Простонародные рассказы, изданные в столице

Рассказывают, что Кэ-чан, живя в хижине, как следует отдохнул. И когда вновь наступил пятый день пятой луны, он взял бумагу, тушь, кисть и написал оду «Расставание с жизнью»:

Время рожденья — пятерка двойная,
Срок постриженья — пятерка двойная,
День приговора — пятерка двойная,
Время кончины — пятерка двойная.
За прегрешения прежних рождений
казнь меня поджидала чужая.
Если бы я
в названный день пред судом не признался,
Кто-то другой
принял бы муку, меня заменяя.
В нынешний день
дело, я знаю, уже прояснилось,
Значит пора —
тело я вам, уходя, оставляю.
В пятый день пятой луны
пишу я в полдневный час.
Мой алый рот и белый язык
навеки уйдут от вас.
В пятый день пятой луны
на праздник средины лета
Мой алый рот и белый язык
навеки сгинут со света.

Написав оду, Кэ-чан вышел из хижины. Около нее был источник. Он сбросил одежду, обмыл свое тело, оделся, вернулся в хижину, сел, поджав ноги, и умер. Монахи известили настоятеля. Настоятель положил Кэ-чана в гроб, который берег для себя, и вынес его на вершину горы. Как раз когда он собирался предать тело Кэ-чана огню, он вдруг увидел слугу князя, пришедшего за Кэ-чаном.

— Слуга, — сказал ему настоятель, —пойди доложи милостивому князю, что Кэ-чан умер. Я как раз собирался сжечь его тело. Если князь хочет прийти проститься с ним, мы приостановим сожжение и будем ждать повеления князя.

— Дело теперь уже выяснилось, — сказал слуга. — Кэ-чан не имел к нему никакого отношения. Его обвинили несправедливо. Меня послали за ним, но поздно — он умер. Я пойду доложу милостивому князю, он обязательно придет сам, чтобы присутствовать при обряде сожжения.

Слуга поспешно вернулся в дом князя, передал ему слова настоятеля и оду «Расставание с жизнью». Князь прочел и изумился. На следующий день он с двумя женами отправился в монастырь Линъиньсы предать тело Кэ-чана огню. Монахи встретили гостей и привели к горе позади монастыря. Князь и его жены сами держали курительные свечи. Потом князь сел. Монахи во главе с настоятелем Инь прочли сутру. Настоятель Инь взял в руки факел, и уста его произнесли:

После себя Цюй Юань оставил
цзунцзы душистые нам.
Лодки-драконы пересекают
реку наперебой.
Вот и разрезаны в нынешний день
нити судьбы[71] навсегда —
В новом рождении больше не будет
узел завязан судьбой.

Совершим поклонение монаху Кэ-чану, отошедшему в полное молчание!

Пятерка двойная
пришла под благою звездою.
Кто тело его
орхидеи отваром омоет? —
Рогатому рису
нужна ли златая обертка?
Где аир в вине,
крошить туда яшму не стоит.
Запомнил он сутру
«Цветок сокровенный закона»[72];
Твердил наизусть
он тексты Большой колесницы[73].
Рука не срывала
цветок под названьем Синь-хэ —
Позором пришлось
за несорванный цвет расплатиться.
Сегодня все дело
глазам представляется ясным.
Допет до конца
«Напев Янгуаньской заставы»[74].
Хоть правда, что нынче
настала «двойная пятерка»,
Но кто же его
нас бросить так скоро заставил?
В молчании полном
ушел в пустоту он на запад[75].
Теперь не страшна
пора ядовитой планеты.
Спустился сегодня
монах из обители горной
И дарит ему
свечу эту яркого света.

* * *

Пришла для него
пора самадхи «Огня сиянье»;
Пора ему явить изначальный
подлинный облик.