Тринадцатая ночь

— Гермиона?

— Привет, Гарри.

— Я просто зашел, чтобы… А что на тебе надето?

Она посмотрела вниз, на одежду Драко, свободно обрамляющую ее фигуру. Перевесила сумку с одного плеча на другое.

— Одежда.

— А не великовата для тебя?

— Полагаю.

Гарри вперил в нее взгляд. Она открыла дверь и жестом велела ему следовать за ней. Войдя, она сразу достала два стакана, до краев наполнила их огневиски и со стуком поставила на кофейный столик.

— Так это будет такое воскресное утро?

— Да. — Она сделала огромный глоток.

— Что происходит, Гермиона?

— Сначала ты.

— Ну, для моих-то новостей огневиски не нужно.

— Так даже лучше. Давай их послушаем.

— Мы с Джинни назначили дату.

— Давно уже пора, Гарри. И когда.

— Десятое августа.

— Прекрасно, — она тепло обняла друга. — В Норе будете праздновать?

— Конечно. Думаешь, Молли позволит где-то еще?

— Ты прав. И о чем я только думала? Так Джинни согласилась надеть платье своей матери? Ну, то, с птичками?

Гарри втянул щеки.

— Понятия не имею. Тема болезненная, я стараюсь не вмешиваться.

— Разумная стратегия с твоей стороны. Так что, летняя свадьба? Гарри, это будет так красиво. — Волна удовольствия разлилась по ее телу. Настоящим облегчением было говорить об этом вместо очередного передумывания все тех же мыслей, что сверлом вкручивались в ее голову все выходные.

— Твоя очередь, Гермиона, — сказал он, жестоко вырвав ее из ее солнечной страны мечтаний.

— Моя очередь для чего? — она теребила край футболки Драко. Та пахла его порошком, а ее кожа до сих пор пахла его мылом.

— Этот фокус не пройдет, Гермиона. Не со мной.

Слезы побежали по ее щекам до того, как она успела остановить себя.

— О, Гарри… — воздух будто застрял в груди, она не могла нормально дышать.

— Сейчас полдень. А ты только вернулась из его квартиры что ли?

Она кивнула. Он положил руку на ее трясущиеся плечи.

— Он… он что-то сделал с тобой?

Ее голова взметнулась вверх.

— Что? Нет. Конечно, нет.

— Тогда… что… Гермиона… ты что…

— Да, ладно? Да.

— Гермиона… — его голос остался мягким, но была в нем нотка неодобрения… или, может быть, беспокойства… она никогда не могла отличить одно от другого.

— Я знаю, Гарри. Я знаю. Поверь мне, я знаю. Ничего не могу поделать. Ничего не могу поделать с тем, что чувствую.

— О, Гермиона, — он притянул ее ближе, позволив реветь у него на плече безо всяких вопросов. Несколько мгновений спустя она подняла голову и убрала волосы, прилипшие к лицу. Очень неприятная мысль прокралась в ее голову.

— Гарри… ты ведь пришел не просто, чтобы сказать о дате свадьбы. Ты мог сказать мне на работе завтра. Или прислать сову, пригласить на обед и там сказать.

— Нет, я просто… — он замялся. — Ладно, хорошо. Рон попросил меня зайти.

— Вот же надоедливый засранец, — пробурчала она.

— Гермиона, он просто беспокоится за тебя.

— Конечно же, беспокоится он за меня. Надоедливый засранец, — она встала и начала ходить по комнате.

— Ты снова это делаешь! Не могла бы ты присесть?

— И какое он имеет право отправлять тебя ко мне, как сторожевого пса? Что он тебе вообще сказал?

— Гермиона, да я бы то же самое сделал на его месте! Драко Малфой просто…

— Да неужели ты не понимаешь? — она прекратила нарезать круги и повернулась к нему, плюхнувшись на подлокотник дивана. — Он не тот человек, которого мы знали тогда.

— Тебе-то откуда знать?

— Оттуда! Гарри, я проводила с ним время, я с ним разговаривала, я…

— Спала с ним?

— Это не твое дело, — прошипела она. Но знала, что румянец на ее щеках и одежда на ней ответили на его вопрос.

— Гермиона, послушай…

— Гарри, ты не…

— Нет, послушай меня, — он положил руки на ее плечи. — Гермиона, я говорил правду, когда сказал, что доверяю твоим суждениям. И всегда буду доверять. Ты самый умный, добрый и здравомыслящий человек из всех, что я когда-либо встречал. Так что если ты говоришь, что он изменился, я тебе верю. И если говоришь, что тебе… нравится проводить с ним время, то я доверяю, что ты делаешь, как считаешь лучше. Но слушай… куда это все приведет?

— Не знаю, — ответила она, полубормоча, полурыдая. — Не знаю, Гарри.

Он отвел ее обратно к дивану, но она все равно не села. Он вздохнул и начал ходить вместе с ней.

— Что насчет… снов? Становится хуже?

— Намного. — Она кратко описала содержание его дневника и сна прошлой ночью.

Гарри смачно выругался.

— Пока он бегал сегодня, я зачаровала его ручку и блокнот тем же заклинанием, что использовала на своих. Все, что он напишет в своем дневнике, тут же появится здесь, — сказала она, нарыв маленькую записную книжку в своей сумке. Открыла на первой странице. Все еще пустой. — Так я смогу следить за ним до нашей встречи в четверг.

— Гермиона, мы должны обратиться к Совету.

— Нет.

— Гермиона…

— Еще не конец месяца, Гарри.

С его губ сорвался вздох разочарования.

— Хорошо. Тогда какой у тебя план?

— Я кое с кем поговорю. С тем, кто был в подобной ситуации.

— С кем?

— Я читала об одной ведьме, которая однажды стерла воспоминания своего любимого, но с заклинанием что-то пошло не так. Хочу понять, сможет ли она рассказать мне что-нибудь, что поможет.

— Я иду с тобой.

— Нет, Гарри.

— Но…

— Нет. Это будет не опасно. Она старая женщина.

— А если она скажет тебе, что нельзя ничего сделать?

Гермиона открыла рот, но ничего не ответила, посмотрела на потолок и вдохнула всеми легкими.

— Тогда мы можем идти в Совет. Обещаю.

— А что, если она скажет стереть его воспоминания еще раз? И исчезнуть из его жизни?

Слезы побежали по ее щекам. Взгляд ее был сфокусирован на углу комнаты.

— Тогда я так и сделаю. Я просто хочу помочь ему, Гарри.

Он сложил руки на груди и покачал головой.

— Мне это не нравится.

— Я знаю.

— А что если…

— Слишком много «что если». Нет смысла перебирать их все.

Они обменялись взглядами и одновременно прикончили огневиски, слегка покашливая, когда ставили пустые стаканы на стол.

— Ты ведь Гриффиндорка от и до.

— Потому что могу пить огневиски?

— Потому что делаешь это для него. Что бы «это» не означало. Но раз уж ты упомянула, огневиски действительно довольно крепкий.

Она усмехнулась, но потом ее лицо стало серьезным.

— Гарри, то, что мы сделали, было неправильно.

— Гермиона, Совет обсуждал это месяцами. Это не было спонтанное решение. Даже ты согласилась, что это лучше Азкабана.

— Конечно, это лучше Азкабана. Но все равно, слишком. Мы даже не знаем, сделали ли они что-то плохое, Гарри.

— Были значительные доказательства.

— И все косвенные!

— Они отказались принять Веритесарум.

— Это ничего не доказывает.

— Гермиона, мы не могли положиться на случай. Не когда Пожиратели Смерти снова пошли в бой так быстро.

— Я знаю, знаю, — вздохнула она.

— Слушай, план был далек от идеального. И я первым это признаю. Но он не был и таким уж плохим, верно? В смысле, Блейз, Пэнси и Нарцисса, кажется, довольно счастливы, разве нет?

— Не в этом дело.

— А в чем тогда дело?

— Да как ты можешь такое спрашивать у меня? — почти закричала она, взмахнув руками так, что хлестнула его по лицу.

— Так, потише, — сказал он, поправляя сползшие очки.

— Прости. Слушай, этические вопросы обсудим позже. Но об этом нужно подумать сейчас. Я хочу тебе кое-что дать.

— Что?

Она прошла к запертому ящику в углу комнаты и ткнула в него палочкой, пробормотав что-то. Когда ящик открылся, она достала оттуда кусок чистого пергамента и вручила его Гарри.

— Если я влипну в неприятности, я использую это, чтобы рассказать тебе, где я.

Он кивнул.

— И я все равно хотел бы, чтобы ты позволила мне пойти с тобой, — сказал он, но свернул пергамент и сложил его в карман.

— Бери, что дают, Поттер, — она усмехнулась.

— Всегда так делаю.

— Я хотела попросить тебя еще об одной услуге.

— Хорошо.

— Меня не будет на работе несколько дней. Я скажусь больной. Скажи кому-нибудь, что у меня что-нибудь не очень серьезное, но безумно заразное. Типа… эхм… слизняковой оспы.

— Отвратительно.

— О, отличная реакция. Так скажешь?

— Да.

— Спасибо, Гарри. Я серьезно. И я правда жду не дождусь свадьбы.

— Мы оба. Ну, полагаю, что позволю тебе… сделать, что бы ты там ни собиралась. Спасибо за выпивку, Гермиона.

Он крепко обнял свою подругу и оставил ее наедине с ее мыслями.

* * *

Дневник, Воскресенье

Я хотел снова выйти на пробежку вечером, но мышцы позволили мне пробежать только два километра. Так что я положил на это и решил посмотреть футбол.

Бег временно избавляет от этого. Как и выпивка и, как я недавно открыл, секс.

Я раньше думал, что «это» просто разочарование от того, что я не помню свою прошлую жизнь, или когнитивный диссонанс, который я испытываю в этой, но все это не точно. «Это», которое растворяется в адреналине, изнеможении, алкоголе или сексе, — я его не понимаю. Это чувство, которое разливается по телу. Не по венам, как кровь, а по всему телу. По нервам? Я его ощущаю каждой порой. Это вроде силы, но без направления, без выходной точки. Так что она бурлит, кипит и бьется во мне, но она бесполезная, слабая, притупленная… подавленная? Я не знаю, есть ли для этого слово. Иногда это похоже на зуд, но зуд внутри, как будто мои ребра изнутри покрыты укусами насекомых. Иногда это будто меня накачали воздухом, но я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Это сводит с ума. Это чувство немного слабеет, когда я с тобой. Потому что ты часть мира, к которому я принадлежу. Если это имеет хоть какой-то смысл.

Я иду спать, Грейнджер. Надеюсь, что, если закончится поездом, то ты будешь смотреть на меня, как вчера ночью.