Сын Войны, Дочь Хаоса

Камеры на стоянке показали мужчину, выходящего из такси в аэропорту. Водитель подошёл к багажнику, вытащил чемоданы и поставил их на тротуар. Участок земли возле автомобильных шин потемнел, казалось, пузырился, когда жуки вылезали из своих укрытий. Скарабеи ждали там. Посаженные, как я знала, Хорусианами, чтобы ловить убегающих Сетитов.

Только этот человек не был Сетитом.

Это был Чисиси. Я не могла оторвать взгляд от телевизора, хотя и знала, что то, что будет дальше, будет ужасно.

Сначала с земли поднялось всего несколько десятков жуков. Ни Чисиси, ни водитель не видели, как они взметнулись вверх, как угли, поднимающиеся из костра. Чисиси достал бумажник из кармана брюк, вытащил пару купюр и отдал их водителю. Я поднесла руку ко рту, наблюдая, как чёрные точки поворачиваются и пикируют на Чисиси. Он бесполезно отбивался от них. Они продолжали приближаться. Не только с земли у его ног, но и за кадром. Чисиси отшатнулся назад, врезавшись в машину.

Мой отец ел свою куриную шаурму, не проявляя никаких эмоций.

— Теперь мы точно знаем, кто рылся в наших вещах. Чисиси забрал пузырёк с эликсиром, а также наши деньги.

— Зачем ему это делать?

Более крупное, бьющееся в конвульсиях облако скарабеев присоединилось к тем, что уже окружали Чисиси. Они протянулись, как чёрная рука, сжимая его в кулак. Части его белой рубашки были видны, когда он размахивал руками, тщетно хлопая по ним. Таксист нырнул обратно в свою машину и захлопнул дверцу. Он смотрел через закрытое окно, оживленно разговаривая по своему автомобильному радио.

Папа взял свой сок и сделал глоток.

— Чисиси однажды спросил меня, подействует ли эликсир на обычных людей. Я сказал ему, что это может произойти, если его ввести непосредственно в кровоток.

Чисиси упал на землю, перекатившись. Извивающаяся масса насекомых последовала за ним, сгущаясь, пока я вообще не смогла разглядеть человека.

— И ты не сказал ему, что скарабеи нападают из-за эликсира?

— Я не был уверен, что они это сделают. До сих пор, — папа рассеянно махнул рукой в сторону телевизора. — Было мило со стороны Чисиси проверить для тебя эту теорию. Учёным обычно не так везёт.

На экране Чисиси перестал двигаться. Картинка сменилась на репортёра, берущего интервью у энтомолога из Каирского университета.

Несмотря на то, что я знала, что Чисиси предал нас и стал причиной своей собственной смерти, я всё ещё чувствовала себя слишком больной, чтобы съесть свой кошари.

— Сколько времени потребуется, чтобы извлечь эликсир из систем Рорка и Лечеминантов?

Папа повернулся к своему ноутбуку, что-то напечатал, затем сказал:

— Клетки крови сохраняются до трёх месяцев, прежде чем заменятся новыми. Кожа омолаживается где-то между двумя неделями и месяцем, но клеткам поджелудочной железы требуется год или больше, — он напечатал ещё немного и, молча, прочитал текст на экране. — Согласно этому сайту, 98 % атомов в теле заменяются в течение года.

Папа со вздохом отвернулся от ноутбука.

— Недостаточно быстро. Скарабеи будут повсюду в течение нескольких месяцев. Сетитам придётся собраться в Антарктиде, а затем, когда начнёт темнеть, им придётся либо перебраться в Арктику, либо рисковать, что Хорусиане найдут их каждый раз, когда они включат фонарик. Хорусиане, без сомнения, будут ждать перехода, и если они найдут наши лагеря на полюсах, то пощадят только маленьких детей. К сожалению, они не выживут сами по себе.

Это была мрачная мысль. Сжалятся ли Хорусиане над детьми и спасут ли тех, кого пощадили скарабеи? Или, возможно, Хорусиане считали любого Сетита потерянной душой. Рорк был воспитан как нормальный ребёнок, но это не помешало ему стать Сетитом.

Я заставила себя откусить ещё несколько кусочков кошари.

— Я думаю, мне нужен энергетический напиток. Ты хочешь, чтобы я сделала тебе?

Папа кивнул.

— Насыпь побольше порошка. Я почти не спал прошлой ночью.

Я смешала напитки, положив в него толченое снотворное, достаточное, чтобы вырубить его даже с Альтовенено. Вкус энергетического порошка был настолько сильным, что мог бы скрыть горький вкус таблеток. Я потягивала свой напиток, пока он осушал свой в пару глотков.

У меня было не так много времени. Если я хотела знать правду, я должна была сказать сейчас.

Я поставила свой стакан.

— Мне нужно поговорить с тобой о смерти мамы.

Папа взглянул на меня, и я увидела, как в его глазах промелькнул страх. Он выключил телевизор.

— Сейчас не лучшее время для этого. Мы должны обсудить наши планы.

— Дейн прокрутил мне запись с мамой, Рорком и тобой с той ночи, когда она умерла.

Краска сошла с папиного лица, отчего он внезапно стал выглядеть старым. Его глаза были широко раскрыты от беспокойства.

— Какого рода запись?

Укол боли пронзил моё сердце. Его реакция подтвердила мои опасения.

— Мама кричала на Рорка, чтобы он прекратил это. Он убил её, не так ли? — я сглотнула, с трудом выдавив следующие слова. — Почему ты не остановил его? Ты был там. Я тоже слышала твой голос.

— Нет.

Папа больше ничего не говорил несколько мгновений. Он выглядел неспособным говорить, как будто мог рухнуть, свернувшись калачиком.

— Рорк не убивал её.

Лёгкая ложь.

— Тогда почему она кричала ему, чтобы он остановился?

Ещё одна пауза, на этот раз наполненная чувством вины.

— Рорк причинял боль другому Хорусианину. Это был кто-то, кого знала твоя мама, кем-то, кому она позвонила, чтобы помочь ей. Она не хотела драться с Рорком. Она не думала, что сможет заставить себя шокировать его, — взгляд папы скользнул по мне, больше меня не видя. — Я подарил Рорку противоударный жилет, раннюю модель. Он был не похож на более поздние модели. Вместо того чтобы поглотить удар, жилет отбросил энергию обратно в Хорусианина в концентрированной форме. Твоя мама знала о жилете. Ей и другому Хорусианину удалось сорвать его с Рорка.

— Хотя это не имело значения, — сказала я, — потому что у него врождённая устойчивость к электрическим импульсам, — я могла видеть это в своём воображении. Я не хотела, но я делала это.

На столе дрожала рука моего отца.

— Рорк был в ярости. Борьба стала интенсивной, поэтому я оттащил твою маму подальше. У неё не было возможности остановить Рорка, и она бы только пострадала, — голос отца сорвался. — И что бы это сделало с Рорком, узнай он потом, что причинил боль своей матери?

— Тогда кто…

Мои глаза были прикованы к отцу. В этот момент я поняла, что произошло. Я знала всю мучительную правду.

— Ты тоже носил противоударный жилет, но мама об этом не знала.

Он кивнул, на глазах у него выступили слёзы. Я видела, как мой отец плакал только один раз, в то утро, когда он сказал мне, что моя мама умерла.

— Я носил его под рубашкой. В противном случае это выглядело бы так, как будто я ожидал драки и уже встал на сторону Рорка, — он посмотрел на свои руки. Они дрожали, сотрясаясь под тяжестью его раскаяния. — Когда мы поженились, я пообещал твоей матери, что не убью ни одного Хорусианина, но я не знал, что шок будет таким сильным. Ты должна понять, это был несчастный случай. Я бы никогда сознательно не причинил ей вреда.

Я сглотнула и почувствовала, как слёзы жгут мне глаза.

— Она шокировала тебя.

Он кивнул, и по его щекам потекли новые слёзы.

— Она просто хотела, чтобы я отпустил её. Ей было невыносимо видеть, как Рорк избивает её друга.

Я медленно, прерывисто вздохнула. Это был мой отец. Не враг. Мой отец.

Папа взял вилку и положил её на тарелку.

— Рорк не мог заставить себя обвинить меня в её смерти, поэтому он обвинил другого Хорусианина.

Я чуть было не сказала, как удобно, что Рорку было в чём винить кого-то, кроме себя, но не стала. У меня перехватило горло. Я ничего не могла сказать.

— Я не думаю, что он хотел убить Хорусианина, — сказал папа. — Он был зол и не знал своей силы.

Все трое кружились у меня в голове. Папа, Рорк и мама. Несмотря на то, что сказал папа, она, должно быть, хотела его сильно шокировать. Я задавалась вопросом, сожалела ли она в тот момент о том, что вышла замуж за Сетита, сожалела ли о любви к кому-то, кто удержал бы её от борьбы с Рорком вместо того, чтобы присоединиться к ней, чтобы остановить его.

Может быть, Дейн всё-таки был прав. Любовь была не самой важной вещью. Любовь может привести тебя по стольким извилистым путям.

— Ты должен был сказать мне, — сказала я, когда смогла выдавить из себя слова.

— Какой смысл было заставлять тебя ненавидеть нас?

— Я не ненавижу тебя.

Я встала, подошла к его стулу и обняла его. Я положила голову ему на плечо, как делала, когда была маленькой девочкой.

— Мы семья. Я всегда буду любить тебя и Рорка. Всегда.

Он кивнул, поглаживая мои волосы.

— Мне так жаль, Эйслинн. Ты никогда не узнаешь, как мне жаль.

Я действительно знала. Как я могла этого не знать? Он отчаянно скучал по ней, любил её так сильно, что не стал принимать эликсир. Он не хотел прожить сотни лет без неё. Вместо этого он надеялся на загробную жизнь, чтобы они снова могли быть вместе.

Я отстранился и снова сел на свой стул. Папа скоро заснет.

— У меня есть ещё кое-что, о чём я хотела тебя спросить.

— Что? — морщины на его лице делали его таким же изможденным, как сфинкс.

— Где ты взял Талисман Адольфо?

Он помедлил, не отвечая.

— Я видела фотографии этого на базе Хорусиан, — сказала я. — Я видела его достаточно раз на твоей шее, чтобы узнать. Где ты его взял?

Он вздохнул и провёл рукой по волосам.

— Адольфо знал моих родителей. Из того, что я собрал воедино, следует, что, когда в 1494 году разразилась чума, Адольфо умер, и мой отец забрал у него талисман. Я вырос, видя, как мой отец носит его. Я никогда не предполагал, что он был настоящий. Он держал это в секрете от всех. Я полагаю, он думал, что кто-нибудь заберёт его у него, если узнает. И, может быть, они бы так и сделали. Хорусиан в те дни в Ирландии не было, но тамошние Сетиты могли быть безжалостными. Семьдесят пять лет спустя мой отец умер от пневмонии, и я похоронил талисман вместе с ним. Только после того, как мы с твоей матерью поженились, я понял, что это было. Когда она была беременна Рорком, она показала мне рисунки и попросила меня поискать их, пока я охотился за реликвиями. Она сказала, что, если я когда-нибудь найду его, я должен уничтожить его и принести ей осколки.

Папа провёл рукой по выпуклости, от талисмана у него под рубашкой.

— Я не сказал ей, что знаю, где он находится, но я перевез нас в Ирландию, эксгумировал могилу моего отца и положил талисман в склеп. Позже я переложил его в сейф в Фэрбенксе, — его взгляд стал жестким и отстранённым. — Я не уничтожил его по одной причине: если Хорусиане когда-нибудь убьют мою семью, я отомщу так, как они не видели веками.

— Это не очень эффективная угроза, — сказала я, — если они не знают, что он у тебя есть.

Папа бросил на меня строгий взгляд, который говорил, что эту тайну следует хранить.