Языковые основы русской ментальности

Время — это ценимое свойство жизни. Время в русской языковой картине мира оценивается неоднозначно. С одной стороны, время имеет высокую цену (Деньги потерял — ничего не потерял, время потерял — многое потерял, здоровье потерял — всё потерял; Время дороже золота). Особую ценность имеет нужный момент, когда необходимо сделать нечто должное. В народной картине мира должное — это, как правило, сельскохозяйственные работы (Пахать и боронить — денёчка не обронить). С другой стороны, время, несмотря на эту цену, заставляет пережидать недобрые времена: торопиться в русской культуре нельзя (Время деньги, торопиться некуда); сравните: поспешишь — людей насмешишь . Время, заполненное учёбой, обладает несомненной ценностью (Век живи, век учись; Кто учится смолоду, тот не знает на старости голоду; Грамоте учиться — всегда пригодится). Правда — одна из величайших ценностей, которая определяет жизнь человека (Век правдой не изживёшь; Без правды веку не изживёшь).

Время — одна из важных категорий бытия человека. Время в русской языковой картине мира включает понятие жизненного и природного времени. Природное время состоит из вегетативных периодов (весна, осень), время жизни из времени суток (день, ночь, час, полдень), которое частично совпадает с календарным временем (день, неделя, осень, год). Время — это упорядоченность событий в жизни человека. Все необходимые события вершатся в своё, отведённое для этого время. В русской народной традиции время наделяется оценочным значением: положительно оцениваемое время — это время событий, время, полное жизни; отрицательно оцениваемое называется безвременьем, которое считается периодом терпения. Время в таких случаях приносит богатство, счастье, безвременье — болезнь, нужду, горе.

Время в русской языковой картине мира — это определённая судьба, понимаемая как необходимость свершения тех или иных событий или действий в отведенный для этого срок. И при этом человек — кузнец своего счастья. Слепая воля судьбы и добрая воля изменить свою жизнь — два способа проживания своей жизни. Синкретизм древнего мышления так же актуален и поныне.

Мифы, гендер и язык. Мифологема «женщина» в русском языковом сознании включает в себя такие закрепленные участки деятельности, как ткачество, вышивание, вязание. Архаичные формы подобной фиксированности деятельности закрепились в русском языке в виде существования только женского эквивалента именования по профессиональному принципу; сравните: пряха, но *прях, вязальщица, но *вязальщик, вышивальщица, но *вышивальщик.

Бинарность наблюдается только в номинации ткач — ткачиха, однако в обыденной речи носителей русского языка слову ткач чаще свойственно метафорическое употребление (так называют паука), чем прямое, для обозначения лица, профессионально занимающегося ткачеством: мужчины избегают этой профессии, так как она традиционно считается женской.

Такая закрепленность наблюдается и в области ухода за домашними животными в пределах усадьбы. Существительное птичница — женского рода (сравните: птичник — мужского рода, но это «постройка для кур, уток или гусей»).

Традиционно женскими в русской культуре считаются те сферы деятельности, которые связаны с рождением и воспитанием детей, приготовлением пищи. То, что связано с рождением и вскармливанием детей, имеет определенные возрастные границы — когда для самого ребенка не важен половой признак и его именуют чадо или дитя, т. е. существительными среднего рода. Сравните номинации женщин, связанных с определенной областью действий: роженица, кормилица «женщина, вскармливающая грудью чужого ребенка (в других странах иногда за плату)» и *роженик, но кормилец «мужчина, хозяин, обеспечивающий свою семью заработком или пропитанием»; орудия труда женщины-хозяйки — кастрюля, печь, плита, жаровня, чашка, кружка, ложка, вилка, поварёшка, миска, тарелка, плошка, ваза.[9] Концепты, закрепленные за этими существительными, также имеют совокупность прототипических признаков, приписываемых всему женскому — признаки округлости, вместимости, а также признаки связи с водой и огнем и обработкой пищи (очищение посредством двух стихий — огня и воды)[10]. Другими словами, категория рода существительного связана с действием определенной системой классификаторов, имеющих когнитивную природу.

Огонь имеет непосредственное отношение к женщинам и сфере женского труда. Основной и универсальный статус женщины — быть хранительницей домашнего очага; именно в очаге хранится огонь как символ дома, семьи. Функция сохранения огня непосредственно связана с функцией приготовления пищи, а также «в некоторых мифах есть намеки на связь огня с половой функцией женщины» (Токарев 1988: 239). Эмоции, которые в русской языковой картине мира локализуются в душе (ж.р.), определяются через огненную стихию: пылает страсть (ж.р.), огонь страстей; сгорать от любви / ненависти (ж.р.); любовь / ярость / ненависть (ж.р.) опаляет / обжигает душу; душа горит; пожар страстей. Да и сама душа — частица небесного огня, одушевляющая тело (см. подробнее: Пименова 2004: 259-260), вербализуется словом женского рода.

Две стихии — огонь и вода, ассоциируясь с образом женщины и определяя женское начало в природе, сливаются в единое целое при описании эмоциональной жизни человека. Эмоции в языке представлены посредством метафор огнеподобности и текучести (не кипятись «не нервничай»; сравните: Кутузов погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него (Л. Толстой); Я молод был. Моя душа В то время радостью кипела (А. Пушкин); Прочь, прочь, слеза позорная, Кипи, душа моя, Твоя измена черная Понятна мне, змея (М. Лермонтов); Параша отправилась в Киев, ощущая в себе прилив теплого и нежного чувства (Н. Лесков).

Даже шкала мер и измерений ничтожно малого количества эмоций определяется именами женского рода (сравните также: частица): искра и капля; сравните: капля жалости, капелька любви / нежности; внутри зажглась искорка какого-то неведомого чувства.

Мифология различных культур закрепила именно женские образы за божествами огня: римская Веста (весталки — «хранительницы огня»; ignis Vestae «огонь Весты»); греческая Гестия. В русском фольклоре в имени былинного персонажа — Маринки Игнатьевны — прослеживается связь с огнем и огненной стихией (сравните латинское ignis, древнеиндийское Агни «бог огня» и сам «огонь»), а также с водой (считается, что имя Марина[11] имеет общий корень со словом море; сравните русский сказочный персонаж: Марья Моревна).

Сам термин gender «род» соотносится именно с женским началом; сравните индоевропейское *guen- «рожать, производить на свет», индоевропейское *guena «жена» («женщина»).

В русской культуре между рождением и деятельностью, связанной с использованием нитей (вязание, вышивание, прядение, ткачество), существует прямая ассоциация. В первую очередь это явление обусловлено рядом мифопоэтических традиций, где прядущие женщины представляли собой богинь, определяющих судьбу человека (например, греческие Мойры, русская Мокошь, римские парки, исландские норны). В русской языковой картине мира эта связь прослеживается в таких устойчивых выражениях, как нить судьбы, нить жизни, оборвалась чья-то жизнь, наши судьбы переплелись, веревки вить из кого-либо «переделывать чью-либо судьбу на свой лад» (это выражение закреплено только для обозначения женской деятельности), завязать «перестать делать то, что осуждается в обществе — бросить пить, перестать воровать и т. д.» (при этом сам процесс, отображенный во внутренней форме слова завязать был, видимо, обусловлен прямым магическим действием связывания дурной привычки в узел).

Абстрактные имена, называющие конец жизни, а также периоды в обыденной классификации жизни и способы существования, всегда относятся к грамматическому женскому роду: судьба, жизнь, смерть, доля (сравните: долевая нить в ткачестве), недоля, юность, молодость, зрелость, старость, дряхлость. Эта связь на материале древнегерманской модели мира отмечается Т. В. Топоровой. По ее словам, «мифологическое мышление нередко отождествляло понятие судьбы с женскими божествами: латинское sors “удел, судьба”, но индоевропейское *sor- “женщина”; древнеанглийское sael “судьба”, но осетинское syl “женщина”... Понятие судьбы неразрывно связано с понятиями “ткать, соединять” (судьба изображается как нить, связывающая “верхний” и “нижний” миры): индоевропейское *ad-, *ued- “судьба”, но латышское audums “ткань”; греческое мойра “судьба”, но индоевропейское *mer- “ткать, связывать”» (Топорова 1994); сравните смерть в русском.

Среди других областей деятельности женщин можно назвать ведовство, которое определялось врачеванием и магией. Само слово ведьма указывает на конкретную связь женщины со сферой знания (ведьма «та, кто ведает»). В подтверждение этому необходимо вспомнить имена и эпитеты главных женских персонажей русских сказок: Марья-Искусница, Василиса Премудрая, Елена Премудрая, и т. д. В русских сказках книга — это атрибут только женского персонажа, никогда мужского.

Знание и жизнь неразрывны, и под первым понимается не эмпирическое, а онтологическое знание, то, что относится к области всей жизни — прошлого, настоящего, будущего (не зря область гадания также закреплена за женщинами; гадалка (ж.р.) — без эквивалента в мужском роде), сравните библейское выражение: книга судеб.

В отличие от многих других культур, в русской культуре женщина равноправно допускалась в такую сферу общественной деятельности, как управление государством (и миром, где мир (мiр) «народ, общество», сравните: всем миром); причем эта сфера сейчас несколько ограничена для доступа представительниц женского пола. В русском языке существуют эквиваленты в женском роде для имен, обозначающих лиц, управляющих миром, страной, домом: государь — государыня, владыка — владычица, хозяин — хозяйка, правитель — правительница, царь — царица, князь — княгиня, властитель — властительница, повелитель — повелительница, император — императрица и подобные.

Следует указать на отсутствие у имен женского рода отрицательных коннотаций, т. е. отмечается адекватное семантическое наполнение таких имен по сравнению с именами мужского рода. Для сопоставления: в латинском языке potestas «власть» определяется исключительно как patria «отцовская». Согласно римскому праву, нет ни власти, ни права владения, которые принадлежали бы только матери (Бенвенист 1995: 152).

В значении «место обитания» различные эквиваленты имен определяются женским родом: Россия, Русь, страна, Родина, земля, родная сторона, семья. Даже слова, образованные от корневой морфемы -отец-, будут либо в женском, либо в среднем роде, но никогда в мужском: Отчизна, Отечество (сравните в латинском: patria «родина» от pater «отец», в немецком: Faterland «родина» от Fater «отец», буквально «земля отцов»; в английском Motherland «родина», буквально «материнская земля»; Great Mother Land буквально «великая Мать-Земля»).