Шут, Маг, Цирк и его душа

* * *

— …И я рад видеть всех вас здесь, — слышалось с арены. — Какими бы тяжёлыми ни были времена, солнечный круг манежа — это святилище, в котором каждый может вдоволь зачерпнуть энергии смеха, радости и веселья. Ведь улыбка помогает справиться с любыми трудностями…

— Неужели кто-то на трибунах верит в эту чушь, — Ксения сказала это почти безразлично, она не особенно вслушивалась в слова Николая Васильевича.

Между тем за форгангом вихрем взметнулся звук аплодисментов. Директор прощался с публикой, служению которой отдал больше тридцати лет, и финальная речь явно производила хорошее впечатление.

— Не стоит быть такой циничной, — мягко попытался урезонить её Дмитрий, униформист.

Ксения кинула в его сторону неодобрительный взгляд, но промолчала. Усталость и разочарование — вот, что она чувствовала на самом деле. Сегодня трюки дались ей хуже, чем на репетиции, и пусть никто на это не указал, но Ксения знала о своей неудаче и злилась на себя.

— Я хотел бы поблагодарить вас всех, мои дорогие зрители, — снова послышался голос Николая Васильевича. — Без вашей поддержки не было бы этого цирка, не стало бы представлений. Мы существуем ради вас, это не секрет! Да, сегодня я выхожу на эту арену в последний раз, я уже старик. Но душа цирка — вечно молода, и он будет продолжать жить. В новом сезоне вас будут ждать другие представления, ещё прекраснее, ещё удивительнее, чем прежде.

— Было бы за что благодарить, — фыркнула себе под нос Ксения.

Эти слова тоже в большей степени относились к ней самой, но звучали они двусмысленно, и теперь другие артисты тоже посмотрели на неё с укором. Но кто мог понять, что на самом деле было у неё на душе?

Дмитрий знал Ксению довольно давно. Они оба почти с рождения буквально жили на манеже — цирковые дети. В мечтах они шли по стопам родителей, и, в конце концов, у каждого из них даже получилось чего-то достичь, вот только… Морозов никак не мог вспомнить, когда красивая и хрупкая девушка стала такой язвительной, словно замёрзла внутри. Когда у него и Ксении настолько сильно разошлось отношение к собственным целям и призванию? Ещё несколько лет назад они были очень похожи, а теперь он не узнавал её.

Дмитрий отвёл взгляд от Ксении и мельком посмотрел на труппу. Сейчас все они ожидали финального выхода. Эти несколько минут всегда казались бесконечными, тянулись как медовая патока. Дмитрий когда-то — до травмы — также стоял среди остальных, но теперь вот довольствовался возможностью наблюдать, как сияющие блёстками, улыбающиеся артисты ждут сигнала для выхода на манеж, и слушать, как радуются им зрители. В такие моменты душу Дмитрия охватывал особенный трепет, удивительный, непонятный, как будто можно было действительно соприкоснуться с заключённым в круг арены солнечным пламенем, пусть и с помощью других. Не дорожить такими мгновениями Дмитрий не мог.

Он ничуть не ожесточился, ни капли не ревновал тех, кто имел право шагнуть в свет софитов, сердце его жило чужой радостью. И пусть тоска иногда заставляла вздыхать, но в минуты, когда труппа вырывалась на арену для прощания, он был целиком с ними, почти не чувствуя собственной боли. Он безумно любил этот миг, ему нравилось, как сосредоточенные выражения лиц артистов сменяются яркими улыбками.

Арсений и Мария, акробаты-эксцентрики, одинаково подобрались, готовые вот-вот рвануть с места. Старые клоуны — Виктор и Степан — переглядывались, как будто продолжали разыгрывать репризы даже сейчас. Жонглёры же действительно перебрасывались серебристыми мячиками. Их четвёрка постоянно была в работе, как будто они не могли остановиться и всегда остро нуждались хоть в каком-нибудь предмете, который можно использовать для излюбленного ремесла. Акробаты — семья Савельевых, эквилибрист Геннадий, гимнасты на ремнях Антон и Дарья…

Все они были членами цирковой семьи и во время финального выхода вместе оказывались на арене. Каждому здесь был дорог этот ритуал. Даже Ксения вряд ли стала бы это отрицать, вот только сегодня её мысли носились слишком далеко. Дмитрий не сразу понял, что причина её резкости совсем не та, какую он предположил вначале. А когда всё-таки сообразил, заиграла музыка.

Цирковая труппа помчалась на манеж, яркая и пёстрая, сияющая бликами, точно все эти люди сами по себе излучали свет. Дмитрий проводил их взглядом, улыбнулся идущим позади друзьям — Михаилу и Олегу, артистам оригинального жанра. Ему, безусловно, хотелось сейчас также преодолеть черту форганга, оказаться тет-а-тет с радостными зрителями, чьи лица наверняка озарены улыбками, но пришлось, прихрамывая, заняться своими непосредственными обязанностями.

А зал рукоплескал, ликовал, благодарил артистов за их труд, за подаренные чудеса, красоту и радость. Но Ксения сегодня не могла разделить этих чувств. Заученно улыбаясь, она шла вслед за всеми, думая только, что не хочет быть одной из многих, не желает теряться на чужом фоне. Ей требовалось нечто большее, чем оставаться тенью среди остальных, она жаждала славы и признания. Улыбки, адресованные всем акробатам разом, её совсем не трогали, напротив, даже расстраивали.

Как бы ей хотелось научиться не только исполнять трюки безошибочно и чётко, но и превращать их в настоящую магию!

Она поймала взгляд отца, Виктора Анатольевича, и чуть нахмурилась. Ей иногда казалось, что тот видит все её мечты и желания и, отражаясь в его глазах, они мельчают и тают, обесцениваясь, превращаясь в бессмысленный хлам. Порой Ксения даже ловила себя на холодном отчуждении, нежелании как-либо открываться отцу, точно утрачивала частицу своей души, капля за каплей.

Отогнав непрошенные мысли, она гордо вскинула голову. Николай Васильевич назвал её имя, и она легко выскользнула в центр арены, чтобы поклониться зрителям. Аплодисменты сейчас были адресованы только ей, но Ксения словно и не слышала их. Раскланявшись, она убежала с манежа, едва не толкнув Дмитрия, который по привычке наблюдал за финальным выходом.

С губ уже хотели сорваться неприятные слова, но Ксения сдержалась, лишь вздёрнув подбородок выше. Недоумевающий взгляд Димы вызывал у неё иррациональный жгучий стыд.

— Помчалась как ужаленная, — услышал Дмитрий голос Степана Петровича за спиной.

— Волнуюсь я за неё, — Виктор Анатольевич вздохнул.

Дмитрий обернулся и увидел, как они понимающе переглядываются. Он тоже волновался за Ксению, но вот так запросто подойти к её отцу не мог — всегда робел под его взглядом.

— Не забывайте, через сорок минут у нас собрание в кабинете Николая Васильевича, — Михаил прошёл мимо Виктора и Степана, слегка похлопав их по плечам. — Вы молодцы сегодня, ребята, нам ещё у вас учиться и учиться.

— Ну, хватит уже, — усмехнулся Степан Петрович ему в ответ. — Пойдём-ка, Виктор, грим смывать, а то не солидно с такой-то мордой на собрании появляться.

Дмитрий чуть улыбнулся. Всё-таки цирк оставался цирком, родным домом, к которому он так прикипел душой.