На взлёт!

Некоторое время он лежал неподвижно, прислушиваясь к хлюпанью и треску внизу. Кто-то расправлялся с лодкой.

Затем, решившись, юнга стал сползать по стволу, разрывая в лохмотья свою сине-белую рубаху леташа.

Береза выстояла, выжила сама и спасла непрошеного гостя. Позволила перебраться на свои корни, а потом и на мшистый берег.

7

С кончиков хвои капают

Тяжкие сонные капли.

Серый туман лохмотьями

Просачивается из-под кочек.

Тихо, так тихо, что слышно,

Как вздыхает промокший мох.

Воздух, неслышный, терпкий,

Пахнет смолой и сном.

Мерно вершины качаются...

Чу! Звук тревожный, жалобный...

(Е. Ливанова)

Юнга впервые оказался один в ночном лесу.

Конечно, «Миранда» часто опускалась вечером на воды озера или реки. Оставив на берегу вахтенного, команда отправлялась на берег, разводила костер, чтобы побаловать себя горячей пищей – на борту ведь огонь разводить нельзя. Но хворост собирали засветло, а потом Олух неотвязно держался возле взрослых леташей. И никакие мысли о приключениях не тянули его в ночную чащу.

До сих пор он твердо знал про лес одно: там полно комаров!

И сейчас это знание подтвердилось. Комары гудящей тучей облепили неожиданную добычу. Но даже эта напасть не заставила парнишку забыть о только что пережитом страхе.

Прижавшись к сухой холодной земле, Олух сквозь комариный звон вслушивался в звуки ночи. Но над озером стыла вязкая тишина.

«Наверное, в лодку ударила крупная рыбина, – сказал себе парнишка. – Сом или щука. Хаанс говорит, они громадные вырастают, как бревна».

Эта мысль слегка успокоила Олуха. Рыба, даже крупная и хищная, на берег не полезет.

Впрочем, бедняга тут же вспомнил, что в лесу хватает и других хищных тварей. Волки, медведи, кто там еще...

Райсул в подвале мертвого дома ждет помощи. А юнга тут застрял.

А что делать? Идти берегом не получится, вон какие кусты! А от берега чуть свернешь – и заплутаешь!

Нет, ночью он до шхуны не доберется. И до деревни не дойдет. И сам пропадет, и Райсула не выручит. Надо дождаться утра, а там уж как-нибудь...

А чтоб не сожрали звери, надо залезть на дерево.

Рядом с березой-спасительницей, опасно накренившейся над озером, росла вторая – старая, могучая, крепко вцепившаяся корнями в берег. Ее и выбрал юнга для временного пристанища.

Проворно полез по ветвям вверх – и обнаружил неожиданное препятствие: голова уткнулась в доски. Настоящие строганные доски!

Юнга быстро сообразил, что это такое. Охотничья засидка! Хаанс однажды показал мальчугану приколоченные на дереве доски и объяснил, что на таких штуковинах устраиваются в засаде охотники. Поджидают, когда дичь придет на водопой.

Повеселев, Олух вскарабкался на засидку, натянул рукава на кисти рук. чтобы поменьше кусали комары, и огляделся.

Туман поднимался от озера – серый, клочковатый. Черные вершины зубчатых елей выделялись на фоне чуть светлеющего уже на востоке неба.

Страх почти отпустил Олуха. Мучили только комары да воспоминание об оставшемся в подвале беспомощном Райсуле.

А потом даже комариное гудение словно отодвинулось, глаза начали слипаться. Олух пытался бороться со сном, но веки стали тяжелыми, мысли путались.

Перед парнишкой проплыло самое страшное, что он видел в жизни. Багровое лицо со щеткой светлых усов, жесткое, надменное, с безжалостным взглядом.

Джош Карвайс из Карвайс-стоуна.

Хозяин.

«Его здесь нет! – хотел крикнуть Олух. – Я здесь один!»

Но губы не слушались.

В ужасе юнга встряхнулся так, что едва не полетел вниз с досок. Вытаращив ошалелые глаза, он заозирался – и увидел, что небо на востоке стало еще светлее.

Значит, он все-таки заснул!

Туман осел ниже, теперь сквозь него островками проглядывали верхушки кустов.

Где-то поблизости вскрикнула вспугнутая птица.

Юнге хотелось есть. Кожа зудела от комариных укусов. Все тело болело так, словно его избили. (Снова в памяти всплыло лицо хозяина.)

Но страшнее всего было одиночество. Невыносимо хотелось на палубу «Миранды», к леташам. Пусть бы даже снова погоня, пусть враги – плевать! Капитан Бенц не даст пропасть своей команде!

– Рейни, не трусь! – вслух сказал себе юнга. И тут же огляделся: не слышит ли кто-нибудь его голос?

Тут-то и заметил парнишка вбитый в дерево гвоздь. А на гвозде – кожаный мешочек, стянутый завязками.

В первый миг Олух возрадовался: кошелек! Деньги! Но тут же одернул себя: какие деньги среди леса, кто их с собою на охоту берет?

Очень осторожно юнга снял с гвоздя свою находку. Ему казалось, что одно неосторожное движение – и добыча полетит вниз, в лохматый, растрепанный туман, и там пропадет навсегда.

Непослушные пальцы не сразу справились с туго затянутыми узлами. Юнга хотел разрезать завязки, но обнаружил, что потерял нож, подарок боцмана, и крепко огорчился.

Содержимое жесткого мешочка его не утешило. Крупная бусина, вроде тех, какими расшивают нарядные башмаки, и деревянная дудочка.

Бусину юнга раздраженно кинул обратно в мешочек, а дудочку задержал на ладони.

Простая, бузинная, с тремя дырочками. Такая же была у него в детстве, в Карвайс-стоуне. Подарил немой раб-свинопас. Не только вырезал дудочку, но и играть научил. Сколько времени прошло, а не забылся единственный подарок, полученный до того, как мальчишка стал леташом.

Воспоминания так завладели пареньком, что он невольно поднес дудочку к губам. Нет, он не собирался играть в этом недобром, опасном лесу. Просто руки сами вспомнили то радостное мгновение...

Мелодичный, протяжный, громкий звук разнесся над берегом.

От неожиданности юнга едва не сорвался с доски. Изумленно глянул он на дудочку, в которую даже не дунул!

А если?..

Любопытство оказалось сильнее страха. Рука снова поднесла дудочку к губам – но на этот раз Олух робко дунул в нее. Он не пытался сыграть мелодию, не трогал пальцами дырочки странного инструмента. Мелодия возникла сама – незнакомая, тревожная, медленная.

Почему-то Олух не мог прекратить игру. Вновь и вновь оживлял он дудочку своим дыханием, и мелодия длилась, однообразная, монотонная, недобрая.

Наконец юнга нашел в себе силы оторвать дудочку от губ. Тишина навалилась, оглушила – но лишь на мгновение. А потом в эту тишину снизу вползли странные звуки – шуршание, скрежет, возня в кустах, треск ломающихся ветвей.

Не сразу Олух набрался смелости посмотреть вниз.

Увидел он не так уж много, но этого хватило, чтоб парнишка задохнулся от страха.

В расползающемся предрассветном тумане копошились черные твари размером с большую собаку. Сколько их было – юнга не мог сосчитать. Четыре? Пять? Больше? Они деловито сновали от берега к березе и обратно, соскальзывали в воду и снова выбирались из нее. Что им было нужно – паренек не понимал, но точно знал: твари опасны.

Он замер. Хотелось положить подлую дудку обратно в мешочек, но Олух боялся выдать себя движением.

Время остановилось. Юнга пытался молиться, но в голове смешались обращения к Старшим богам, а своего заступника из Младших у него пока не было, мал еще...

«И не успею выбрать заступника, не доживу...» – тоскливо думал Олух.

А внизу постепенно стихало шуршание. Все реже доносилось звонкое постукивание, словно сыпались камешки.

Паренек с надеждой вгляделся вниз – не уходят ли твари?

А ведь их стало меньше! Ну да, меньше! Туман почти развеялся, видны две черные блестящие спины. И обе ползут к озеру, ура! Странно так ползут, по-рачьи, да и сами похожи на раков, только здоровущие!

Одна за другой черные клешнястые твари скользнули в воду.

Юнга некоторое время выжидал: не вернутся ли?

Не вернулись...

И что же теперь делать?

Больше всего хотелось остаться здесь, на дереве, как можно дольше. Уже почти рассвело. Капитан не сразу хватится пропавших леташей. Решит, что заночевали в деревне. Но рано или поздно поймет: что-то не так. Отправится на поиски – с боцманом, с Филином. И его, Олуха, с дерева снимут, и Райсула выручат...

Да? А если за это время Райсула кто-нибудь успеет сожрать? Если не волки, рыси и прочие медведи, то эти, черные, из озера. Тесак? А что им тесак? Спины на вид жесткие!

Уже светает. В какую сторону идти, юнга помнит. Не заблудится.

Рейни положил дудку обратно в мешочек, повесил свою находку за тесемки на гвоздь. И, судорожно вздохнув, полез с дерева. Лез медленно, вслушивался в звуки просыпающегося леса, готовый в любой момент по-обезьяньи вскарабкаться обратно.

Парнишку била дрожь. Чтобы справиться с нею, он говорил себе: «Я Рейни, Рейни, Рейни...»

Спрыгнул с нижней ветки. Под ногами что-то громко хрустнуло. С замиранием сердца юнга опустил глаза на рассыпанные по траве крупные речные ракушки – откуда они взялись под деревом? Неужели их принесли эти... эти...

Быстрый взгляд на озеро – тихое, безобидное на вид... И юноша ломанулся прочь, прямо сквозь заросли, сквозь листву, тяжелую от утренней росы.

* * *

– А я-то думал, что ты, малец, врешь, – протянул боцман Хаанс, держа в руке обломок весла. – Что было страшно до нас добираться – и ты где-то всю ночь просидел.

Юнга гордо вскинул голову: он смог доказать, что встретил настоящую опасность.

Ранним утром он добрался до грота и поднял шум на борту. Мужчины спустили шлюпку и, оставив на вахте Литу и Мару (илв еще не вернулся с ночной охоты), отправились выручать Райсула. Вытащили леташа из подвала, ощупали его ногу – не сломана, вывихнута. Вправили вывих, осмотрели ближайшие дома – да, деревня брошена. Вернулись на «Миранду» и, предоставив Райсула женской заботе, решили проверить странную историю, рассказанную Олухом.

И теперь боцман держал в руках весло – не сломанное, а перекушенное чем-то вроде очень больших клещей.

– Говоришь, они были похожи на раков? – спросил Отец, озабоченно оглядывая переломанные кусты и содранный слоями прибрежный мох.

– Ага, только вот такие! – Олух развел руки так широко, как только мог.

– В лоции сказано, что плавать опасно, – вздохнул Маркус Тамиш. – Ох, сынок, как же тебя боги уберегли...

И погладил счастливого парнишку по голове.

– Я себе слово дал, – вспомнил юнга ночные мысли. – Если жив останусь – выберу небесного покровителя. – И добавил с вызовом: – Пора уже! Работаю как взрослый.

– Дело хорошее, – одобрил Отец. – Жизнь у тебя опасная, нужен заступник среди богов. Кого выбрал?

– Подумаю еще...

– А сидел ты вон на тех досках? – глядя в листву, спросил капитан.

– Ага. И мешочек с дудкой там остался.

– Ну так принеси.

Юнга подтянулся на ветке и ловко полез на березу. А Отец тихо сказал капитану:

– Не знаю, что за дудка такая, но лучше б нам всякие непонятные вещи на борт не брать. Вспомни обезлюдевшую деревню, это ведь неспроста...

Бенц неохотно кивнул.

Боцман отошел к самому берегу и сказал громко:

– Пригляжу пока, чтобы какая-нибудь сволочь и эту шлюпку не схряпала. Ишь, заразы, до корабельного имущества лакомы! Если полезут, то я им не юнга!