Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать

— Как ты видишь, коли там трава одна? Что он, травой накрылся? Мы бы увидели сразу… — возражал второй баском. — Чего ему сюда ползти, под стену-то?

— Вот приползет, а потом ка-ак вдарит! — захлебнулся первый. — Кошку закинет или огнем пульнет на стреле-то!

— Эй, парни, — позвала я, — кто там ползет, показывайте.

— Никого там нет, — надулся басок. — Гансику почудилось…

— Вот и проверим, почудилось или нет, — хмыкнула я, крутя вороток. — Ткни-ка мне пальцем, Гансик, откуда ползут-то…

— Да от ихнего лагеря и ползет, только он в сторону сперва ушел, а теперь к стене, я уж давно за ним наблюдаю, — тощий парень с оттопыренными ушами тыкал грязным пальцем в сторону луга, заросшего здесь небольшими кустиками и кочками травы. — Тут посырее, вот он и ползет, прикрывается…вон, видишь, за тем темным пятнышком прилег опять…

Минут пять мы еще бились с Гансиком, определяя место таинственного лазутчика, пока я наконец не уверилась, что поняла его путаные объяснения. От напряжения заслезились глаза и я уже почти поверила его другу, как действительно что-то там зашевелилось и боковое зрение поймало движение в сторону стен.

— Ну, как, видишь…

Я хлопнула парня по плечу и приложила арбалет на выбранное место. Цель задвигалась и я нажала на рычаг. Есть! Что попала, можно не сомневаться — а уж наповал или как повезло, не суть важно. Даже с раненой рукой он уже не пойдет так споро, как здоровый.

— Молодец! — восхищенно выдохнули оба и тут же свист стрелы оборвал одного из них.

— Гансик…Гансик… — кинулся к лежащему дружок. — Ну как же так…почему…откуда он стрелял?

— Высовывались много, вот и примелькались, — раздался мужской голос и деловито спросил, — убит, ранен?

— В грудь попали! — всхлипнул басок. — Неужто убит?

— Может, и жив твой дружок, давай на плащ его положим да вниз снесем, там беги Элиаса ищи, может, и успеешь помочь. Ну, бери его за ноги, да клади сюда…

Мужчина и парень понесли плащ с телом Гансика, а я осталась одна еще раз подивившись точности неизвестного стрелка. Вот с кого надо начинать-то было…

В кромешной тьме не было видно ничего, но очень хорошо было слышно, как на дороге к воротам скрипят камни под ногами идущих и даже улавливались движения темного силуэта, длинного, как крокодил. Бревно тащат, чтобы ворота вышибать! Можно попробовать пожертвовать одним болтом, прикинув, где находится конец бревна и выстрелить туда. Ночь как на грех выдалась безлунная, идеал для осаждающих. Мальчишка, прибежавший ко мне с час назад, предупредил, что будут кидать факелы и освещать для арбалетчиков все внизу, чтобы мы были постоянно наготове. Где-то на стене засели еще трое, которые, как и я, ждут этого броска. А что испытывают те, кто идет с бревном? Им что, на себя наплевать, или вожделенное желание быстро обогатиться вышибает всякое чувство самосохранения?

Болт, гудя, ушел в темноту, где двигалась длинная темная тень и я удовлетворенно улыбнулась, услышав в той стороне приглушенный вскрик боли. Надо же, одних суток не прошло с тех пор, как Фриц приказал мне идти на стену с арбалетом, стыдя за трусость, а я уже испытываю радость от чужой боли и смерти. Прости меня, Господи…

Шевеленье на дороге осветилось летящими факелами и, пока бандиты пытались ускорить шаг, очередной болт успел войти в бок одному из них, а я бешено крутила ручку, пытаясь успеть сделать еще один выстрел. Не успела, зато успел кто-то из тех, с другой стороны ворот — на дороге выли и ползли двое, валялось брошенное бревно, а остальные шустро улепетывали назад. Закончился первый день осады Варбурга.

Остаток ночи я проспала под стеной, лежа на суконном толстом покрывале, брошенном на охапку сена. Под утро стало прохладно и я попыталась натянуть на себя его уголок, но там кто-то хрюкнул и я свернулась в комочек, проверив, лежит ли рядом арбалет. Продирать глаза было неимоверно трудно, но уже гомонили на стене, бранились и рыдали женщины, бухали сапоги и бряцало железо о камень…надо было вставать и идти опять на стену.

Холодная вода из бочки освежила лицо и руки, я стащила войлочную круглую шапку чтобы проветрить голову и огляделась. Невдалеке уже лежали убитые — аккуратный ряд мертвых тел заставил судорожно сжаться горло. Сколько их? Один, два, три…шесть человек. Рыдала женщина на груди одного из них и я отвернулась — смотреть на такое свыше моих сил, это хуже, чем вой раненого на дороге.

— Фрау Марта, — ко мне подлетел парнишка лет десяти, — вас герр Лайниц просит подняться на стену. Он во-он там!

— Жива? Не ранена? Ну и хорошо, слушай теперь сюда. — Лайниц сидел на камне, прислонившись к стене и держал руку на перевязи. — Что смотришь? Зацепили, мрази… Лучников у них мало, но бьют прицельно. Шестерых положили, черта им в печенку! Да еще раненых четверо лежит, чуешь? Выбить их надо, иначе они нас и здесь достанут! Фриц предложил вот что…

Тактика поменялась. Мальчишки, как более ловкие и юркие, должны были ползать вдоль стен с чучелом, одетым как горожанин, а задача лучников и арбалетчиков сводилась к тому, чтобы увидеть, кто же все-таки стреляет и по возможности выбить этих стрелков. Тем временем бандиты построились шеренгой, накрылись щитами и медленно двинулись к воротам. Они учли свои ошибки и не оставили ни одной щели стрелкам, но здорово потеряли в скорости.

Следя из-за зубца за этой процессией, я окидывала взглядом луговину, стараясь поймать глазом движение стрелка. Он должен встать, чтобы выстрелить, у него должен быть лук, почему же их никто не видит со стен? Шеренга уже почти подползла к брошенному ночью бревну и потихоньку обтекала его, намереваясь поднять за веревки. Ах вы ж гады такие, мать вашу! Русский мат как нельзя лучше подходил к данной ситуации… Ну неужели никто из вас не сдвинет свой щит в сторону, быть того не может…ну небольшую щелочку…ну… Свист болта со стены и вопль внизу ненадолго обрадовали — жаль, что кто-то опередил меня, но и я послежу, авось, еще откроются. На краю бокового зрения мелькнуло что-то в густой траве и легких зарослях. Раз там движение, то… на стене взвизгнули и заорали, пытаясь удержать падающее тело, а я уже согнулась почти пополам и шла в ту сторону, прикидывая, кто бы мог видеть поточнее, чем я.

— Фрау Марта, — парень с чучелом подмышкой дернул меня за рукав. — Видел я лучника, смотрите вон туда, между тем кустиком и той кочкой… как только у ворот заварушка началась, он поднялся и выстрелил, да так быстро, что едва заметили, а Петера ранили тяжело, кровью харкает.

— Легкое задели, значит. Ну, давай, показывай своего подельника, — ткнула я мальца в бок и показала на чучело.

Мальчишка кивнул и начал пробираться вдоль стены, то и дело выталкивая чучело наверх, как будто человек высматривает обстановку.

— Иди, иди! — я махнула ему рукой, пристраивая взведенный арбалет. Плохо, что надо искать место для него — на весу я его не удержу, но один выстрел может окупиться сторицей. Лишь бы самой под стрелу не попасть…ага, вот и проем между зубцами чуть пошире остальных и в эти выщербины хорошо лягут концы дуги, ложе — посередине, а я лягу поперек стены. Только надо дождаться, когда неведомому лучнику в засаде надоест лежать и он захочет подстрелить неловкого горожанина… Я уже было решила, что все пропало и стрелок покинул это место, но из травы взметнулась человеческая фигура и я нажала на рычаг. Все, отстрелялся. Хорошо бы потом болты свои собрать.

— Есть! — Рядом присел пожилой дядька с пегой бородой. — Молодец, фрау, упекла-таки его душу в ад! Чего смотришь, Густав я, с тобой на этой стороне перекрываю дорогу. Малец правильно выманил стрелка, а ты уж успела его пробить прежде меня. Мой арбалет дальше бьет, да тяжел очень, а твой легкий и крутить его легче. Ладно, бывай, я ближе к воротам пошел, шмальну со второй башни, как откроются, псы поганые!

Еще одна удача засветила нам, когда осаждающие начали бить бревном в ворота. При первом же замахе на них полилась горячая смола и вой снизу был самой лучшей музыкой за этот день. Обратно они уже бежали кое-как, добиваемые стрелками со стен. Из двенадцати человек за пределы обстрела ушел только один, припадая на раненую ногу, остальные остались лежать на дороге.

Но не дремали и вражеские стрелки. Пусть и не так часто, но их стрелы то и дело находили свои жертвы на стене и раненые ждали своей очереди, когда Элиас Рейхау займется очередным бедолагой. Окровавленные обломки стрел лежали прямо под ногами, а сам лекарь сгорбился еще больше за эти дни. Днем он занимался ранеными, а ночью делал обеззараживающие настойки и мази, от которых страшно воняло.

После удачно отбитой атаки с тараном, я буквально сползла вниз и свалилась на подстилку, предупредив мальчишек и стражников, где я лежу. Еще неизвестно, что будет ночью, а сейчас образовалось некоторое затишье и можно передохнуть. Кое-как пропихнув в себя несколько ложек каши, которую принесли на стены женщины, я заснула мертвецким сном.

Растолкали меня уже в сумерках и велели идти на стену. Едва передвигая ноги, я поплескалась в бочке с водой, съела чью-то миску холодной каши и пошла наверх, где меня встретил Карл.

— Марта, — хмуро начал он, пряча глаза, — не понимаю, как такое случилось…

— Фриц… — устало выдохнула я. — Что с ним, Карл?

— Убит. Прямо в сердце попали…он не мучился, как многие. Ведь опытный солдат был, сколько прошел, а вот на стене не уберегся. Выбила ты одного лучника, да там еще остались, души бы их в ад прямиком отправить! Мы его вниз отнесли, он там и лежит вместе со всеми. Прости, Марта, на все воля Божья. Ты пойдешь к нему или…

— Я ему уже ничем не помогу, Карл. Лучше пойду на стену, а к нему потом.

— Спасибо, Марта. — Лайниц скрипнул зубами и поправил повязку. — Каждый человек на счету, а вас с арбалетами всего четверо. Они одевают латы, а лучникам латы не пробить, на вас надежда — не допустить их до ворот. Если дойдут — будут прорубать топорами, а за ними уже все побегут. Понимаешь?

— Да, Карл. Мне бы за болтами сходить домой, их всего пять осталось.

— Пришлю мальчишку, пусть принесет, а ты не уходи. Они в любую минуту могут двинуться.

— Хорошо, присылай, я объясню ему, где они лежат.

Я смотрела в покрасневшие от бессонницы и усталости глаза Лайница, смотрела на его раненую руку на перевязи, смотрела, как он, держась за стены, побрел в сторону ворот и видела себя — такую же грязную, усталую и страшную, теперь совершенно одну в городе, где я прожила эти два года. Но отвлечься на мысли о вечном не дал присланный Карлом паренек, которого я и послала в дом за оставшимися болтами. Потом будем плакать…сейчас надо выжить.

Снова была предпринята попытка взять стены штурмом. Но у бандитов было всего две лестницы, сколоченные здесь же, так что атаку успешно отбили. Одновременно закидывали кошки за стену, успел влезть только один, которого и зарубили почти сразу. Пока часть жителей отвлекались на это, к воротам снова подползла «гусеница» и на нее вылили последнюю смолу. Лучники осыпали стрелами тех, кто пытался подойти под стены, а Карл и десяток мужчин посноровистей открыли ворота и добили захватчиков. Стрелки из числа нападавших тоже стреляли по вышедшим из ворот защитникам города и ранили Лайница в ногу, а еще одного убили стрелой в глаз. Я стояла на стене, держа дорогу на прицеле и, не думая ни о чем, крутила ручку воротка, вкладывала болт и медленно выбирала цель. Осечек не было — человек или падал сразу или бежал, но валился чуть погодя. Ранен… отмечала я, приседая за стену.