Цветы валерианы

Глава №6: Лёд и пламя

30 ноября. Шармбаттон. Кабинет Рольфа Саламандера.

Этот вечер ничем не отличался от других. Последние несколько недель уходящего года Рольф Саламандер должен был потратить на то, чтобы упорядочить бумаги и передать все необходимые сведения своему приемнику. Теперь, когда его прощание с Шармбаттоном должно было вот-вот случиться, к опальному преподавателю все неожиданно прониклись симпатией. Регулярно за завтраком ему приходило по несколько десятков анонимных сов (то есть взятых на прокат на совиной почте) с не менее анонимными посланиями. Содержание было приблизительно одинаковым: «Мы Вас очень любим, пожалуйста, не уезжайте!» — но детали существенно разнились. Отсутствие литературного таланта таинственные почитатели (Рольф искренне надеялся, что всё-таки почитательницы) с лихвой компенсировали чрезвычайной экспрессивностью.

Рольфа раздражал тот нездоровый ажиотаж, которым сопровождалось прибытие очередной совы: даже не причастные к посланию ученики и — о, ужас! — преподаватели вытягивали шею, чтобы лично увидеть невозмутимого Рольфа Саламандера бледнеющим, краснеющим и незаметно рвущим письмо в клочья. Но... ему было приятно. Как бывает приятно только человеку, который твёрдо решил уйти и уже никогда не узнает, насколько быстро бы все поменяли своё мнение, реши он вдруг остаться.

С отцом после той ночи он больше не встречался. Теперь Рольф, конечно, понимал Коула лучше. Что, впрочем, не отменяло того факта, что они были чужими друг другу людьми. Приличия, конечно, требовали восстановить отношения в свете скорой смерти отца, но... если быть до конца честным с самими собой, ни одному из них это не было нужно. А на приличия Саламандерам всегда было «плевать», как выразился бы сам Коул. Тем не менее, понимая, что отцу сложно справляться без помощников, Рольф пытался послать в Метеор домовика, который продержался там минуты две от силы: легендарный темперамент Саламандеров привёл к тому, что домовик за это краткое время выучил больше ругательств, чем знал за всю свою жизнь. Хорошо, что у Рольфа хватило ума не ставить домовику жёсткую задачу остаться в доме, а то, раздираемый противоречием между приказом одного хозяина остаться и другого — убираться немедленно, домовик мог бы здорово покалечиться. Что ж, некоторые отношения лучше просто оставить как есть.

Что же касается матери... Боль, не отпускавшая его все эти годы при мыслях о ней, казалось, исчезла, оставив после себя только пустоту. Слишком много пустоты. Словно Рольф потерял память и выучился жить заново, но по-прежнему испытывал затруднения, когда его спрашивали: «Ты помнишь?» Он чувствовал себя немного дезориентированным и странно «лёгким», словно бы полупрозрачным: тонкая плёнка характера над бездной, которая прекратила быть обителью призраков, но осталась гулкой и просторной. Ненавидеть мать он больше не мог. Как можно таить обиду на человека, который не смог бы тебя любить, даже если бы захотел? Ведь, если верить Скорпиусу Малфою (который действительно слишком хорошо разбирался в приворотных зельях, чтобы ошибаться), «хрустальное забвение» почти полностью лишало привораживающего эмоций.

За две недели до этого, 17 ноября. Хогвартс. Библиотека.

— И что, никаких странных симптомов? Ни раздражительности, ни приступов депрессии... — Рольф растерянно развёл руками, вспоминая, что ещё такого странного с ним происходило в последнее время, — ...патологического чувства вины? Или чрезмерной эмоциональности?

Он был почти уверен, что это могло объяснить всё... Ведь чем сильнее приворотное зелье, тем мощнее побочный эффект. С момента приезда в Англию Рольф был словно сам не свой. И ожидал наконец-то обнаружить, почему.

— Нет, — покачал головой Скорпиус. — Единственная неприятность, обусловленная этим зельем, — Вы влюбляетесь в кого попало...

— Я?

Рольф произнёс это машинально, и сейчас же об этом пожалел: Скорпиус посмотрел на него с лёгким подозрением. Саламандера захлестнул очередной поток тех самых самообвинений и чрезмерной эмоциональности, которые, как оказалось, были совсем не связаны с побочным действием приворотного. Малфой тем временем, очевидно, пришёл к соответствующим выводам, сменил выражение лица на еле заметно участливое, и осторожно, словно разговаривал с психически неустойчивым человеком, пояснил:

— Я имел в виду, что «хрустальное забвение» способно приворожить к любому человеку, кем бы он ни был. Всех лиц противоположного пола в радиусе действия. И всех лиц того же пола, хотя бы немного склонных к бисексуальности.

— Поэтому его и запретили? — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Рольф.

— Запретили ли его потому, что оно сильнее Амортенции и необратимее самого страшного яда? — Скорпиус как-то совсем нехорошо усмехнулся. — Знаете... нет! Визенгамот сделал это из соображений гуманности.

Малфой вновь сделал точно рассчитанную паузу, и, только убедившись, что внимание собеседника полностью приковано к его повествованию, продолжил:

— «Хрустальное забвение» принимает не объект приворота, а сам привораживающий. Поэтому и платить цену за это волшебство приходится именно ему. Справедливо, надо сказать... — Малфой вынул из книги закладку и прочёл: — «...Но цена эта велика и страшна. Человек перестаёт чувствовать. Видит мир словно сквозь воду. Плоды теряют часть вкуса, цветы — часть аромата, постель — часть мягкости. А главное — он перестаёт уметь любить. Гнев, печаль, раздражение, вина... всё остаётся с ним. Но не любовь и не радость. Человек, принявший «Хрустальное забвение» подобен призраку, марионетке, кораблю, сбившемуся с пути и утратившему капитана и штурмана...»

Рольф понял, что всё это время он шёл по ложному следу. Обычное приворотное могло быть развлечением, попыткой привлечь к себе внимание, добавить отношениям загадочности... Просто детской глупостью, наконец. Но это зелье требовало от мага слишком многого. И, конечно же, Луна никогда не стала бы его применять. Ни сейчас, ни раньше. У неё и без этого хватало всего: ума, красоты, таланта и популярности.

— Кто же тогда его вообще использовал? — поёжился Рольф. — Кто согласен заплатить такую цену за всеобщее обожание?

— Тот, кому нечего терять, — просто сказал Скорпиус, и как-то грустно, очень по-взрослому усмехнулся. — Его часто использовали девушки из бедных семей, чтобы приворожить богатого жениха. А попробовав раз, продолжали пить всю жизнь. Потому что боялись, что колдовство ослабнет и... потому что больше не понимали, зачем человеку эмоции.

30 ноября. Шармбаттон. Кабинет Рольфа Саламандера

Рольф думал, что навсегда излечился от кошмаров. Всё стало на свои места. Чердак, на котором вечно сушились пучки ароматной травы. Увлечение матери Зельеварением. Запах, дышащий одновременно уютом, покоем дома и обманом, ложью, болью, тоской. Её запах, а точнее — запах её зелья. И грустные глаза без проблеска улыбки.

Что ж... Его первое знакомство с запахом валерианы нельзя было назвать благоприятным. Но если это как-то связано со «скрытыми возможностями»... Возможно, в этом есть и позитивный момент, и в качестве истинного запаха валериана — это не настолько плохо... Он призвал Символический справочник растений и почти в самом низу страницы нашёл:

...Valeriana (валерьяна) — тоска по любви. Поиск утраченного. Неутолимый зов. Навязчивое ощущение неполноты. Пустота сердца...

Не слишком обнадёживающе... На другой странице должно было быть продолжение, и Рольф уже собирался её перевернуть, как вдруг в окно постучали. Саламандер тихо простонал и пошёл открывать, искренне надеясь, что это не очередное письмо от новоявленных «фанаток». Его мечты вполне сбылись, хотя и довольно странным образом: на подоконнике сидел крупный чёрный филин, принадлежавший Малфою.

— Ну, привет, Арбалет, — добродушно обратился к птице Саламандер. Филин гордо приосанился и прикрыл глаза, манерно выставив вперёд лапку с привязанным свитком. «Вот поэтому я и не завожу личную сову», — подумал Рольф, открепляя послание: уж больно карикатурно фамилиар передавал манеры хозяина. Саламандер насыпал в кормушку зёрен и, склонившись в шутливом поклоне, обратился к филину: — Уж не побрезгуйте, сударь!

Филин покосился на профессора Саламандера, словно желая намекнуть, что тот слегка не в себе, но угощение принял. Рольф, между тем, углубился в чтение письма, уже догадываясь, что в нём могло быть. И точно:

«Уважаемый профессор Саламандер!

Проведя исследования относительно Вашей эмоциональной сущности (она же «истинный запах»), спешу сообщить Вам результаты. Анализ показал, что Вам соответствует запах Mentha Peperita. Точность анализирующего заклинания составляет 99,5%. Совпадение с ближайшими по группе эмоциональными сущностями — не превышает 12,7%

Выражаю огромную благодарность за предоставленный материал.

С уважением,

Скорпиус Гиперион Малфой».

Рольф отложил письмо и неопределённо хмыкнул. Ради интереса снова призвал «Символический справочник растений»:

...Mentha Peperita (мята перечная) — обаяние, способность «начать жизнь с чистого листа». Обращённость в будущее. Свобода, как неподвластность обязательствам. Мнимая лёгкость, но встречи оставляют долгое «послевкусие». Неспособность находить общий язык с детьми. Любовь сжигает, а ненависть замораживает.

Саламандер хмыкнул ещё раз. Скорпиус как никогда напрашивался на подозрения в жульничестве. Лёд и пламя — это так просто и очевидно, особенно для чистокровного волшебника, которого с детства заставляли учить историю магических семей. Может, он это выдумал, порывшись в генеалогии Саламандеров? Нет, шалишь, Малфой бы так не поступил: к Зельям и к Чарам он относится как к чему-то священному... Просто Рольфу трудно было свыкнуться с мыслью, что его «истинный запах» — не валериана.

Он сел и глубоко задумался. Ещё одна версия в корзину. Вездесущая и навязчивая, опутавшая всю его жизнь своими бледными перистыми листьями, валериана, в то же время, была неуловима: Луна не пользовалась «Хрустальным забвением», это был не её истинный запах... а теперь, как выяснилось, и не запах Рольфа. Последнему он, правда, даже слегка обрадовался. Что же тогда?

Впрочем... Рольф просиял и потянулся за новым пергаментом: оставалась ещё одна версия — заклинание химического чувства. То самое, которое Луна продемонстрировала на Альбусе Поттере. Что если... Ведь бывает же «спонтанная аппарация»? Довольно сложное колдовство, но подвластное стихийной магии. Значит, может быть и спонтанное заклятие химического чувства. Необходимо сырьё, но его-то на поляне было предостаточно. Или Рольфа закляла сама Поляна. Или... Да, или кто-то другой, чтобы заставить Саламандера разобраться со своими страхами. Память совершенно некстати подбросила эпизод месячной давности: «Гарри хотел, чтобы я поговорила с мальчиком, но как иначе заманишь его в кабинет? Зато теперь чаепитие со мной он точно не пропустит!»

Рольф принял решение немедленно ответить Малфою: поблагодарить за исследование и спросить об условиях и ограничениях этого заклятия. Он уже начал выводить приветствие, как вдруг его ладонь свело резкой болью. Рольф выронил перо. Это была метка-портал, связывавшая его с Метеором.