Любовь не ждёт рассвета

Пролог

Раскаяние бессмысленно. Раскаиваться — значит возвращаться назад.

Творя добро или зло, нужно всегда идти вперёд.

(с) Ромен Роллан

4 августа 1979 года

В небольшом саду, разбитом перед домом Поттеров, стоял приятный разноголосый гомон: одни гости весело перекликались между собой, салютуя бокалами с янтарными напитками, другие поздравляли молодожёнов, а третьи просто болтали друг с другом, обсуждая самые насущные вопросы — начиная с наряда невесты и заканчивая страшной войной, царящей там, за границами этого приветливого дома.

Сириус сидел в тени раскидистого клёна в дальнем углу сада и лениво потягивал из высокого стакана самое обыкновенное магловское пиво, которое было в числе прочих угощений, приготовленных для гостей родителями Лили. У волшебников любое пиво, которое было не сливочным, популярностью не пользовалось, поэтому Сириус в свойственной ему хамской манере, никого не спросив, решил, что оба ящика принадлежат ему. И если бы не Ремус, то и дело бросающий на друга укоризненные взгляды с центра танцплощадки, где он, обняв новоиспечённую миссис Поттер, "кружился в вальсе" (а на самом деле неловко переминался с ноги на ногу), да Джеймс, выросший перед Блэком словно из-под земли и выбивший из его руки очередную бутылку, Сириус непременно воплотил бы свой план в жизнь. Он совершенно искренне считал, что повод у него весомый, а потому собирался самым подлым образом напиться до беспамятства, наплевав даже на мнение присутствующих на свадьбе гостей.

— Завязывай с этим, Бродяга, — посоветовал ему Джеймс, плюхаясь в свободное плетёное кресло рядом с другом.

— О чём ты? — вяло откликнулся тот, изображая полнейшее непонимание.

Джеймс выругался сквозь зубы.

— Хватит притворяться. Уж кто-кто, а я не поведусь на твои уловки, — он обвёл глазами пустые бутылки из-под пива, выстроившиеся в ряд возле кленового ствола, и сжал пальцы в кулак. — Чёрт побери! Не стоило Лили её приглашать. Теперь всё закончится вытрезвителем или, того хуже, Мунго.

— Брось, Джейми, всё в порядке, — отмахнулся Сириус и откинулся на спинку кресла, тем самым показывая, что остался при своём мнении. Поттер с тяжёлым вздохом снял очки и принялся усердно их протирать, между делом исподтишка косясь на друга.

Неискушённому наблюдателю со стороны могло показаться, что взгляд разомлевшего Сириуса абсолютно отрешён и блуждает среди веселящихся гостей без всякой цели, однако это было далеко не так: всё внимание Блэка было приковано к одной-единственной девушке, в данную секунду танцующей с очередным кавалером. Она заливисто смеялась, время от времени жеманно поправляя причёску или оборку на платье, но вовсе не для того, чтобы привести в порядок свой внешний вид, который и без того был безукоризненным; нет, главной задачей кокетки Марлин МакКиннон было вызвать интерес к своей особе у как можно большего количества парней на сегодняшнем торжестве, чтобы лишний раз напомнить Сириусу о том, что он потерял.

Она окончательно бросила его на прошлой неделе, хотя вся эта волокита с расставанием тянулась около месяца — и то только благодаря попыткам Сириуса всё вернуть. Тщетным попыткам, кстати говоря.

Мерлинова борода, разве мог он ещё в начале седьмого курса представить, что всерьёз западёт на девушку, причём с его факультета, которую, казалось бы, знал как облупленную? Что в кои-то веки не он выступит в роли вершителя судеб, отвергающего очередную пассию, с которой уже успел наиграться вдоволь, а сам падёт жертвой того самого чувства, что всегда вызывало у него лишь снисходительную усмешку? Но юный возраст и горячая кровь сделали своё дело: несколько совместных занятий у Грюма по боевым чарам, две дуэли, один проигрыш чёртовой девчонке МакКиннон, и Сириус Блэк "застрял" с ней аж на полтора года.

Это были полтора года романтических свиданий, опасной езды на мотоцикле по ночному Лондону, оглушительных ссор, не менее оглушительного секса и даже житья под одной крышей — и вот теперь, когда самый популярный хогвартский сердцеед уже был готов официально признать себя (для начала, в кругу друзей, которые были ему настоящей семьёй) несвободным парнем, эта стервозная сучка объявляет о том, что она устала от их отношений и хочет побыть одна! Сказать, что Сириус опешил, услышав это заявление — не сказать ничего. Но шок постепенно прошёл, и он был вынужден признать: от одного только осознания того, что Марлин больше не будет рядом, его охватило жутко неприятное ощущение пустоты, которую ничто не сможет заполнить. И тогда он пустился во все тяжкие, готовый поступиться своими принципами закоренелого ловеласа и даже самоуважением ради той, которая казалась ему центром Вселенной...

В это сумасбродство не были посвящены даже мародёры; к слову, начав встречаться с Марлин, Сириус сразу чётко разграничил две сферы своей жизни — друзей и отношения — так, чтобы эти сферы по возможности не пересекались. Однако и здесь его ждало одно "но" — Марлин дружила с Лили, а потому время от времени их крепкая мужская четвёрка разбавлялась уже не одной, а сразу двумя девчонками.

Месяц назад, когда Марлин забрала свои вещи с их съёмной квартиры и вернулась к матери, у Сириуса снесло крышу: он готов был если не на всё, то на многое, чтобы вернуть её. Началось всё с сюрпризов в виде маленьких букетов, которые он стал ежедневно посылать ей с совой. Конечно, ему хотелось поразить ускользающую из его рук девушку своей широтой души и дарить ей по пятьдесят пять африканских гербер за раз, но совы — не фениксы и такую тяжесть тащить были неспособны, а домового эльфа он лишился ещё три года назад, когда ушёл из родительского дома. Но Марлин все его посылки успешно игнорировала, и Сириус сделал следующий шаг — начал всё чаще сбегать с последних пар в Академии Аврората, чтобы во всей красе успеть встретить Марлин с её курсов. Она собиралась стать экспертом по выявлению и конфискации поддельных защитных заклинаний и оберегов; занятия проходили в неприметном здании бывшего колледжа искусств, расположенного недалеко от Министерства и крайне далеко от Академии. А так как "во всей красе" предполагало свежий вид, вымытые, приятно пахнущие волосы, смену грязной и кое-где порванной после ежедневных учений аврорской формы на пусть и с виду небрежные, но оттого не менее элегантные джинсы с рубашкой, сверкающий на солнце отполированный мотоцикл и полный карман денег, предназначенных только для ублажения мисс МакКиннон, то Сириусу так или иначе пришлось научиться делать всё молниеносно, не прибегая к помощи маховика времени, о котором он уже не раз задумывался. Его сокурсница Эммелина Вэнс после окончания Хогвартса устроилась в Отдел тайн и, насколько Сириус знал, как раз тесно работала с маховиками, поэтому, в очередной раз поспешно натягивая рубашку на толком не вытертое тело и засовывая пуговицы не в те петельки, он едва удерживался от соблазна воспользоваться своим первоклассным обаянием и по старой дружбе уболтать Эммелину нелегально одолжить ему кажущийся сейчас таким необходимым хроноворот.

А между тем Марлин трепала ему нервы всё изощрённее — то аппарировала прямо от входа в колледж, едва мелькнув у него перед глазами, то в компании подруг демонстративно проходила мимо — так, будто он был пустым местом. Сириус глухо рычал, провожая её пристальным взглядом, и злился так, что готов был прямо здесь, на виду у всех, превратиться в огромного пса и распугать её противных смазливых подружек, а саму МакКиннон утащить в своё логово и никогда больше не отпускать.

Но он продолжал терпеть все эти издевательства лишь по одной причине: ему было прекрасно известно, что не сегодня-завтра эта негодяйка сама заявится к нему на порог, ведомая первобытной жаждой дикого секса, утолить которую мог только он. Да, всё было настолько же пошло, насколько и прозаично.

Марлин никогда не предупреждала его о своём приходе, а просто заявлялась как к себе домой (впрочем, эта съёмная лачуга действительно недавно была их общей жилплощадью), молча бросалась на него с поцелуями, попутно расстёгивая юбку и стягивая через голову блузку. Сириус же предусмотрительно носил дома одни джинсы; скинуть их и швырнуть куда-нибудь в угол занимало от силы пять-десять секунд, что было весьма кстати — они с Марлин просто изнывали от возбуждения, и тратить время на долгие раздевания было просто кощунством.

Хоть Сириус и немного спятил из-за всей этой ситуации, слеп он не был и прекрасно понимал, зачем именно Марлин раз за разом приходила к нему. Она была большой любительницей плотских наслаждений, к чему он сам её приучил — когда они жили вместе, то занимались любовью с завидной частотой, за исключением разве что нескольких дней, когда Марлин отказывала неугомонному Блэку в силу естественных физиологических причин. Тот скрипел зубами, терпел два-три дня, а потом вооружался волшебной палочкой, накладывая вычитанные в медицинском справочнике заклинания на сопротивляющуюся уже только для вида Марлин и с особым наслаждением после долгого, как ему казалось, перерыва овладевал ею.

Ей это нравилось. Нравилось настолько сильно, что даже после официального разрыва с Сириусом она не могла заставить себя отказаться от того, что он давал ей в постели. Конечно, она запросто удовлетворяла себя сама, притом что была мастерицей по части продолговатых предметов известной формы, но только горячий твёрдый член Сириуса дарил ей то самое упоительное, не сравнимое ни с чем блаженство, поэтому Марлин опять и опять плевала на свою решимость и аппарировала к Блэку. Разумеется, с ним она получала желаемое — не говоря ни слова, лишь издавая похотливые стоны, а потом засыпая от усталости и удовольствия прямо там, где произошло последнее на сегодня соитие.

Наутро же она снова становилась заносчивой врединой и на все уговоры Сириуса остаться на завтрак или хотя бы принять ванну отвечала лишь холодным презрительным фырканьем, вырывалась из его рук, которым ещё вчера позволяла сжимать себя в страстных объятиях, и убегала, оставляя после себя полнейший бардак в комнате и неприятный осадок в душе. Правда однажды, чтобы предотвратить её очередной побег, Сириус без предупреждения метнул в неё Обездвиживающее заклинание, прижал, застывшую, к дверному косяку и, глядя прямо в глаза, спросил не терпящим возражений тоном, какого чёрта происходит и неужели ей было плохо с ним вчера. Неужели она, приходя сюда чуть ли не через день, всё равно несчастлива с ним, а все эти стоны не от удовольствия, а от чего-то совершенно противоположного?

Марлин же не моргая смотрела на него в ответ и упорно молчала, даже когда он отменил заклятие. Их визуальная дуэль продолжалась несколько долгих, тягучих минут, и за это время Сириусу так и не удалось выдавить из МакКиннон хоть слово. В конце концов, он первый отвёл взгляд и тут же заметил победную ухмылку, пробежавшую по губам Марлин. В эту секунду в нём всколыхнулась такая ярость, что он готов был до крови искусать эти наглые, кривящиеся в ухмылке губы, такие сладкие, такие манящие, чёрт знает что вытворяющие с ним ночью...