Запах тлена

11. Гарри

Эльф прижимает уши и кроме его имени, Минни, Джинни ничего не удаётся от него добиться.

— Просто покорми пленника и всё. Если он умрёт, Тёмный Лорд не обрадуется, — Минни лишь таращит на Джинни свои огромные глаза и явно не в состоянии адекватно мыслить после упоминания Лорда. Если взрослые волшебники — все до единого — боятся мага, то что говорить об этих бесправных робких существах.

— Минни спросит хозяина, и если он не против, то Минни сделает так, как говорит госпожа, — робко предлагает эльф.

— Хорошо, это меня устроит. Только не забудь рассказать мне, что решит твой хозяин.

Минни с облегчением кивает и исчезает с негромким хлопком.

* * *

Юноша лежит, свернувшись калачиком, на своём каменном ложе. И Тёмный Лорд так ненавидит и его тоже, что кончики пальцев пронзают электрические импульсы. Гарри Поттер не шевелится, и Лорд малодушно надеется на то, что он попросту умер.

Но эльфы вроде должны были кормить его. Он же приказывал? Рудольфус был в курсе насчет особого пленника, единственный кроме Джиневры, и даже что-то об этом упоминал. Да и не мог мальчишка умереть за пару дней.

Понимая, что так легко не отделается, Тёмный Лорд несколькими пассами волшебной палочки отпирает железную решётку, покрытую влагой и ржавчиной, и шагает внутрь. Как в клетку со львом входит неопытный укротитель, испытывая при этом внутреннюю неуверенность, и зверь это, пожалуй, чувствует лучше него самого.

Тёмный Лорд не хочет больше лезть к Поттеру в голову, для этого можно использовать Сыворотку Правды, которая поможет избежать адской боли.

Мальчишка со вздохом поднимается со своего ложа, устало и зло смотря на своего давнего врага.

— Крестражи. Альбус Дамблдор разгадал тебя, как несложный ребус, — зло выплевывает Гарри Поттер, которому Тёмный Лорд вливает зелье, накладывая Империус.

Проклятие слетает с него меньше, чем через минуту, и взгляд снова становится осмысленным (Уизли не обманула).

— Хорошо, пусть. Круцио! — испепеляющая ненависть становится на несколько градусов холоднее, но, естественно, такие взаимные чувства не исчезают в одночасье.

* * *

Душа — отнюдь не кратная субстанция, и, тем не менее, в потёртом дневнике Тома Реддла заключалась ровно половина души Тёмного Лорда. Другая половина делилась им в обратной геометрической прогрессии, становясь с каждым разом всё меньше, и помещалась в новые и новые хранилища. Когда старик уничтожил кольцо, Лорд был очень силён и практически ничего не почувствовал, кроме ноющей пронзительной тоски. Но вот мальчишка добрался до медальона и чаши, и, пожалуй, боль от гибели тех частиц была сильнее Круциатуса. Адский огонь будто охватил все его тело, терзая изнутри горло, лёгкие и даже самые белки глаз, стараясь извергнуть их из осквернённого тела. Десятки людей и гоблинов с вывороченными суставами, оголёнными костями и глазами, залитыми кровью, умершие от бессильной ярости Тёмного Лорда, не смогли заглушить эту боль.

Отголосок её теперь всегда гуляет в теле мужчины, ноя, как разбитые артритом кости в непогоду. Он бы многое отдал за возможность исправить всё, понимая также, что простая месть его не удовлетворит.

* * *

Тёмный Лорд стоит в проходе, и всё ещё не знает, что и предпринять, какие вопросы задать.

Олливандер до того, как сбежал, разумеется, не поведал ничего о том, почему лучи заклинаний соединялись, не давая причинить боль оппоненту. А кто, если не он, мог знать это лучше?

Возможно, Лорд ошибся, и дело было не в идентичных сердцевинах. Девчонка говорила про связь. Нет смысла отрицать её слова. Волдеморт прислушивается к тишине после того, как крик Поттера прекращается. Она не идеальна. Шёпот знакомого голоса эхом отлетает от стен, и многократное отражение не даёт расслышать слова.

— Что ты говоришь? — надменно спрашивает Лорд, стремясь подавить внутреннюю дрожь, хотя понимает, что шёпот издаёт не мальчишка. Недоумение, мелькнувшее во взгляде Поттера, только подтверждает это предположение.

* * *

Джинни просыпается от собственного крика. Сердце колотится, как безумное, а в висках стучит кровь. Постояв немного у распахнутого настежь окна, Уизли выскальзывает из своей комнаты, забыв о халате и туфлях. Тонкая белая ночная рубашка липнет к вспотевшей спине, а девушка двигается как в тумане. Тяжёлая железная дверь с решётчатым окном, обитая деревом, легко отпирается простой «Алохоморой», но девушка не задумывается почему.

Гарри спит и что-то бесшумно произносит во сне. Голова его мечется в разные стороны, грозя разбить затылок о каменное ложе, и сердце Джинни колет жалостью.

— Что ты здесь делаешь? — угрожающий голос за спиной. Волдеморт появляется, как и всегда, беззвучно. Джинни, вздрогнув, оборачивается. У ног Тёмного Лорда, выглядящего собранным (едва ли он спал в этот поздний час), крутится огроменная кобра, ластящаяся как какая-нибудь кошка. Джинни не может сдержать крик и делает неосознанный шаг назад. Поттер шевелится, но не просыпается, только бормотание усиливается.

— Я просто пыталась понять.

— Что понять? — Лорд проводит рукой по голове змеи, поднявшейся на хвост.

— Насчет связи. Вы знали, что Гарри тоже говорит со змеями? — Джинни старается унять бешено колотящееся сердце.

— Змеями? — Лорд выглядит удивлённым.

Она кивает, а Лорд, прошипев что-то Нагайне (видимо, приказав оставаться на месте), становится вровень с Джинни, задумчиво разглядывая юношу в неярком свете факелов, проникающем из коридора в небольшую камеру. Этому так просто не найти объяснения.

— А ещё: когда он злится, в его глазах появляется красный блеск. Как у Тома. Как у Вас.

Лорд раздражённо дёргает щекой. Джинни не знает, насколько уместно говорить Тёмному Лорду про Тома в третьем лице. Но едва ли она может сформулировать свою мысль точнее.

Это странно: отделять его от себя. Это совершенно не нравится Волдеморту. Отчего-то хочется, чтобы эта Джинни признала того Тома в нём самом.

«Освободи меня, малышка», — шёпот, не слышнее шороха тростника у заводи, чудится Джинни, но Тёмный Лорд молчит, а Гарри Поттер — и вовсе беспокойно спит. Это напоминает Джинни кое-что.

Он смотрит на девушку. Помимо воли взгляд соскальзывает с лица вниз, где под тонким белым батистом от холода затвердели соски, ощутимо проступая под тканью. И ещё ниже — на голые ступни девушки, покрасневшие от стояния на каменном полу.

— Ты замёрзла. Мы могли бы поговорить и в комнате, — внезапно решает Лорд, обычно не обращающий внимания на подобные мелочи. Ему всё время приходится напоминать себе, что он имеет дело с живыми людьми, а не с фигурами на шахматном поле, вырезанными из камня или дерева, чтобы в то же время успешно играть на их желаниях и слабостях. Уизли краснеет и опускает взгляд вниз, только сейчас осознавая во что одета, стоя перед ним.

Она немедленно обхватывает себя руками. Он предпочитает не комментировать этот жест, а о его истинных чувствах может сказать лишь опасный блеск красных, как артериальная кровь, глаз.

— Пойдём.

Он пропускает её вперёд, легко касаясь спины, рождая сонм мурашек, мчащихся по тонкой коже, как антилопы на водопой после засухи. Тяжёлая дверь к темницам закрывается за их спинами с надсадным треском ржавых петель.

Обитатели дома прячутся в своих камерах-спальнях, не выдавая своего присутствия ни единым звуком. Дом в этот момент кажется мёртвым и пустым, как душа Тёмного Лорда.

Лорд Волдеморт сворачивает на втором этаже, но Джинни замирает посреди широкого лестничного проема. Её тонкие руки, испещрённые голубыми дорожками вен, словно у неё в привычке таскать тяжести, потирают практически оголённые плечи. Лорд тоже останавливается.

— Ты идёшь? — вопрос-шипение.

Девушка закусывает губу то ли от вновь накатившего смущения, то ли от сдерживаемой улыбки.

— Милорд, я хочу показать Вам кое-что.

Странно, кажется, он уже много раз изучал её мысли, а всё-таки остаётся ещё что-то, замаскированное, вывернутое, запрятанное, что отличает женский разум — образный, где бережно хранятся чаще чувства, чем факты, от мужского — логичного и прямолинейного. Она идёт дальше по лестнице, представляя Лорду возможность самому решать, достойны ли её секреты того, чтобы следовать за ней, как ручной змее. Он отчего-то отвечает для себя утвердительно; вовсе не желая этого, идёт следом выше и выше, где под самой мансардой находится её спальня, в которой гуляет свежий майский ветер, проникая во всё время открытое окно.

Джинни стоит задумчиво и не знает, как обличить смутные подозрения в слова.

— Ну же, Джиневра, не заставляй меня ждать, — обелиском надменности он шагает в центр спальни, рождая длинную густую тень.

— Сейчас, милорд, — неестественно прямая, словно лошадь аристократа, получившая гордо вскинутую голову ценой металлического шипа, впивающегося в нёбо.

В сундуке рядом с кроватью почти нет вещей, кроме новых нарядов, поэтому проходит совсем мало времени, прежде чем она извлекает серебряную диадему, совсем не потемневшую от времени. Диадема странно реагирует на Джинни. Вибрирует, теплеет, словно мурлыкающая кошка. Вполне рациональное желание получить учебник Принца-полукровки, в котором изрядное количество усовершенствованных рецептов чередуется рядом полезных заклинаний, подменяется совершенно мистической тягой вглубь комнаты, где под старым париком находится нечто, что почему-то напоминает ей Тома, того Тома, что вышел однажды из её дневника.

И она не противится этому желанию. Ведь у неё нет ни одной вещи, напоминающей её персональный синеглазый кошмар.

В первую секунду хочется впасть в немилость и истерику и вырвать наглой девчонке сердце. Но Тёмный Лорд — всё-таки змея, а не дракон, поэтому обманчиво ласково он произносит:

— Откуда это у тебя, малышка? — Джинни вздрагивает и от угрозы, сквозящей в его словах, и от этого полузабытого обращения.

— Из Выручай-комнаты. Эта вещь Ваша? — разрозненные части мозаики постепенно встают на место, но картинка всё ещё не складывается.

Лорд сжимает и разжимает кулаки, в безмолвной ярости.

— С чего ты взяла? — Лорд Волдеморт удерживается от желания подойти и выхватить из её рук такой ценный артефакт, но не двигается с места, намереваясь прежде всё понять.

— Магия. Я чувствую её. В дневнике, в диадеме, в Гарри, в Вас, — чертовски умная девчонка. И если какая-то соплячка раскрыла весь изощрённый план Тёмного Лорда, то кнат цена ему и его замыслам.

Он гневно поджимает губы и наконец протягивает руку за вещью. Дурацкие порывы, чем-то напоминающие ему о чувстве благодарности, накатывают на него раздражающими теплыми волнами, которым невозможно противиться.

Пряча крестраж в складках мантии, Тёмный Лорд преодолевает последние неполные пару футов, разделяющие его и девушку.

Узловатые пальцы, холодные, словно лёд, зарываются в мягкие волосы, поглаживают кожу головы, тянут, путаются. Первый поцелуй особенно сладок, и он сминает её, подчиняя, пытаясь заклеймить. Сильные руки, могущие переломить девушку, как тростинку, удерживают от падения в бездну, и Джинни хватается за его мантию, как утопающий — за спасательный круг, пока сердце выписывает бешеные кульбиты, а ноги постыдно дрожат.