Валерьян опрокинул чарку, – не такая столица была нарисована в моей голове, все же по началу она была лучше.

– Ты такой зануда, давай лучше расскажи – ты уверен, что Выговский не сдаст Надю?

– Я видел те глаза, я видел с каким ужасом он сверлил меня.

– Ого-го, мы что, снимаем Киевскую адаптацию “Брата”?

– Самое странное то, что я уверен в правильности своего поступка.

– Он правильный, Валя. Больше всех на этой земле, я ненавижу педофилов, после проклятущих фашистов, конечно. Я уверен, что ты поступил по-совести и поэтому обеспечил тебе алиби, как уважаемый староста я тебя по максимуму выгородил. Никогда не сомневайся в уже совершенном и всегда думай перед тем как сотворить следующую шалость.

* * *

– Валя! Неси горшок!

* * *

Я не спал всю ночь, в те минуты когда удавалось отхватить жалкий миг сладкого сна, меня мучили ужасные кошмары – дом, друзья, родители, дедушка, университет, “З-а-н-у-д-а”. Ворочался в кровати, закручивая в блин свою простынь и одеяло, меня охватывал холодный пот, я боялся себя, я боялся неизвестности, я не знал, что меня ждет, и это вводило в жуткую дрожь.

“Ну а кто мы такие в этом водовороте событий и безумных перемен? Наблюдатели или те кто могут что-то изменить? Круто повернуть ход дел?”

Кто я?

* * *

Эта бесконечно длинная и тягучая смола именуемая ночью, продолжалась, сверчки пели под окнами, сосед истошно храпел, а я думал только об одном: “Человек на той стороне баррикад также истошно ворочится в кровати думая о ужасности своих поступков, или же он не считает свои поступки ужасными?” Думает ли он о том что у этих девушек есть семья, друзья, родные? Знает ли о боли что причиняет своей жаждой грязных денег?

Вдруг меня осенило, Выговский совсем не виноват, он просто заложник своей жизни, своего тусклого существования, которому подвернулась возможность спустить дух. Получается плохой тут именно я? Я нарушил то что шло своим чередом?. . .

Всем кто ложится спать,. . . Спокойного сна. . .

* * *

– Оххх, – мычал Вася, – голова болит очень сильно! Она болит даже от того что я сейчас говорю, мне хуево, если одним словом.

– Я всегда тебе говорил, алкоголь – зло!, – умничал Валерьян.

– У нас еще и сессия! Дай боже силы. Кстати, Валя, сегодня мой отец приезжает навестить меня, там еды всякой вкусненькой принесет или бюст Владимира Ильича Ленина, я его заказывал уже как 2 недели назад!

– Уже третий по счету.

– А углов в моей комнате четыре!

* * *

Мои родители сейчас подготавливают почву для посадки, даже не стал их приглашать, но позвонил, сообщил что все отлично. Хорошо, что хотя бы Вася пригласил на чай, и с батькой познакомится наверное выйдет.

– В тех мешках под твоими глазами, я бы мог сложить все свои вещи и уехать жить на теплый юг!, – грубый, но очень завораживающий голос послышался со стороны комнаты Васи.

– Да нормально все, батьку, учеба идет изумительно, выпиваю иногда, но это единая отдушина после бесед с Валей.