Хозяйка Севера

Глава 3

Глава 3

Когда я открыла глаза в очередной раз, за окном было ещё темно, и неясно было, что это: поздний вечер, ночь, раннее утро? И только огромная полная Луна била прямо в окно вместо солнца...

Я села на кровати, пытаясь вспомнить, что... как... как долго.

— Ну ты дала, Наташка, — вслух хмыкнула я, заметив, что в комнате больше меня никого нет. — Дала и в прямом, и в переносном смысле.

За мной раньше такого не водилось.

Нет, когда я была замужем за Аркадием, от постели я не уклонялась... более того, как нормальная, здоровая женщина, я тоже это дело любила... но всё всегда в пределах нормы.

В том смысле, что после тяжелого дня или сложной недели мы с Аркашей чаще оставались на диване с пиццей смотреть какое-нибудь тупое кино, а не неслись срочно в кровать заниматься аэробикой...

«Может, поэтому и развелись?» — ядовито хмыкнул внутренний голос.

Но мне казалось, что в этом плане Аркадия всегда всё устраивало, и потом... я всегда стелилась перед ним как только могла. Если бы он хотя бы движение в этом плане сделал в мою сторону... но движения-то никакого не было.

«Да, если вспоминать то, что ты здесь вытворяла с Германом, то в браке с Аркадием, действительно, никакого движения не было», — хмыкнул мой внутренний голос, подчеркнув интонацией последнюю часть фразы.

Я зевнула и потерла лицо руками.

Сущая правда. До этого момента я и не знала, что можно так заниматься сексом... или мы всё-таки занимались любовью?

Хм, сложный вопрос.

Я всегда думала, что секс — это что-то отстранённое, сугубо плотское, а любовь — это телесное выражение душевных чувств... Но я ведь не люблю Германа — тогда какое же это занятие любовью?

Уравнение с двумя неизвестными.

Одно понятно — я впервые в процессе « потеряла» своё тело . Это, как бы, неоспоримый факт... Так вообще бывает?

«Бывает», — противно хмыкнул мой внутренний голос.

Ну да, бывает... бывает, что можно прожить на земле четверть века, успеть даже замуж сходить — и впервые узнать, что оргазм — это не то приятное ощущение, которое у меня бывало с мужем во время близости, а значительно больше, значительно сильнее, значительно крышесрываемей...

— Да, Наташка, в этом ты, конечно, настоящая лохушка, — хмыкнула я про себя вслух.

Хотя я сама не была сейчас уверена в своих мыслях.

В том смысле, что, возможно, существуют несколько видов оргазма — и тот, который с Германом, просто побольше и помощнее... Может ведь такое быть? Или я просто сама себя обманываю?

Впрочем, какая разница... Аркаша всё равно уже прошлое, которого не вернешь. И вообще, лучше бы побыстрее забыть все эти мысли, чтобы ещё не опозориться и перед Германом — потому что кое-кто умеет читать мои мысли лучше меня самой.

Подумав об этом, я насмешливо хмыкнула — ага, конечно, как будто до этого мне удавалось что-нибудь от него утаить — и снова осмотрела комнату.

Интересно всё-таки, сколько времени я здесь провела ?

И где Герман?

Нет, не то, чтобы мне прямо сейчас нужно было его увидеть. Пожалуй, даже хорошо, что сейчас его нет рядом.

Но, всё-таки, он где?

Я выбралась из кровати, чувствуя себя максимально... нет, не странно — по другому.

Другой.

Окно в комнате, по традиции, было ничем не занавешено — тюль и даже шторы имелись, но только по бокам от окна, за окном было довольно темно, но это не мешало мне обнажённой подойти к окну и посмотреть вдаль.

Я не чувствовала никакого смущения, никакой ханжеской стыдобы от своей наготы. Даже если бы меня сейчас заметили с улицы, я бы не поменяла своего мнения. Да, на всякий случай отошла бы подальше от окна, прикрылась бы простыней, но стыдно бы мне всё равно не стало.

Любопытно...

Да, я стояла сейчас обнаженной — да, но ведь моё обнаженное тело не являлось ничем страшным или постыдным. Это было просто моё тело... конечно, в мире есть люди с куда более красивыми и совершенными телами, но есть люди и с менее красивыми телами, чем моё... а я обыкновенная, да и не в этом суть.

А в том, что мы все дети природы... худые и толстые, молодые и старые, красивые и нет. Просто люди...

… и не совсем.

Я посмотрела на Луну, которая то ли постепенно появлялась в вечернем небе, то ли выгорала в утреннем небе, и сама удивилась тем мыслям, которые сейчас возникли в моей голове.

Что это, раскованность после потрясающего секса? Или я сейчас просто стала чуть лучше понимать положение вещей в мире?

«Я столько времени убила на то, чтобы спасти наш с Аркашей брак... который надо было не спасать, а как можно скорее прекращать. Потому что истинный брак — союз, который предназначен свыше, просто не может быть таким...»

Эх, ка бы раньше об этом подумать.

Впрочем, почему я об этом думаю сейчас? Я ведь не рассматриваю всерьез отношения с Германом?

«Если бы не рассматривала, стала бы вытворять такие кульбиты в кровати с просто проходящим мимо мужчиной?» — насмешливо фыркнул мой противный внутренний голос. Который сейчас говорил истинную правду — неприятную, ту, которую я не готова была ещё услышать, но всё же правду.

Я замерла и снова подошла к исполинских размеров кровати.

А разве плохо быть в отношениях с мужчиной, который тебя так хочет? Который не бежит от брака, бросая тапки, а сам раз за разом повторяет, что ты фактически его законная жена.

Который хочет на тебе жениться, хочет завести с тобой детей... и который способен остановить целый поезд, чтобы задержать тебя рядом с собой. Разве плохо быть в отношениях с таким мужчиной?

Я вздохнула.

Снова посмотрела на кровать, которая сейчас служила красноречивым напоминанием о том, насколько близко я успела познакомиться с Германом.

И насколько сильно мне это знакомство понравилось.

«И? Разве это плохо?»

Я вздохнула и честно призналась себе, что не знаю.

«Возможно, неплохо. Возможно, это на самом деле лучшее, что случалось в моей жизни... Но это слишком быстро».

И я была пока не готова думать обо всём... всерьез.

Вместо этого я решила заняться насущными делами. Мозг напомнил о том, что моему хотя и обнаженному, но всё равно человеческому телу, необходимы вполне человеческие вещи — сходить в туалет и принять душ...

Я вспомнила, что ванная здесь соседствует прямо со спальней — не надо выходить в коридор — и что Герман носил меня туда пару раз. И мы там тоже...

«Не оборотни, а кролики...» — подумала я, зажмурившись на секунду. Это вообще хорошо ещё, что в этот момент в доме были другие люди, а то бы мы спальней и ванной точно не ограничились.

Хмыкнув над самой собой, я открыла глаза и нашла взглядом дверь в ванную. Куда и направилась, не чувствуя при этом ни капли неудобства.

В этом, кстати, тоже существовала какая-то новизна. Обычно, я довольно стеснительный человек. И довольно брезгливый. Скажем так, когда у нас Аркадием всё разладилось, и я стала подозревать, что он, возможно, с кем-то встречается вне дома, я стала даже им брезговать... А тут — вошла в чужую ванну как к себе домой.

И даже халатом, который висел на вешалке, после того, как приняла душ, не побрезговала. Возможно, ещё и потому, что халат пах Германом. Глупо брезговать вещью мужчины, который был во мне так глубоко.

«Наташка, ты авантюристка».

Поскольку расчески в ванной нигде не было (возможно, она лежала где-то в шкафчике, но ни шкафчик, ни ящики я не открывала — здесь уже проходила граница моей разнузданности), я расчесала волосы пальцами и кое как высушила их феном, который лежал на одной из полок.

Всё это время я осторожно прислушивалась к тому, что происходило в спальне — точнее, пыталась услышать, происходило ли там что-нибудь: вернулся ли туда обратно Герман или, может быть, одна из женщин, которые приносили нам еду ранее, стучится сейчас в нашу дверь, чтобы предложить подкрепиться.

Хоть что-нибудь.

Но ничего не происходило.

Мысли о еде всё больше занимали меня... мой живот казался необычайно плоским, и у меня уже давно сосало под ложечкой — даже вода, которую я выпила из под крана, никак не помогла унять это чувство. Дико хотелось есть...

Поэтому, когда я вернулась из ванной в спальню, это было первое, о чем я подумала — о еде.

Прежде чем решать что-то глобально, мне следовало спуститься вниз, на первый этаж, отыскать там кухню и что-нибудь перекусить.

Я покосилась на свой странный наряд: огромный халат Германа, в котором я сейчас утопала, свои босые голые ноги — и подумала, что в таком виде выходить в коридор неприлично.

Только вот моя одежда...

Чтобы найти свою одежду, мне пришлось обойти исполинских размеров кровать со всех сторон. Но одежды я всё равно не нашла, напрасно только время потратила: то, что ещё недавно было моим вещами, сейчас превратилось в лохмотья. Лишь обувь одна и уцелела.

Но зимние ботинки плохо сочетаются с банным халатом.

А есть, тем не менее, хотелось всё больше.

Я на секунду замерла, вспоминая, что последний раз мы ели прямо в постели... я хорошо запомнила, как Герман слизывал с меня шоколад, а мне почему-то нравилось кусать клубнику из его рта.

«Ох».

Вот это, в отличие от естественной наготы, вспоминать было стыдно... Ведь вроде не пила — так чего меня на такие экспромты потянуло?

«Но Герману это нравилось».

Ещё бы не нравилось...краснеть-то мне.

Я вздохнула, чувствуя себя при этом отвратительно — «Ага, это уже не отстраненная нагота, это твои собственные развязные действия» — и на секунду закрыла глаза, чтобы не видеть больше этой большой кровати, виновницы моего грехопадения.

Только вот те мысли, которые возникли в моей голове, никуда не делись.

Вообще, в моей голове творилась какая-то чехарда: то я сильно борзая и вообще ничего не стесняюсь — то я, наоборот, уже всего стесняюсь; то я непротив проведенной ночи с Германом — то я считаю, что рано ещё думать о нем, как о своем муже. При этом я ни разу не легкомысленная девица, чтобы выделывать пируэты с каким-то левым мужиком.

«Это всё потому, что ты голодная».

Точно. Мозг не дополучает достаточно питательных веществ, которые ему нужны для нормального функционирования, и поэтому выдает такую ересь.

Поздравив себя хоть с одной рационально рожденной мыслью, я решила наплевать на приличия и выйти в коридор, как есть — в халате Германа и босиком.

Главное, чтобы стратегические места были надежно прикрыты. А то, может, кто-то в доме не разделяет мой новой философии про естественность наготы.

«Это в доме оборотней?» — мысленно посмеялась я над самой собой. — «Ха-ха. Наташа — юмористка».

Сглотнув — и отправив эту мысль, которая только что пришла мне в голову, куда подальше, я осторожно потянула на себя дверь... и только когда потянула, поняла, почему я сделала это осторожно — я побоялась, что дверь окажется закрытой.

И вся моя идеалистическая картина мира распадется на кусочки.

К счастью, этого не случилось — в том смысле, что дверь открылась легко и просто, даже безо всякого скрипа и прочего шума.

Отворив достаточно для себя дверь, я выглянула наружу — и убедилась, что в коридоре ни души.

После чего я вышла в коридор.

В самом коридоре было довольно прохладно, мне даже пришлось подняться на мысочки, чтобы не было так холодно — и уже на мысочках я дошла до лестницы и начала спускаться вниз.