Принц Зимы

— Я обязательно буду сообщать вам о ходе работы, — пообещал Снейп, подняв взгляд на Кая.

— Благодарю, сэр, — благодарно улыбнулся Кай, жестом поманив к себе феникса.

Север подпрыгнул и подлетел к мальчику, впрочем, не спеша садиться на его плечо, оставшись парить в воздухе, с поразительной скоростью размахивая крыльями, и, кажется, задействуя какую-то внутреннюю магию для удержания себя в таком положении. — Как только у меня на руках будут образцы крови, я приду к вам.

— Хорошо, буду ждать известий, — кивнул Северус.

— Доброй ночи, профессор, — вежливо попрощался мальчик, слегка склонив голову, и направился к выходу из класса. Феникс продолжал кружить вокруг него и, как только дверь кабинета открылась, стрелой умчался куда-то вперёд по коридору.

— Доброй ночи, — почти беззвучно произнёс Снейп, глядя на закрывшуюся дверь.

Через пару мгновений мужчина глубоко вздохнул и совсем незаметно улыбнулся.

Печенька, до этого тихо наблюдающая за всем происходящим, вопросительно ухнула, не понимая, в чём причина хорошего настроения хозяина. Снейп повернулся к ней:

— Знаешь, малышка, я рад, что всё обернулось именно так!

Усмехнувшись, Северус откинулся на спинку удобного кресла, из-под прикрытых ресниц наблюдая за своей вечно взъерошенной и несуразной совой.

Ему вдруг подумалось, что всё в его жизни приобретает неплохой оборот. Сблизившись с Каем, он может не только защитить его, как и обещал когда-то, но и найти способ выйти из грядущих конфликтов с Тёмным Лордом без потерь.

Конечно, думать так было несколько цинично, но что ещё ему оставалось?! В конце концов, Северус не верил, что Кай сможет остаться в стороне, когда Лорд вернётся. Значит, и он будет где-то поблизости. Просто не может не быть. Однако шанс вместе с этим обрести защиту от покровительницы мальчика был велик, и в этом не было ничего плохого. В конце концов, имея определённый тыл в виде сильных союзников, он сможет сделать больше, чтобы внести вклад в победу тех, кто хочет сохранить мир в магическом сообществе. Да и уберечь Гарри было целью последних нескольких лет… Северус верил, что должен уберечь его, если не спас ее. Лили.

Возможно, ей не понравился бы ход его мыслей. А может, Лили наоборот похвалила бы его за то, что, думая о других, он не забывает и о себе?..

Но что точно Северус знал: ей понравилось бы то, каким растёт её сын. Даже и не походя на своих родителей, Кай сохранял в душе какое-то уютное тепло, которое притягивало к нему людей как магнитом. Даже его, Снейпа, это подкупало, а что уж говорить об остальных!

К тому же за последние полгода, как отметил Северус, мальчик немного «оттаял», стал более открытым и живым, чем в начале, когда только приехал в замок. Кажется, его друзья на него хорошо влияют.

И он надеялся, что и дальше этот удивительный ребёнок будет открывать себя миру. В Кае был заложен огромный потенциал и от того, куда он его направит, многое может измениться.

Северус хотел верить, что на мальчике не отразятся старые проблемы, которые преследовали ещё чету Поттеров, что он никогда не познает разочарование в жизни и вкус предательства.

При мысли о предательстве зубы сжались сами собой. О, как же хотелось Северусу свернуть башку недоумку Блэку за то, что тот натворил! От расправы Сириуса спасало только то, что он был в Азкабане, иначе давно бы ему лежать в безымянной могиле где-нибудь в глубине Запретного леса…

* * *

Он чувствовал себя одиноким. Брошенным. Никому не нужным. Забытым.

Любые попытки докричаться до людей, что приходили к его камере, были бесполезны.

Они верили, что он опасен. Верили, что безумен.

Смеялись, когда слышали его тихое обессиленное: «я не виновен».

Приносили ему скудную еду и одежду, иногда книги. Крайне редко газеты.

Последнее стало единственной ниточкой, связывающей его с внешним миром. Правда, новости, написанные на кричащих заголовках, были актуальны для тех, кто жил нормальной цельной жизнью, а не для узника Азкабана. Но даже так смотреть на тот, другой, свободный мир было интересно, волнующе. Жаль, что такая роскошь, как газета, появлялась в однообразной жизни Сириуса лишь раз в пару месяцев…

Всё остальное время он тратил на перечитывание выученных уже чуть ли не наизусть книг.

Маггловских.

О, это было искусным унижением для чистокровных аристократов, запертых в мрачных камерах! Охранники приносили им маггловскую литературу, чтобы те «немного отвлеклись от ужасов Азкабана, пока не начался обход дементоров». Сириус слышал, как бушевала Белла, когда ей впервые сунули в руку какой-то маггловский томик. За столько лет кузина так и не смирилась с этими подачками и со злобным шипением отказывалась от них. Упрямая и принципиальная…

Сириус не знал, по какому принципу выбиралась литература для узников. Всё, что попадало к нему, было странным и сильно отличалось друг от друга по жанровой составляющей. Если сегодня тебе принесли сказку, то это не значит, что через пару недель ты не увидишь что-то тяжёлое, пропитанное философией и настроением упадка.

Как ни странно, но именно во втором типе книг Сириус нашёл свою отдушину. Он понял: чем более яркую и радостную литературу ты читаешь, тем сильнее будет душевная боль от встречи с дементорами.

Эти твари были его врагами номер один. Они отнимали радость и надежду, оставляя после себя воющую пустоту в душе.

Дементоры делали обход каждый день по вечерам. Точного времени не было: они появлялись в промежутке между шестью и девятью часами. И то это были примерные расчёты Сириуса: часов в его камере не было, приходилось опираться на внутренние ощущения, положение солнца за окном и время приёмов пищи.

Казалось, что спасения от них нет, и всё, что остаётся — это смириться.

Но Сириус не мог, не мог сдаться! Он обещал Джиму и Лили, что позаботится о Гарри. Обещал погибшему брату, что не позволит погибнуть роду Блэк, который был так важен для Регулуса. Он жаждал справедливости и хотел знать, почему все бросили его здесь, почему никто не пришёл…

Нет, Сириус понимал, что они банально поверили в его вину, ведь все его действия говорили сами за себя. К тому же там был такой поток подсудимых, что сидеть и основательно копаться в этом деле судьям было откровенно некогда. То, что он обезумел от горя, что это было временное помутнение рассудка, когда он не мог связно и двух слов связать, никому, видимо, в голову не пришло…

И вот итог… Он гниёт в проклятом Азкабане уже чёртовых десять лет!

За всё это время посылки от близких ему приходили лишь два раза. В первый раз это была короткая записка от Ремуса, которую по доброте душевной передал старик Джимми незадолго до того, как уволился из тюрьмы.

Друг написал лишь несколько строчек: «Я не хочу верить в это. Меня не подпускают к твоему делу, не дают связаться даже. То, что старый Джимми согласился передать тебе это — уже настоящее чудо. Возможно, мы никогда больше не увидимся, но знай: где-то в глубине души я верю в то, что наша дружба не была пустышкой…».

Кажется, тот факт, что хоть кто-то в этом мире усомнился в его виновности, позволил Сириусу взбодриться и найти в себе силы для борьбы за свой разум.

Второе послание было неожиданным. Просто однажды в дождливый и до ужаса унылый день охранник принёс небольшую коробочку и молча отдал недоумевающему Блэку.

Внутри была металлическая печатка с гербом Блэков, не несущая для несведущих людей никакой ценности, и записка, написанная до ужаса знакомым почерком: «Кажется, я до сих пор верю в чудеса…».

Сириус понял, что Вальбурга хотела этим сказать. Эта печатка — дополнительный ключ от дома на Гриммо. Значит, мать надеялась на то, что однажды он всё-таки вернётся домой. Сириус не знал, пыталась ли она вытащить его из тюрьмы, но отчётливо ощутил, что это было её прощанием и прощением.

Как ни странно, но тот факт, что матери, которая, как он всегда думал, никогда не любила его, не всё равно, тоже дал Сириусу душевных сил. После этого он даже к вечно орущей что-то истеричное Белле стал испытывать капельку сочувствия… И ещё думал, что зря она не читает маггловские книжки: в них встречается много толкового. Именно из них он почерпнул идею того, что со своим разумом можно творить всё, что угодно, используя банальное самовнушение. Чем-то это пересекалось с наукой окклюменции.

Сама идея того, чтобы противостоять дементорам на чистой силе воли и самоконтроле казалась абсурдной, ведь эти существа вытягивают самые потаённые секреты души, вытаскивают на поверхность страхи и отрицательные эмоции, пожирая всё светлое и чистое. Против этого не существовало ментальных щитов, поэтому пребывание в Азкабане что для окклюментов, что для обычных магов становилось в равной степени тяжёлым. Однако использовал ли кто-нибудь из них метод самовнушения? Сириус не знал, но от того, что он хотя бы попробует, хуже не будет.

Приходилось начинать с малого — с того, чтобы убедить самого себя: его на задевают страшные картины прошлого, не переворачивают всё внутри, оставляя после себя отчаяние и чувство бессилия. После прихода дементоров приходилось почти весь день сидеть медитировать, чтобы банально научиться принимать своё прошлое, каким бы ужасным оно ни было. Чтобы каждый их приход воспринимался как маггловский чёрно-белый фильм, люди в котором — просто размытые персонажи с трагичной судьбой, а не те, за кого собственную жизнь готов был без раздумий отдать.

Всё самое светлое, ценное, Сириус методично погружал куда-то вглубь памяти, абстрагировался от своих чувств с завидным упорством и упрямством.

В какой момент это начало давать свои первые плоды, он не понял. Просто однажды ощутил, что мёртвое лицо Джеймса перед глазами — это что-то, что останется с ним на всю жизнь, но то, что он принял, как неизбежность Судьбы.

Маленький Гарри в воспоминаниях больше не вызывал ощущение щемящей боли на сердце из-за того, что остался сиротой. Не вызывал чувство вины за то, что всё сложилось так, и он, Сириус, не может быть рядом. Блэк внушал себе, что его крестник растёт в хорошей семье. Что он будет потрясающим человеком и сильным, талантливым магом. Что обязательно вберёт в себя всё самое лучшее, что было в Джиме и Лили, но и также добавит что-то своё. А ещё Ремус, несомненно, хотя бы краем глаза, но присмотрит за ним…

Как это работало, Сириус не до конца понимал, но почему-то дементоры, которые могли отобрать у человека всю его радость, были бессильны перед непоколебимой верой в то, что он определил для себя как аксиому. Конечно, в реальности всё может быть по-другому, Сириус осознавал это, но не позволял сомнению затопить свой разум и подточить свою уверенность.

Каждый приход дементоров к его камере был неким экзаменом, вызовом его силе воли и упрямству. И Сириус слукавил бы, если бы сказал, что не ощущает злорадства, когда эти твари с каждым разом получают всё меньше и меньше от него.

В отличие от других узников, что находились в соседних камерах, Сириус спокойней всего воспринимал приход дементоров, спал уже не так тревожно, чувствовал, что нет в его глазах того безумия, которое загорается в глазах каждого заключённого Азкабана.