Чудеса Индии

Капитан Абу-з-Захр аль-Бархатий был одним из видных лиц в Сирафе; прежде он был огнепоклонником, последователем индийской веры. Он пользовался всеобщим доверием; люди внимали слову его и доверяли ему свое имущество и детей своих. Впоследствии он принял иолам, совершил хаджж[44] и был прекрасным мусульманином. Вот что рассказал мне этот человек со слов одной женщины, обитательницы Острова Женщин.

Какой-то судовладелец отправился в плавание на принадлежавшем ему большом корабле. С ним ехало множество купцов из самых различных стран. Путешественники проезжали по морю Малату[45] и настолько приблизились к Китаю, что уже могли различить очертания гор. Но не успели они опомниться, как с той стороны, куда они направлялись, налетел противный ветер. Пришлось поневоле повернуть обратно и плыть по ветру. Морякам не под силу было справиться с настигшей их свирепой морской стихией, и ветер гнал их все дальше и дальше, в сторону Канопуса[46]. А уж кого на этом море течение заносит под самый Канопус, тот попадает в такое море, откуда нет возврата. Он попадает в бездну воды, наклонную к югу и текущую в ту сторону. По мере того как корабль подвигается вперед, морская поверхность с нашей стороны поднимается позади него, а впереди, ближе к югу, вода опускается. Возвращение оттуда немыслимо ни при сильном, ни при слабом ветре: судно ввергается в бездну морей, окружающих мир[47]. Люди увидели, что еще немного, и они войдут под Канопус. Вокруг была беспросветная, мрачная ночь; туман, поднимавшийся с моря, темнота, сырость и волны преграждали им путь к спасению. Путешественники не видели, куда плыть; волны бушующего моря то подымали их к небесам, то опускали до дна; всю ночь они плыли, окутанные туманом, по черной, как деготь, воде. А когда наступило утро, они его и не заметили из-за окружавшего их густого мрака, из-за тумана, сливавшегося с черной, как деготь, водой, из-за свирепого порывистого ветра.

В эту бесконечную ночь, находясь во власти дикого ветра и ужасных волн кипящего моря, на судне, которое взлетало на воздух, сотрясалось, стонало, трещало, ежеминутно ожидая гибели, путешественники попросили друг у друга прощения и помолились каждый тому божеству, которое чтил, так как это были люди разных вер — обитатели Индии, Китая, Персии и островов. Приготовившись к смерти, путешественники плыли еще двое суток, не отличая дня от ночи. На третьи сутки, в полночь, они увидели перед собой большое пламя, освещавшее весь небосклон. Охваченные ужасом пассажиры обратились за помощью к своему капитану. «О капитан, — сказали они, — видишь ли ты этот ужасный огонь, который заполнил небосклон? Он окружает все небо, а мы плывем как раз к нему. Лучше нам утонуть, чем сгореть. Заклинаем тебя истиной твоей веры, опрокинь корабль с нами в эту темную бездну: пусть никто из нас не видит своих товарищей и не знает, какой смертью они погибли, и не мучается их страданиями. Наша смерть простится и отпустится тебе после всего, что с нами случилось. Ведь за эти дни и ночи мы умирали тысячью тысяч смертей, уж легче умереть один раз». Но капитан ответил им: «Знайте, что эта опасность ничтожна и незначительна по сравнению с теми, которым подвергаются путешественники и купцы. Мы же, капитаны, связаны договором и обязательством не губить судна, пока оно цело и час его не настал. Ведь мы, члены сообщества капитанов кораблей, вступив на них, связываем с ними свою судьбу и жизнь: если корабль цел — мы живы, если он погибает — умираем и мы. Потерпите и покоритесь царю ветров и морей, который направляет их по своему желанию». Когда пассажиры отчаялись убедить капитана, они громко зарыдали и завопили, и каждый оплакивал свою судьбу. Если капитан отдавал через глашатая какое-нибудь приказание, например натянуть или отпустить канат, как иной раз бывает нужно на судне, подчиненные не слышали его слов за гулом моря и грохотом волн, за ревом ветра в парусах, снастях и канатах и за криками людей. Корабль мог погибнуть от такого бездействия матросов и от недостатков в своем снаряжении, а не из-за ветра и морских волн.

«На этом судне, — продолжал рассказчик, — был один мусульманский шейх из андалусского города Кадикса[48]. Он пробрался на корабль в общей сутолоке в ночь отплытия, и капитан не заметил его. Человек этот скрывался в каком-то отдаленном углу; он сильно боялся, чтобы кто-нибудь не узнал про него и не подверг его оскорблениям и насилию. Но когда он увидел, что сталось с людьми, какая опасность грозит и им и кораблю, и как пассажиры сами приближают свою гибель, точно они хотят помочь бушующему морю против самих себя, шейх этот решил выйти к ним, чтобы с ним ни случилось.

«Что с вами? — спросил он, подойдя к своим спутникам. — Разве корабль раскололся?” — “Нет”, — ответили те. — “Руль сломался?” — “Нет”. — “Вас заливает волнами?” — “Нет”. — “Так в чем же дело?” — “Ты говоришь, — ответили пассажиры, — как будто тебя самого нет с нами на корабле. Разве не видишь ты бурного моря и волн, и этого мрака, сквозь который мы не различаем дневного света, не видим ни солнца, ни луны, ни светил, которые указали бы нам путь. Мы сейчас во власти морей и ветров и уже въехали под Канопус; а хуже всего для нас этот огонь, к которому мы приближаемся... Вот он уж заполнил небосклон! Потонуть легче, чем сгореть, и мы просили капитана, чтобы он опрокинул нас вместе с кораблем в море в этой темноте, где мы не видели бы друг друга и утонули бы, а не сгорели, чтобы никто из нас не видел своих спутников и не знал, что сделает с ними огонь...” — “Ведите меня к капитану!” — сказал андалусец. Пассажиры исполнили это. Андалусский шейх приветствовал капитана по-индусски, и тот ответил на его приветствие, хотя и удивился его появлению. “Ты, кто? — спросил он. — Из купцов или из их людей? Мы не видели тебя на корабле”. — “Я не купец, — ответил андалусец, — и не принадлежу к слугам”. — “Как же ты попал сюда и какой у тебя товар?” — “На корабль я пробрался в ночь отплытия сам, в толпе пассажиров, а потом притаился в одном местечке” — “Чем ты питался и что пил?” — “Один матрос каждый день ставил подле меня блюдо риса на масле для ангелов корабля, а также черпак с водой. Это и служило мне пищей. А товар мой — это мешок с финиками”. Капитан удивился, а пассажиры, слушая его рассказ, отвлеклись и прекратили свои вопли. Моряки привели корабль в порядок под руководством глашатая, приладили паруса и стали управлять судном. “Капитан! — сказал тогда андалусец. — Что случилось с этими людьми? Почему они так рыдали и плакали?” — “Да разве ты не видишь, как взволнованно море, какой здесь ветер и тьма кругом? Но хуже всего, что мы несемся к этому пламени, наполняющему весь небосклон. Клянусь Аллахом, мой отец провел всю свою жизнь, плавая по этому морю, и я еще мальчиком сопровождал его. Теперь у меня за спиной восемьдесят лет жизни, но никогда я не слышал, чтобы кто-нибудь плавал по этому месту или рассказывал о нем”. — “Не бойся, капитан, — ответил шейх. — Никакой беды не случилось; вы спасены могуществом Аллаха. Перед нами стоит остров, со всех сторон окруженный горами; о него разбиваются волны морей, окружающих землю. Ночью все это имеет вид ужасного пламени, которого боятся невежды; но с восходом солнца видение исчезает и огонь снова превращается в воду. Это пламя видно из Андалусии; мне уж случалось раз проезжать мимо него и теперь я проезжаю вторично”.

Люди обрадовались, и слова шейха успокоили всех; путешественники начали пить и есть, горе и страх покинули их. Скоро буря улеглась, ветер смягчился, море успокоилось; и с восходом солнца судно подошло к острову. Небо прояснилось. Путешественники приблизились к берегу и выбрали защищенную гавань; затем они толпой сошли на остров, бросились на песок и стали кататься по желанной земле. На корабле никого не осталось. Но пока они вели себя таким образом, из глубины острова вышло вдруг множество женщин — только Аллах всевышний мог бы их сосчитать. На каждого мужчину набросилось сразу около тысячи Женщин или еще больше; они потащили путешественников в горы и беспрерывно принуждали их к новым наслаждениям. Более сильные женщины отнимали мужчин у своих товарок; и люди умирали от истощения один за другим. Но женщины бросались на труп каждого умершего, [не обращая внимания][49] на зловоние. Никто не остался в живых, кроме андалусского шейха, которого увела одна из женщин. Она посещала его по ночам, а утром прятала недалеко от берега и приносила ему поесть. Так продолжалось, пока ветер не переменился и не начал дуть с этого острова в сторону Индии, откуда выехал корабль. Тогда шейх взял с корабля лодку, так называемую фелу[50], и ночью снес туда воды и провизии на дорогу. Заметив намерение шейха, женщина взяла его за руку и повела в какое-то место. Там она руками стала разрывать землю, пока не показался золотой песок. Они забрали этого золота столько, сколько поместилось в лодку; шейх взял женщину с собой, и после десятидневного плавания они очутились в том самом городе, откуда судно отплыло; и шейх рассказал там о своих приключениях. Женщина осталась при нем, научилась его языку, приняла ислам и родила ему детей. Шейх расспросил ее тогда об островитянках и о причине их удаления от мужчин. Женщина рассказала следующее:

“Мои единоплеменники живут в обширных землях и больших городах, окружающих этот остров; каждый из наших городов отстоит от него на трое суток пути. Все жители наших стран и городов — как подданные, так и цари — поклоняются огню, который светит им с острова по ночам. Остров этот они называют Домом Солнца, потому что Солнце восходит с его восточного конца и заходит в западной его стороне; и думают они, что Солнце там живет. На заре, когда Солнце восходит с восточного конца острова, когда огонь его слабеет и умирает, а Солнце подымается, люди кричат: “Оно! Оно!” Когда светило закатывается в западной части острова, и оттуда вечером показывается огонь, они опять кричат: “Оно! Оно!” — и поклоняются этому огню, обращаясь к нему со своими молитвами и падая ниц. Волей Аллаха преславного и всевышнего женщины нашей страны в первые роды рожают мальчика, а во второй раз двух девочек, и так продолжается всю жизнь. И как малочисленны стали у нас мужчины и как многочисленны женщины! Но когда они умножились и захотели властвовать над мужьями, те посадили их тысячами в нарочно построенные суда, отвезли их на этот остров и сказали Солнцу: «Ты господин их, тебе принадлежит то, что ты создал, а мы не в силах справиться с ними». Женщины остались на этом острове и умирали одна за другой; и мы не слышали ни о ком — до вас ни один корабль не проплыл мимо, давно никто не посещал наших краев. Наша земля лежит под Канопусом на Великом море, и потому тот, кто приезжает к нам, не может вернуться обратно. И никто не осмеливается расстаться с берегом и сушей из страха, чтобы его не поглотило море. Такова воля Всезнающего, Всемогущего — благословен Аллах, совершеннейший из творцов!”»

Вот что рассказал мне капитан Абу-з-Захр аль-Бархатий со слов своего дяди Ибн Эншарту:

«Слышал я от дяди, — говорил, он, — будто отец его (который приходился Абу-з-Захру дедом по матери) передавал ему следующее: “Однажды я отправился по направлению к острову Фансуру[51] на большом корабле, принадлежавшем мне. Но ветер забросил нас в какой-то залив, где мы простояли на месте тридцать три дня без движения, при полном штиле. Наши лоты не достигали дна на глубине тысячи сажен, но течение незаметно влекло корабль вперед и занесло в пролив между какими-то островами. Мы направили судно к одному из этих островов и увидали, что в воде, у берега, плавали и резвились женщины. Мы приветствовали их знаками, но при нашем приближении они убежали в глубь острова. Немного погодя, к нам вышли женщины и мужчины, умные и смышленые на вид. Мы не знали их языка, и стали объясняться друг с другом знаками: мы понимали их, а они нас. “Не продадите ли нам пищи?” — спросили мы знаками. “Да”, — ответили туземцы и тотчас же принесли нам много риса, кур, овец, меда, масла и всяких приправ и много другой еды и плодов. В обмен мы давали им железо и медь, сурьму и стеклянные бусы, одежду и разный хлам. Потом мы спросили знаками: “Есть ли у вас товар для продажи?” — “У нас нет ничего, кроме рабов”. — “Прекрасно! Давайте их сюда!” — и привели они нам невольников; мы никогда не видали людей прекраснее; все они смеялись, пели, играли, резвились, шутили. Тела у них были полные, нежные, как сливки, и такие живые и легкие, что, казалось, они вот-вот улетят. Только головы у них были маленькие, и у каждого на боках пара плавников, совсем как у морской черепахи. На наши вопросы: “Что это?” — они отвечали со смехом: “Жители этих островов все такие; что вам до этого?” — и показывали на небо: “Бог нас создал такими”. Мы успокоились на этом и радовались случаю. Дело показалось нам удачным; каждый купил невольников, насколько ему позволяли средства. Освободив судно от прежних товаров, мы нагрузили его рабами и провизией. И каждый раз, как мы покупали невольника, туземцы приводили нам нового, еще красивее и лучше. Судно наполнилось рабами невиданной красоты и прелести. Если бы дело благополучно кончилось, мы могли бы обогатиться на много поколений.