Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать

— Фриц…прости меня… — голос задрожал и я усиленно подавила из глаза слезу. — Ты не поймешь… я… я… боюсь.

Закрыв лицо руками, я давила рыдания и с напряжением ждала его реакции. Если захочет узнать, то…

— Чего ты боишься? — голос мужа был уже не такой злой и можно было начинать сольную партию.

— Я…понимаешь, я боюсь, что я не смогу… женщины часто умирают после родов, и дети тоже…это так страшно…я видела таких умерших…еще недавно должна была появиться новая жизнь на Божий свет, а через мгновение обе жизни, и матери и ребенка, уже превратились в ничто…мне говорили, что будет трудно выносить ребенка…а сами роды…женщины так кричат от боли…все залито кровью…я боюсь, Фриц, я боюсь умереть и унести с собой своего ребенка…

— Где ты видела мертвых рожениц, Марта? Где это было?

— Я не знаю…эти воспоминания иногда всплывают так неожиданно, что мне становится страшно…я видела длинные столы, на которых лежали мертвые женщины, все в крови и с совершенно белыми лицами…я не помню, где это было, но это был большой и холодный зал с каменными столами…мне было так страшно, что даже сама мысль о том, чтобы лечь в постель с мужчиной, вызывала ужас…потому что это заканчивается в том зале…

Продолжая стенать в духе книг фэнтези, я осторожно посматривала на мужа, который уже сбросил первый гнев и теперь раздумывал над услышанным. Можно еще добавить всхлипываний для правдоподобности, лишь бы не перегибать палку.

— Странное было место, где ты жила раньше. Ни о чем подобном я не слыхал, а уж рассказов я наслушался — до смерти не пересказать. Значит, ты и меня боялась только из-за своих воспоминаний?

— Н-нет…они стали приходить потом, когда я…когда ты меня…

— Марта, основной удел женщины — быть покорной своему мужу, рожать ему детей и заботиться о нем. То, что говорит патер Оскар в своих проповедях — чушь, потому что дети появляются не из воздуха, а после того, как мужчина любит свою женщину. Не раскрывай уши ему навстречу, подобно остальным глупым курицам. Ты еще молода, забудь все плохое, что было раньше и перестань травить себя этим снадобьем. Клодия глупа, но она моя дочь, хоть порой я не верю в это. Ты красивая женщина и я тоже не последний мужчина в этом городе…у нас должны быть хорошие дети, Марта. Я хочу, чтобы ты принесла мне сына до Рождества или была хотя бы на сносях. Ты поняла меня? Теперь пойди и принеси мне тот пузырек, чтобы я разбил его на дворе. Иди, я жду…

Фриц подтолкнул меня к дверям, смотря вслед и я, всхлипывая и размазывая сопли, принесла ему просимое. Звон разбитого стекла разошелся по кухне и ссыпался мелкими крошками на плиту.

— Ты поняла меня, Марта? Я больше не хочу слышать от тебя никаких отговорок, что тебе плохо, у тебя женские дни и прочее. Ты должна понести от меня до Рождества и я сделаю для этого все, что зависит от меня.

Утирая слезы, я кивнула и пошла на кухню, где уже остывала плита. До Рождества еще есть время, много времени, почти девять месяцев и надо придумать, как выкручиваться из этой ситуации. Пока я еще могу потянуть время, даже когда заканчиваешь пить эти капли, то есть еще месяц в запасе, потому что идет гормональная перестройка. Какая я все-таки молодец, что в последний раз украла еще один пузырек! Элиас тогда отвернулся, что-то уронив и я неожиданно для себя самой схватила пузырек темного стекла, стоящий на его столе. Он повернулся, неловко взмахнув руками и все, что там стояло, раскатилось. Близорукий аптекарь начал собирать свои лекарства, но с них попадали бумажки и я очень надеялась, что все перепуталось. От помощи он отказался, побыстрее выпроваживая меня из лавки через черный ход. Плохо, что я тогда даже не осмотрелась и сразу побежала домой…какая-то сволочь меня признала даже в темноте. Полгода форы у меня еще есть.

После похорон все прослушали проповедь патера, обменялись впечатлениями от происходящего и потихоньку тронулись в обратный путь. Судя по скорости, с которой двигались родные и близкие, им надо было ехать на телегах, чтобы не запыхаться или не упасть. Раньше я была уверена, что в такие времена народ бодро чапал пешком во всех направлениях, потому что лошадь была многим не по карману. Путешественники, бродяги и солдаты передвигались исключительно на своих двоих, подбирая по дороге что плохо лежит. Это было вполне понятно, а вот едва переставляющие ноги женщины вызывали законное недоумение. Фриц пожелал задержаться на кладбище, чтобы сходить на могилу первой жены, а я присела на камень на краю дороги и рассматривала уходящих в город людей. Ветерок обдувал лицо, подставленное солнцу, вообще вокруг царила сплошная идиллия и пастораль. Не валялся вдоль дорог мусор, не мчались машины, мир еще не дорос даже до таких новшеств, как порох. Или дорос, но не здесь.

Процессия уже втянулась в ворота, когда муж появился среди могил, помахивая сломанной веткой. Пришел, помянул, ушел. Не принято тут разводить церемонии попусту, живым — жить, мертвым — лежать в земле.

— Отдохнула? — Фриц даже как-то развеселился и даже глаза у него заблестели, как у проказливого мальчишки. — А хорошее здесь место, верно? Сухо, высоко. Тетка довольна будет. Ну и ты отдохнешь от нее, сколько же можно на себе таскать да мыть старуху. Мир праху ее, — он перекрестился, поклонившись в сторону свежей могилы. — Пошли в город, пока пыли на дороге нет.

Верховой, обогнавший нас почти перед самыми воротами, был покрыт именно тем толстым слоем дорожной пыли, от которой отмываться труднее всего. Но это мне труднее, а здешние мытье не жаловали и порой несло от некоторых покруче наших бомжей. На всадника я не обратила особого внимания — всех в Варбурге я все равно не знаю, а если появятся интересные новости, то утром на базаре расскажут во всех подробностях, даже если и слушать не захочешь. Мало ли по какой надобности человек скачет?

Фриц посмотрел на спину обогнавшего нас из-под руки и шлепнул меня по заду. До ворот оставалось еще с километр, но идти быстрее не хотелось совершенно — я дорожила каждой минутой вот такой прогулки и неважно, по какому поводу она совершалась.

— Что-то ты совсем не торопишься домой, — заметил он. — Хотя оно, конечно, верно…тетка умерла и незачем бежать со всех ног. Можно позволить себе расслабиться.

— Ты же знаешь, что я люблю выходить за городскую стену, здесь гораздо легче дышится и солнца много, не то, что в городе. Там даже окна редко открываются, чтобы проветрить комнаты и в домах пахнет пылью и затхлостью.

— Не замечал я такого, а у кого пыли много, значит служанка нерадивая или хозяйка. Кто это так торопится в Варбург? — он еще раз, прищурившись, посмотрел в спину всаднику, но тот уже спешился перед воротами и что-то объяснял страже, держа коня на поводу за собой. Редкие люди, стоящие перед воротами, окружили всадника и стражу, слушая их разговор. Жестикулируя руками, приехавший недолго постоял со стражей и прошел за ворота, а из слушавших его двое пошли прочь от города, а остальные потянулись внутрь стен.

— Эй, чего на хвосте принес тот, кто только что приехал верхом? — поинтересовался Фриц у мужчин, когда те поравнялись с нами. Один, постарше, даже не притормозил и продолжал размеренно шагать по дороге, сосредоточенно глядя перед собой, а тот, что был помоложе, приостановился.

— Дак сюды мародеры идут, вот он и прискакал, чтоб заранее упредить городских. Стало быть надо скотину прятать, да баб с детишками. Поспешайте в город, почтенный, там и узнаете все.

— Вот только нам сейчас этих разбойников не хватало! — скривился муж и выругался достаточно забористо для того, чтобы показать грядущую неприятность. — Далеко они еще?

— Не раньше, чем к завтрему подойдут, они пешим ходом идут со стороны Базеля, — крикнул удаляющийся мужчина.

— От Базеля? Там гарнизон побольше нашего будет, — рассуждал вслух Фриц, подхватив меня под руку, — обошли они Базель, что ли? Давай, шевели ногами, — подгонял он меня, хоть я и шла с такой же скоростью, что и он. — Сейчас все узнаем…

— Добрый день, Фриц, — приветствовал мужа Карл Лайниц, тоже бывалый вояка с продубленным до коричневого цвета лицом и густыми рыжеватыми бровями. — Фрау Марта, мое почтение. Гонец только что прискакал, плохие вести принес…

— Слышал, — оборвал его муж. — Что он еще сообщил? Сколько человек, чем вооружены, кто предводитель, откуда узнал и где они сейчас? Или это пустые бабские россказни, а на самом деле ему по дороге встретились пьяные ландскнехты, оставшиеся без единого пфеннига в кармане?

— До его деревни тоже гонец доехал, вдвоем они опередили отряд почти на день и ночь, — стал деловито докладывать Карл. — Идут пешим порядком, не убегают. По дороге успели пограбить тех селян, которые не ушли, есть убитые. В отряде человек семьдесят, вооружены цвайхандерами, кошкодерами, алебардами, даже фламберги есть. Я уж не говорю про дубины…

— Луки у них есть? — перебил Фриц. — Арбалеты?

— Луки были, но мало. Про арбалеты никто не говорил, возможно, что и нету. А с луками, ты же знаешь, наши ходить не любят, им больше сталь подавай в руки.

— Раз луков мало, то это нам на руку. Идут налегке или с собой обоз тянут?

— Про обоз ничего не слышал, но идут быстро.

— И откуда они только взялись? — Фриц вопросительно взглянул на Лайница, но тот в ответ пожал плечами, мол, я-то откуда знаю, — многовато для быстрого отряда. Те налетают, если с ходу ничего не получается, то идут дальше, где добыча полегче. А тут воинство приличное получается против нас. Пошел я к ратуше, там еще раз послушаю гонца. Марта, иди домой, да ужин готовь — на пустое брюхо воевать несподручно будет. И вытащи из кладовки тот мешок, что у Йоргена выпросила…

Примерно два месяца назад…

Корзина, которую я несла с рынка, была полна и ручка давила на руку до синяков. Вообще сплетена она была по-дурацки или предназначена не для похода на рынок, но другой у меня не было, а покупать новую, более удобную, Фриц отказался. Остановившись передохнуть, я с интересом смотрела, как здоровенный краснорожий дядька грузит на тачку старое железо, выброшенное прямо на входе в ворота. Ржавые обломки, полосы, круглые непонятные штуки навалом лежали в его транспорте, а изнутри дома кто-то подтаскивал еще подобный металлолом. Сверху кучи с ругательствами шлепнулся кожаный заскорузлый мешок и скатился на улицу. Внутри тяжело звякнуло, а краснорожий полез вовнутрь, разламывая ссохшуюся кожу задубевшими пальцами.

— От ты, смотри-ка, чего еще нашел! И чтобы это такое было, ну чисто стрелы, только железные…тяжеловаты, правда… — он вытащил толстую железную палочку и теперь крутил ее в руках, рассматривая со всех сторон. — Да поди ж ты, никак болты у этого скопидома завалялись в хозяйстве! Спер где-то, а ему без надобности…ну и ладно, пущу в дело.

— Герр Йорген, можно я посмотрю, что вы такое там нашли? — я подошла сбоку и потянула болт из его лапищи. — Действительно болт…чуть ржой тронут, а так нормальный. А что вы из них делать будете?

— Что делать? — кузнец озадаченно почесал в затылке грязной рукой и уставился на кучу железного хлама. — Да что закажут, то и буду делать…ножи вон просил Шмайдель, ему кожу резать надо, да сыну новый надо взамен сломанного…