Летающая Тэкла
![Летающая Тэкла](/uploads/covers/2024-03-07/letayushhaya-tekla-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Елена Хаецкая
- Жанр: Фэнтези / Постапокалипсис
- Дата выхода: 2007
Читать книгу "Летающая Тэкла"
* * *
В послеобеденный, располагающий к философствованию час зеркало в потолке отражало две макушки – Альбина Антонина и Гнея Корнелия Суллы. Макушки были обе светлые, только у Суллы – золотая, а у Альбина – тускло-серая. (А локоны, а помада для укладки волос! Нет, никакого сравнения даже быть не может.)
Сулле удалось вовлечь Альбина в разговор. Тот чересчур соскучился глядеть на сатиресс, хоть и голых, да голографических (ха-ха-ха!); а кроме того невовремя вспомнилась проклятая политкорректность; вот и позволил клону запросто сидеть рядом и болтать. Кроме того, Альбин допустил это потому, что понадеялся разузнать что-нибудь важное о латифундии и, главное, о судьбе своих карликов.
О карликах Сулла охотно сообщил, что все четверо («Четверо!» – Альбин вздрогнул от радости) содержатся под стражей в соседнем доме – через перистиль. И если Альбин проявит благоразумие и добрую волю, это благотворным образом скажется и на судьбе его рабов.
Альбина, кроме всего прочего, раздражала необходимость разговаривать с посетителем, сидя на том самом ложе, где он только что спал. Да и гость устроился там же, поскольку никакой другой приличной для сидения мебели в комнате не имелось.
Сулла вкрадчиво тянул:
– Представьте себе только, дорогой Антонин, каковы могут оказаться плоды скрещения наших генов!
При этом он многозначительным жестом накрыл руку Альбина своей. Альбин залился томатным румянцем и выдернул руку.
– На что вы изволите намекать? – спросил он, стараясь говорить спокойно. Ему постоянно казалось, что его оскорбляют, только он никак не мог уловить – каким именно образом.
Сулла тихонько и, как послышалось Альбину, зловеще рассмеялся.
– Да это и не намеки вовсе! Слушайте, Антонин, скажите честно, вы… – Он сделал долгую паузу и завершил: – Хотите сладких груш в сиропе? – Сулла открыто расхохотался, видя, какое лицо сделалось у пленного: злое и растерянное. – Я серьезно, – заверил он. – Обожаю сладкие груши… – Он выждал еще немного и, поскольку Альбин по-прежнему сердито молчал, надулся совершенно как женщина. – Как угодно.
Альбин уселся на смятой постели поудобнее, подложил под спину подушку и уставился в потолок. Собственное отражение висело над ним, как будто Альбин, подобно Тэкле, вдруг начал летать. Только летал не настоящий Альбин. Да еще в компании с этим Суллой.
Хорошо же. К Долихену политкорректность!
– А скажите, Сулла, – заговорил Альбин, как ему представлялось, развязно, а на самом деле нервно, – что вы чувствуете?
Сулла встрепенулся. Наконец-то! Разговоры по душам – это истинные сладкие груши для эмоциональной составляющей его натуры. Копнуть тайное желание, ковырнуть давнее страдание, вывернуть срамным наружу что-нибудь постыдное…
– По отношению к кому? – спросил Сулла, придвигаясь ближе.
Антонин встал и принялся расхаживать по комнате.
– Вот вы – клон, – начал он. – Я хотел бы понять эмоциональную жизнь клона. Искусственного человека. Каково это – появиться на свет без матери, не знать полноценного детства? Должна же быть какая-то психологическая компенсация!
Он остановился и устремил на Гнея Корнелия вопросительный взгляд.
Сулла развалился на постели Антонина, понюхал зачем-то подушку, а затем заговорил, разглядывая ногти у себя на ноге:
– Разумеется, такая компенсация есть. Я знаю, что создан из наилучших, тщательно отобранных генов в их оптимальной комбинации. Мое тело прекрасно для глаз и на ощупь. Оно превосходно мне служит. Кстати, совершенно напрасно считается, будто ваше хваленое детство – лучшая, якобы розовая пора человеческой жизни. Чушь! Детство – это кошмар. Ребенок живет хуже раба, ему все приказывают, его наказывают, он опутан целым сводом правил и запретов, ему недоступны никакие радости. И при этом он всегда одинок и страдает тайно. О, эти детские трагедии, о которых никто не догадывается! А потом наступает пора взросления, тайны становятся стыдными… А разочарование в родителях! Сколько подростков покончили с собой, когда им открылось, что их мать, сия богиня, развратна, а отец, сие божество, – ничтожен!
Альбин слушал эту тираду, и ему казалось, что он находится где-то очень далеко от клона Суллы, может быть даже в другом измерении.
Мир детства со всеми его запретами, строгостями и бедами представлялся Альбину – теперь, когда он вырос, – миром абсолютной чистоты и истинных ценностей. Красное было там красным, а не пурпурным и вследствие этого очень дорогостоящим; к большому горю от смерти Шестилапого не примешивалось намерение выглядеть искренним или твердым в испытаниях. И прародительское грехопадение не проступало еще некрасивыми пятнами на теле и душе, хотя болезнь таилась где-то глубоко внутри и ждала часа, чтобы заявить о себе.
А когда это пришло, Альбин ощутил скорбь и смирение. И вместе с тем он знал, что отныне всю жизнь ему предстоит возвращаться к детской незапятнанной чистоте. Такая жизнь называется целомудренной.
Родители. Пленный Антонин едва не улыбнулся, вспомнив отца и мать. Флавия Сервилия Антонина была строгой, чуть грустной женщиной; с годами она становилась как будто мягче и вместе с тем веселее, и теперь иногда, глядя на мать, повзрослевший Альбин без труда представлял ее себе маленькой девочкой. Отец Альбина – глава большой юридической фирмы Аркадий Антонин, неподкупный и трудолюбивый, образец патрицианской честности во всем. Он любил густое сладкое вино из мутированной сливы и сладкие пирожки. Требовал от стряпухи, плосконосой Нэб, чтобы та сыпала ваниль, корицу и мускат щедрыми горстями, а не тощими перстами – так обыкновенно он говаривал, внезапно возникая на кухне в иссиня-черном фраке и дерзкой крахмальной рубашке, окутанный густейшим ароматным облаком из огромной трубки. Несмотря на монументальность, Аркадий Антонин был ловок и грациозен. Они с Нэб обожали друг друга – два истинных ценителя сладких булочек в людском море тупиц и профанов. При появлениях отца мальчик Альбин прятался к Нэб под юбки. Он до сих пор помнил лабиринтовые волны пропахших ванилью плотных кружев и тихое поскрипывание колесиков – у Нэб не было ног, и хозяева поставили ей удобный автоматизированный монопротез. Лишь много лет спустя Альбин понял, что отец прекрасно знал о визитах сына на кухню и что это его смешило.
– Знаете, Сулла, – сказал вдруг Альбин, – а вы тип… Вы, клоны, все такие?
Сулла пожал плечами.
– Мы – как сорта чая, – ответил он. – Терпкие и сладковатые, с фруктовым привкусом или горькие… В конце концов каждый находит себе чай по нраву.
– Или как сорта яда, – сказал Альбин. – С удушьем, с пеной изо рта, с резью в животе или судорогой в ногах – кому что глянется.
Сулла громко, демонстративно обнажая зубы, расхохотался.
– С вами исключительно приятно болтать вот так запросто, – заявил он, поймав Альбина за руку и притянув к себе. – Хотел бы я оказаться ядом в вашем вкусе.
– А если я вообще не люблю отравы? – возразил Альбин.
Глаза Суллы оказались совсем близко – белесо-голубые, с еле заметными желтыми точками вокруг крохотных зрачков. Не звериные, не человеческие, не мутантские… глаза маленького злого языческого бога – Фавна, Тритона, Эола.
– Не любите отравы? – переспросили мертвые, тщательно вылепленные губы. – Что, и чая не пьете?
Альбин попытался вырвать руку, но Сулла держал его крепко. Патриций смотрел на губы клона с отвращением, как будто ожидал вот-вот увидеть сползающую с них змею.
– Не вашего сорта, – сказал Альбин Антонин грубо. – Я хочу видеть моих мутантов! Ясно вам? Немедленно!
Сулла выпустил его руку, раскинулся на постели и, любовно глядя на свое отражение в потолке, потянулся, изогнул тело, напряг шею.
– Как хорошо жить… – молвил он. – Как жаль, что скоро этому наступит конец… Я хотел бы, чтобы вы полюбили меня, Антонин. Вот таким, каков я есть, – жалким испорченным клоном, чье время истекает. Разве я не красив, не нежен, не умен? Посмотрите только, какое тело!
– Я уже сказал вам, на что посмотрел бы с охотой, – повторил Альбин.
– Эти ваши мутанты… – Сулла наморщил нос и искривил рот брезгливо. – Маленькие грязнули… Слушайте, Антонин, они ведь злобные. Они просто гаденыши – и к тому же уроды. Что вам в них?
– Они мои, – сказал Альбин. – А вам что, завидно? Я желаю их видеть, и все тут!
– Капризы! – Сулла облизнулся и неожиданно вскочил с постели, как ужаленный. – Ладно, идемте. Удивлены?
– Нет, – проворчал Альбин.
Сулла метнул на него косой взгляд, схватил опять за руку и потащил из комнаты. Как Альбин ни старался, он не уследил, где находятся скрытые панели управления и каким именно образом Сулла находил нужные кнопки. Сулла, конечно, приметил, что Альбин пытается их высмотреть, и заметил фамильярным тоном:
– Лучше и не старайтесь, дорогой Антонин. Они все равно реагируют только на определенную температуру тела. У клонов она в среднем на три градуса выше, чем у естественного индивида и тем более – у патриция. Это, кстати, – одна из причин нашей более короткой жизни. Все процессы ускорены, протекают, так сказать, более интенсивно. Так что вам и пытаться не стоит.
– А если у меня будет жар? – спросил Альбин.
– До этого не дойдет, – заверил его Сулла. – У нас превосходные медикаменты.
Они оказались в коридоре, освещенном круглыми стеклянными масляными лампами. Здесь было тихо, как под землей, – ни голосов, ни шума деревьев. Потом что-то разбилось совсем рядом и кто-то громко вскрикнул – и снова настала мертвенная тишина.
Сулла провел пленника через весь коридор, затем по лестнице наверх – и вот они оказались на плоской крыше двухэтажного дома. Отсюда были видны лишь стены соседних строений и часть ограды – больше ничего, так что Альбин не смог, сколько ни старался, даже приблизительно оценить надежность своей тюрьмы. На крыше находилось ложе, без одеял и валиков, голое и какое-то с виду костлявое. Имелся вазон с неприятным на вид мясистым растением, которое источало едва приметный гнилостный запах. Даже небо над головой не радовало здесь Альбина – оно выглядело плоским и серым, точно было еще одной крышей, неотъемлемой часть всего комплекса латифундии Метробиуса.
Альбин, конечно, знал, что этот Сулла за ним внимательно наблюдает и уж наверняка от души потешается, но ему было это безразлично. Он приблизился к краю и заглянул в ближайший перистиль. Карлики находились там. Они сидели на корточках среди причудливых низкорослых статуй и фонтанчиков с толстой, короткой струей, – сами похожие на скульптуры, такие же неподвижные и непропорциональные, с большими головами и короткими туловищами. Их лица были очень мрачны, однако следов дурного обращения Альбин не заметил. Как и говорил Сулла, карликов было четверо – двое оставались на свободе и, несомненно, поддерживали со своими братьями телепатическую связь. А Тэкла? Альбину страшно было и помыслить о том, что Летающая Тэкла могла оказаться в плену. Неизвестность мучила его, а спросить у Суллы он не решался.
Недолго думая, Альбин вложил пальцы в рот и свистнул. Резкий звук почти сразу утонул в ватной тишине, но карлики его услышали. Забавно было видеть, как в перистиле ожили четыре фигуры – подскочили на месте, закрутили головами во все стороны, а после задрали бороды и одинаково уставились наверх, на крышу. На прочие фигуры – раскормленных амуров и дриад – свист Альбина не произвел никакого впечатления. Они по-прежнему стояли, оттопырив каменные зады или выставив серый от пыли живот.