Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики

5

Что-то это еще напоминает. Мне, например, прямо сейчас это вдруг напомнило «Голубое сало» Сорокина: вроде бы там совсем о другом, но завиток странности очень похож. Где-то в далеком и очень условном будущем клонируют знаменитых писателей и создают им (клонам) все условия для творчества. Вроде бы симпатичная утопия: разве это не прекрасно, обрести новые произведения Толстого, Чехова, Платонова. Но в соответствии с замыслом Сорокина возродили писателей совсем не для приумножения шедевров мировой литературы. Сделали это потому, что во время создания шедевра вырабатывается особое «голубое сало», обладающее универсальной ценностью (в романе оно способствует обретению долголетия и даже бессмертия).

На первый взгляд перед нами весьма экзотический изгиб воображения автора, но если вдуматься, то ведь деньги достаются нам примерно таким же образом. Ты вовлечен в то, что ты умеешь, знаешь и хочешь – но попутно твой продукт обретает еще и товарную форму. Следовательно, приносит деньги! И чем это не «голубое сало», с той разницей, что некоторые (их называют еще иногда воротилами бизнеса) напрямую вовлечены в «сальное производство» – хотя даже они не до конца понимают, почему именно здесь растут грибы… то есть создаются или заводятся деньги. А вот другие – явное большинство человечества – добывают столь необходимое «голубое сало» без сколько-нибудь внятного соотношения со своими способностями, побуждениями, самыми искренними желаниями. Разве что утешают себя: видно, таков уж замысел Бога обо мне.

Таким образом, траектория следующего упрощения, которое уже началось, и понятна, и насущна. На повестке дня отказ от фетишизма производительности труда и устранение все более теряющего адекватность критерия товарной формы. Вспомним, как ставился вопрос когда-то перед первым упрощением: «Если труд есть источник процветания и благополучия, то зачем отвлекаться на всевозможные замещающие операции? Почему бы не оставить в стороне то, что не сказывается на результатах труда непосредственно?» Разрешением вопроса и стало упрощение, обретение чистого товарного производства, клеточки, или кванта капитализма. Теперь вопрос озвучивается несколько более смутно, но примерно так: «Если деньги есть мера моей значимости, и кроме того, это всемирное «голубое сало», которым смазываются все шестеренки этой жизни, включая шестеренки моего собственного воображения, и я готов посвятить свою жизнь тому, чтобы их зарабатывать, то почему же для этого я по непонятным причинам должен идти в какие-то странные места, в которых, собственно, деньги и делаются (зарабатываются)? Почему нигде больше “голубое сало” не капает?»

И надо сказать, что это не просто резонный вопрос – это своего рода крик души: ведь тот, кто мысленно пытается его сформулировать, отнюдь не собирается этим сказать, что хочет получать деньги просто так. Задающий вопрос и вправду намерен приложить все усилия; но почему же прямо здесь, в пределах досягаемости, из него не могут выжать «голубое сало», которое все вокруг так жаждут?

Что ж, мы уже видим некоторое движение в направлении ответа: назревает отмена неправомерной оценки результатов труда частными обстоятельствами конъюнктуры, упрощение неравномерной (анизотропной) топологии производства. Первым на это обстоятельство указал Бодрийяр[103], обратив внимание на то, что явочным порядком капитал уже оплачивает простой факт присутствия на рабочем месте, ссылаясь лишь для виду на необходимость борьбы за прибыль и эффективность. Бодрийяр прав, считая это своего рода трюком, и действительное установление справедливости должно прийти не отсюда. Но направление то же, и факты симптоматичны.

В этом же ключе следует трактовать и появление криптовалют, понятно, что биткоин – это только первая ласточка. Биткоин создается вслепую и слишком косвенно, но заложенный в нем принцип постепенно проясняется: речь идет о том, чтобы учесть и монетизировать не только занятость на определенных площадках, чья локализация и вправду становится все более странной, но и универсальную мобилизованность индивида, готового обменять самые разнородные усилия на эту драгоценную субстанцию, которая теперь является еще и топливом воображения и воли.

Что нужно сделать, или, вернее, так: что должно совпасть, чтобы эмиссия новой валюты – новой в экзистенциальном смысле – состоялась? Как минимум две вещи. Во-первых, должен быть так или иначе утвержден перечень видов общественно необходимого или признанного труда; сегодня гражданский консенсус может сделать это не хуже, чем рынок.

И во-вторых, необходимо установить что-то вроде индивидуального счетчика, для начала способного регистрировать результаты входящего в реестр труда. Как только стыковка проделана, происходит перезапуск, круг дел человеческих запускается заново, накопление основного ресурса – допустим, он по-прежнему называется деньгами – происходит теперь по всему фронту повседневности. Например, задействуется «специальность», в силу чего отрабатывается образование и призвание; но вот надо помочь бабушке, неважно, своей или чужой, нужно обеспечить уход ребенку, решить проблему, с которой ты столкнулся, – да хоть математическую задачу. Почему бы все это не внести в список? Сделал дело – гуляй смело, а попутно делай другое дело, ибо дело пополнения основного ресурса всецело в твоих руках.

Лишь на первый взгляд подобная картина представляется чем-то совершенно несбыточным. Представим, что основным ресурсом, начисляемым за добрые дела, являются не деньги как таковые, а облегчение или отягощение кармы. То есть представим себе поведение верующего буддиста, следующего, например, путем гелугпа. Он вполне может жить в большом современном городе и совершать при этом самые разнообразные поступки: пропустить в очереди того, кто явно торопится, пропустить машину, хотя мог бы этого и не делать, и так далее. При этом он испытывает приятное чувство облегчения будущей кармы – что весьма представимо и нередко именно таким образом и происходит. Но счетчик кармы это, так сказать, коллектор отложенного действия, его нелегко привлечь для детализации повседневности. Поэтому для воли и воображения кармические инвестиции составляют обособленный герметичный коридор. Если это и язык воображения, то не такой, на котором можно разговаривать с другими, воображающими, быть может, иначе. Криптовалюта нового упрощения должна отличаться максимальной конвертируемостью, именно на это и направлен запрос, реализация которого, в сущности, уже началась.

Впрочем, название «криптовалюта» для новых универсальных денег, мягко говоря, неточно. В каком-то смысле дело даже обстоит с точностью до наоборот: требуемый блокчейн, то есть непосредственная, происходящая тут же «чеканка» заслуг и достижений, тяготеет к максимальной прозрачности. Вот перед тобой мир, нуждающийся в помощи, в поддержке, в переделке, в удвоении и увековечивании, ибо сохранить можно только удвоенное. И ты приступаешь к делу прямо сейчас, если у тебя есть силы, если сложилась соответствующая конфигурация воображения, – и сразу параллельно включается и крутится счетчик, ты слышишь его тихое приятное стрекотание. Уже сейчас в этом нет экзистенциальных проблем, проблемы только технические, а значит, решаемые.

Все вполне прозрачно: в то время как приставка «крипто» (crypto) означает тайну, секрет, загадку, и с позиций будущей валюты даже сегодняшние деньги, все эти доллары, йены (да и биткоины) есть какие-то «криптосы», поскольку произрастают и добываются в особых местах, в соответствии с несколько мистическим принципом общественно необходимых затрат рабочего времени, – единицы новой, упрощенной, демистифицированной валюты могут быть названы «кларенсами» и «дистинктами», конечно же, в честь Декарта, определившего максимальную достоверность знания словами «clare et distinctio» – «ясное и отчетливое».

Пока способ обретения кларенсов еще не разработан, и тут возможны некоторые общие черты с обретением биткоина, а именно «негативные» черты: автономность, непривязанность ни к каким банкам и ни к каким «эмиссиям», а исключительно к собственным «кармическим» делам. Постепенно сужается выбор нового, более прозрачного эквивалента, который должен прийти на смену общественно необходимым затратам труда, определяемым посредством рынка. И таким эквивалентом исподволь становятся физиологически очевидные затраты усилий. Или, иными словами, чистая усталость; мир постепенно, но неуклонно идет к тому, что базовой основой заработка станет усталость, зарегистрированная затрата усилий.

Возникает целый ряд интересных вопросов. Какие еще необходимые критерии будут включены в процесс начисления? Смогут ли «кларенсы» в случае их суммирования составить что-то вроде капитала? Ну и конечно, каковы могут быть перемены в экзистенциальном измерении бытия?