Соннасарнова. Дуат

Глава 20 (38). Десять раз повторенное понравится

Decies repetitia placebit

Вообще-то, Тейн все же рассчитывал на смерть. Очень рассчитывал. Но никто ему такой милости не оказал.

Алкайдэ очнулся уже в Агонии. Это он понял сразу. Тьма окружала его. Но это была не привычная и уютная тьма, всегда готовая принять в свое лоно своих детей. Нет. Это была колючая и ледяная, обжигающе-ледяная тьма. Она впивалась в повелителя теней мириадами острейших игл. Она врывалась в сознание, ввергая в настоящую Агонию памяти. "Эврар!" — ежесекундно кричала ему Ферсаат. "Эврар!" — проклинал его отец. Бледные призраки прошлого витали над ним, проклиная его. Тени, вечно служившие Тейну, здесь были неуправляемы. Они метались вокруг в бешеном хороводе, неудержимом вихре, терзая и разрывая его в клочья. И все же Тейн оставался невредим. В Агонии не так просто умереть. Но и это было не самым страшным. Даже память здесь подводила его. Яркие галлюцинации, куда более явственные, нежели реальность, не оставляли выбора — не поверить. И самое страшное привиделось ему. "Эврар", — с презрением говорил ему Фира. И его слова звучали убедительнее всех.

Тейн не смог бы сказать сколько миновало времени. Секунды, минуты, часы? Вечности? И только Фира был реален. "Эврар. Эврар. Эврар," — легчайший шепот для Тейна был громче крика. Он не мог выносить презрения этого человека. Он не мог выносить его ледяной безучастный взгляд. И он не мог от него защититься. Он признавал все его обвинения. Он сам признавал себя виновным. "Из-за тебя я столько раз чуть не умер. Эврар." — "Да," — склонял голову повелитель теней. — "Из-за тебя я попал в Навь. Эврар" — "Да". — "Из-за тебя я носил блокиратор. Эврар" — "Да". — "Из-за тебя…", "Из-за тебя…", "Из-за тебя…" — "Да". Да! Да! ДА!!!

Тейн сам не заметил, как крик сорвался с запекшихся губ. Он закрыл уши руками, закрыл, зажмурил изо всех сил глаза. Бесполезно. "Эврар", — говорил ему Фира. Эврар, Эврар, Эврар! И каждое его обвинение было справедливым.

Алкайдэ почувствовал, что задыхается. "Эврар" и презрительный взгляд последнего дорогого существа. Ребра вдруг превратились в стальную клетку, сжимавшуюся все плотнее. Кожа на шее стала удавкой. Пальцы повелителя теней впились в податливую плоть. Он не мог этого выносить. Рывок — и густая кровь забила струей из разорванного горла. Но облегчения это не принесло. Дышать легче не стало. Ребра хрустнули под его тонкими пальцами музыканта. И силы покинули его. Как раз вовремя, чтобы он не разломал реберную клетку, в которой еле билось кровоточащее, измученное сердце проклятого эврара.

Когда способность управлять своим телом вернулась к нему, Тейн почти с наслаждением раздвинул ребра руками, превращая грудь в кровавое месиво. Его изящнейшая рука протянулась к сердцу в тщетной попытке сжать его, раздавить и прекратить невыносимую пытку презрением. Когда еще трепещущее сердце оказалось под его ладонью, губы Фиры расплылись в жестокой ухмылке. Его взгляд словно говорил, что ничего другого от эврара он и не ждал. Алкайдэ сжал руку. И понял, что здесь, в Агонии, он может вечно вырывать себе сердце — этот маленький кровоточащий комочек плоти, средоточие невыносимой боли, он может разрывать себя в клочья, делать, что угодно, — но здесь, в Агонии, возможно все, кроме одного — смерти. Здесь невозможно было умереть.

Тейн со стоном упал на пол. Он истекал кровью, но страшная рана слишком быстро затягивалась, скрывая пульсирующую плоть, лишая единственной надежды на избавление.

Фире снился прекрасный сон. Не кровь и не солнце. Что-то эфемерное, светлое и чудесное. К сожалению, он никак не мог уловить суть. Это похоже больше на чувство, чем на сюжет. Он просыпался с неохотой, так хотелось поваляться «еще пять минуточек». После всего произошедшего, возможность выспаться была для него сродни божественному дару, а мягкая удобная кровать была так похожа на кровать в его доме. Он не задумывался, как он мог там оказаться, в его полусонном мозгу все было вполне логично, и он наслаждался полудремой, ловя последние мгновения перед пробуждением.

Кэйн перевернулся на спину, широко раскинул руки и наконец-то открыл глаза. То, что предстало его взору, не было похоже на потолок его спальни ничуть. Над ним возвышался высокий черный потолок, и из него сталактитами, целящимися прямо в грудь острыми пиками, висели заостренные капли ртути.

Фира резко сел на кровати и осмотрел помещение внимательно-настороженным взглядом. Комната утопала в сумеречном свете. От него не было темно и плохо видно, видно было хорошо, скорее как-то… приглушенно. Ткань, нежными переливами свисающая со стен, казалась сохраненными в статике лунными бликами. Впрочем, таким же свойством обладало и покрывало, на котором он сидел. Оно переливалось под пальцами, точно живой лунный свет. С трудом оторвав взгляд от странной ткани, он перевел его влево и вздрогнул от удивления. В кресле, скрываемое сумраком, сидело существо, внешне столь прекрасное, но хранящее внутри себя средоточие вековечной Тьмы Нави. Его пепельные волосы струились по плечам словно ручейки свежей талой воды в бескрайних ледниках. Глаза цвета лиловых сумерек смотрели, казалось, в самую душу. Фира неосознанно поежился.

— Вы давно здесь сидите? — он не нашелся спросить ничего получше.

— Смертный, ты столь наивен, что спрашиваешь меня о времени? — Владыка, как показалось, с готовностью вступил в беседу.

— И впрямь. Это я спросонья.

— Скажи мне откровенно: кто ты?

Фира внезапно остро почувствовал, что от его ответа зависит его жизнь. Владыка был достаточно мил, что позволил ему выспаться и даже на мягкой кровати, но что скрывалось за подобной щедростью?

— Где Тейн? — вместо ответа спросил он.

— Где и полагается быть эврару, — бесстрастно ответил Владыка.

— Он… в Агонии?

— Какая разница, где он, если ты — здесь? — Владыка порывисто встал с кресла и приблизился к кровати. — Не за свою ли жизнь должен ты печься в подобной ситуации?

— И все же…

Владыка уперся коленом в кровать, потянулся к Кэйну, схватив его за подбородок, и развернул его лицо к себе, чтобы посмотреть прямо в глаза.

— Кто. Ты. Такой? — медленно, чеканя каждое слово, повторил он.

— Я человек, — пробормотал Фира.

Несколько долгих мгновений Владыка смотрел ему в глаза, казалось, рассматривая каждый хрусталик, а затем отпустил его подбородок и отстранился.

— Я видел много людских душ, что попадали сюда, — сообщил он. — Все они трясутся и молят о пощаде… Все они столь жалки… Ты ненормален?

— Возможно, — корректно отозвался Фира.

Владыку, вероятно, такой ответ не удовлетворил.

— Столь странное существо не может быть человеком, — определил он.

— Тогда кто же я? — Фира позволил себе саркастично усмехнуться, и быстро решил, что зря. В разговоре с Владыкой следовало держать себя крайне осторожно.

Вопрос, на который у него не было ответа, тоже не добавил ему радушия. Однако вместо того, чтобы разозлиться на человека за его дерзость, Владыка задумался.

— Интересно… — пробормотал он. И замолчал.

— Не ты ли сжег мой лес? — через несколько минут внезапно спросил он.

Фира растерялся. Врать было опасно, но и правду сказать попахивало большими проблемами.

Владыка прошелся вдоль кровати, поглядывая на смертного.

— Ты выглядишь довольно хрупко, — через минуту заявил он.

Фира ничего не ответил, про себя подумав, что подобные ему всех смертных должны считать хрупкими созданиями.

— Вы никогда не поднимались в Явь?

На секунду Кэйну показалось, что в хладнокровных лиловых глазах Владыки проскользнуло возмущение.

— Я правлю Навью, смертный. Неужели ты думаешь, у меня есть время для прогулок?

Кэйн пожал плечами.

— То, что ты сделал в Тронном зале… Это не совсем то, что подобные мне ожидают от смертных. Ты противостоял одному из герцогов Нави и выжил.

— Спасибо, что сняли блокиратор, — Фира решил, что благодарность будет в тему.

Он провел по шее рукой и почувствовал под пальцами легкую вереницу шрамов, оставленных клыками ненавистного ошейника.

Владыка снова приблизился. Он оперся коленом о кровать и наклонился к Кэйну. Он рассматривал его лицо, так внимательно, будто намеревался запомнить каждую черточку. Фира, словно последний застигнутый врасплох метросексуал, подумал о том, что должно быть, на фоне нечеловеческой холодной красоты Владыки, которую трудно было не заметить, выглядит крайне бледно, блекло и в целом плохо.

Через мгновение он почувствовал, как пальцы Владыки холодными тисками сомкнулись на его запястье. Он опустил глаза и увидел, что на его запястье надет изящный серебристый браслет, от которого тянется к спинке кровати тонкая цепочка из того же металла. Фира вскинул взгляд на Владыку, немного удивленный столь банальным средневековым методам. А где магия, где эфемерные оковы тьмы?

— Я не могу тратить на тебя дни, — заявил Владыка перед тем, как выйти из покоев.

Тейну казалось, что он сходит с ума. Пожалуй, это было недалеко от истины. Его боль, его отчаяние были настолько сильными, что уже должны были притупиться. Только не здесь. Повелитель теней с удовольствием бы размозжил себе голову о непроницаемую стену тьмы, если бы не осознание бесполезности любых попыток суицида. Он бы выл, кричал — но Тейн уже сорвал себе голос, тщетно стремясь заглушить нестройный хор безумных видений. Его разрывало в клочья, рвало изнутри, словно вся пустота тысячелетий теперь стремилась вырваться наружу. Но тщетно. Страшнее физической пытки была пытка разума, издевка чувств. Вечная вина окутала Алкайдэ надежным пологом. Непробиваемым пологом ненависти к себе. Эврар! Лучше бы ему никогда не рождаться. Эврар, приговоренный к Агонии. Нет и никогда не было ему иного удела. Лишний даже для тьмы. Изгой среди проклятых детей смерти. Эврар, недостойный даже смерти.

Кэйн откинулся на мягкую кровать и уставился в устрашающий потолок. Капли ртути (а может быть, это была совсем и не ртуть) не думали падать вниз, но человеку казалось, что они могут сорваться в следующее же мгновение.

Кэйн потянул за цепочку и обнаружил, что она растягивается, причем на довольно большое расстояние. Однако к двери, за которой скрылся Владыка, он подойти не мог. Кэйн оценил комфортабельность своей тюрьмы, посмотрел на себя в зеркало, висящее в ванной комнате, выпил воды из стоящего там кувшина. Вокруг было издевательски-комфортно, Кэйн чувствовал себя не запертым в камере преступником, а пойманной в клетку удивительной пичужкой, которую пытливый орнитолог вознамерился изучать и кормить, надеясь, что она дивно запоет.

Он пытался обнаружить что-нибудь, что способно принести ему пользу в попытке побега, но так ничего и не нашел, и вернулся к кровати. Фира попробовал воззвать к силе Немезиды — блокиратор был снят и теперь ничего не должно было мешать его силам. Но энергия звезды почему-то была молчалива, словно ее вообще в Кэйне не было. Словно Кэйн и вправду был самым обычным человеком. Он еще раз посмотрел на изящный браслет на своей руке и решил, что это один из самых сильных негаторов магии.