Хозяйка Севера

Глава 1

Я стояла напротив мужчины, которого уже успела неплохо узнать...а на самом же деле я стояла напротив безжалостного дикого зверя, готового причинить мне столько боли, что я могла и не выдержать.

Один раз, после встречи с этим монстром, я уже едва не умерла... или даже и умерла, но меня вернули назад. Ведь не просто же так тогда мне приснилась бабушка и эта, которая Альфа-самка... Василиса Игнатьевна.

Впрочем, сейчас мне было не до воспоминаний о той странной старушке.

Я дрожала на холоде, дрожала от дичайшего страха — в то время как зверь весело ухмылялся, явно забавляясь моим страхом.

Я ошиблась вначале, когда подумала, что его темные в ночном отсвете глаза стали желтыми, звериными. Фары соседнего автомобиля спутали меня — а может, глаза Германа ещё раз поменяли цвет... так или иначе, но сейчас темные глаза монстра, нависшего надо мной, не были желтыми, а пугали своей абсолютной чернотой, страшными черными провалами... пугали куда больше, чем уже ставшие для меня привычными желтые глаза оборотней.

Черные внимательные зрачки со звериной жесткостью наблюдали за моей паникой, в то время, как их хозяин довольно щурился, явно развлекаясь моим страхом.

— Молчишь, Санэт? — спросил монстр, склонив голову на один бок. — Какое для тебя неудобство.

Я сглотнула и снова попыталась произнести хотя бы одно только слово «нет», но у меня ничего не вышло.

— Это сила Альфы, — хмыкнул Монстр. — Здесь только я решаю, что ты можешь делать, а что нет.

Герман, то есть Зверь, который сейчас только выглядел как Герман, коротко хохотнул.

— Ты будешь мне беспрекословно подчиняться, — осклабившись, протянул он. — Как и положено преданной жене и послушной суке Альфы.

Я вздрогнула, а Герман снова хрипло рассмеялся.

— Боиш-шься? — спросил он, приподняв бровь.

Ответить я не могла.

Да он и не ждал от меня ответа.

Вместо этого Зверь провел острым когтем по моей обнажённой коже по шее вниз — куда уже вовсю проникал холодный воздух: к моей груди, соски которой, из-за холода, уже призывно торчали даже сквозь плотный бюстгальтер.

Я замерла, ожидая самого страшного ...но огромная лапа монстра, вместо грубого натиска, почти нежно обвела ладонью мою левую грудь.

Впрочем, нежность не была долгой.

Не успела я перевести дыхание, как мужская рука больно сжала эту самую грудь, а низкий голос раздраженно протянул:

— Твоя грудь должна так реагировать только на меня!

Мне на секунду стало смешно: Герман, что, собрался тягаться с погодой?

Но стоило мне только об этом подумать, как зверь рванул со всей силы остатки моей одежды, которая ещё имелась на груди — и оголив таким образом меня до пояса, он прищурившись, пояснил.

— Всё будет так, как я скажу.

С этими словами Герман наклонился ко мне ещё больше, ещё ниже... губами поймал вершину уже правой груди и втянул её в свой рот.

Я растерялась...

Сказать честно, то во всей этой сцене не было — не могло быть — ничего привлекательного: жесткость, с которой Герман вытащил меня из поезда могла соперничать только с его же собственной жестокостью, которую он проявлял сейчас, разодрав на мне одежду... всё это неминуемо должно было напоминать мне о том, что случилось месяц назад в лесу, но вместо этого...

…вместо этого я, опустив глаза на темную макушку Германа, испытала совсем иные чувства.

Нет, это, конечно, было не чистое желание — не желание даже, а всего лишь его намек, помноженный на смесь страха и облегчения от того, что мне не причиняют сейчас боль, а наоборот старательно пытаются причинить нежность.

Или вызвать нежность во мне.

Так или иначе... мне было не свойственны такие порывы: стоять ночью, почти голой, где-то в лесополосе недалеко от остановленного поезда и ловить кайф от того, что мужчина умело целует мне грудь — такого за мной прежде никогда не водилось. И хотя мой мозг тут же отмечал, что это не я сама, это просто тело, у которого давно не было мужчины... и мужчина, которого я вроде бы хорошо знаю, и его умелые действия; и даже то, что зверь, который сейчас скрывался под внешностью Германа, снаружи уже никак не проявлялся: даже его руки вновь стали просто человеческими.

Возможно, только глаза и остались ... но сейчас, когда Герман целовал мою грудь, я не видела его глаз, только макушку темных волос, и смуглую шею, к которой уже успела привыкнуть, и его широкие плечи...

— Всё так, как и должно было быть, — рассмеялся Герман, выпустив одну вершину моей груди изо рта только для того, чтобы тут же атаковать вторую грудь. — Ты моя пара, моя истинная пара... ты должна чувствовать.

«Наоборот», — подумала я, тряхнув волосами. — « Я. НЕ. ДОЛЖНА. ЧУВСТВОВАТЬ. ЭТОГО».

Я снова подумала о том, как это выглядит со стороны... как сильно это похоже на то, что происходило в лесу, когда меня атаковал монстр первый раз... неужели и сейчас будет тоже самое? Снова насилие — с одной лишь разницей, что теперь я буду испытывать не только боль?

— Дурочка, — процедил Герман, поднимая голову немного вверх — так, чтобы его губы оказались как раз напротив моих. — Если бы я захотел взять тебя, я бы сделал это давно.

Его странные, непонятного цвета глаза, впивались в моё растерянное лицо.

Усмехаясь, Герман протянул ко мне руку — не странную большую лопасть, а просто мужскую руку, которая у него была всегда — с длинными смуглыми пальцами и коротко остриженными аккуратными ногтями.

Внезапно мой рот сам по себе открылся, а губы вытянувшись трубочкой, проворно поймали указательный и средний пальцы Германа.

Ещё не понимая, что происходит, я почувствовала их в своем рту, в то время как моя собственная рука дернулась вперед... опустившись на ширинку Левицкого.

Мои пальцы, повинуясь чьему-то чужому приказу, принялись мять уже ставшее каменным мужское достоинство Германа, в то самое время, как его пальцы, находящиеся у меня во рту, повторяли мои же собственные действия...

Это было наглядное объяснение того, что он может.

Демонстрация того, о чем он говорил несколько минут назад.

«Ты будешь жить, где я захочу. Будешь спать, где я захочу...»

— ... будешь раздвигать ноги, когда и как я захочу, — хмыкнул Герман, повторив вслух свои же собственные слова, которые сейчас стали моими мыслями. — Да, Наташа. Когда и как Я ЗАХОЧУ.

«Но я так не хочу», — беспомощно покосившись на мужчину, я вздрогнула и снова мысленно повторила. — «Я не хочу так!»

«Так» — это значит снова как тогда в лесу месяц назад... когда у меня тоже не было выбора.

— А ты думаешь, у меня был выбор? — вдруг зло рявкнул прямо мне в лицо Герман. — Когда перед голодающим выставляют еду, а перед испытывающим жажду — воду, удержаться от соблазна невозможно.

Он вдруг резко отпустил свои... и мои руки тоже.

Тут же, пока я всё ещё приходила в себя, Герман сорвал с себя куртку и прикрыл ею мои обнаженные части тела.

Куртка Германа оказалась для меня большой — почти как короткое пальто, и очень теплой. Не потому, что куртка сама по себе была такой теплой — наоборот, несмотря на хорошую выделку кожи, его куртка была тонковатой, совсем не для северной весны, тем не менее, сейчас она показалась мне даже ещё более темной, чем мой собственный пуховик... наверное, потому, что кожанка Германа всё ещё хранила тепло его тела.

За месяц проживания бок о бок рядом с одним из оборотней я успела привыкнуть к исходящему от них жару... Не знаю, как в горячем климате, но на севере это как иметь рядом с собой постоянно горячую грелку — удобно.

И холодные простыни вечером после теплого душа уже не так пугают.

Может быть, именно поэтому, оказавшись завёрнутой в куртку Германа я первые несколько секунд просто наслаждалась теплом куртки... безо всяких других мыслей.

Но эти тяжелые гнетущие мысли все равно возникли, когда Герман напомнил мне о прошлом.

— Ты не можешь винить меня за то, что случилось в лесу, — зло ощерился Левицкий. — Не я притащил тебя в наши земли, не я оставил тебя там без страховки... вернись всё назад, то я наверное лучше бы остался в том животном состоянии, чем переживал все эти воспоминания вместе с тобой...

Скривившись, Герман снова вперил в меня свой тяжелый взгляд.

—Наташ, даже я не в состоянии изменить прошлое.

Я открыла рот, чтобы ответить... но вовремя вспомнила про свою странную немоту. Я всё равно не смогу сейчас высказать ему ни одну из своих претензий... а их у меня набралось прилично... от того, что мы вообще-то живём в свободной стране, а значит, я могу свободно передвигаться по ней — могу, например, взять и уехать даже не в столицу, а куда-нибудь в Белоруссию... почему бы и нет? До того, что он, вообще -то, мне не муж, не брат и не сват — и не может указывать, что мне делать.

Жаль, что я не смогу ему высказать сейчас всё это в лицо.

Захлопнув рот обратно, я посмотрела на кривящегося от злости Германа и подумала уже о его словах.

Про его зверя.

О том, что я виню его в том, что случилось тогда в лесу.

Но...

Разве же я когда-нибудь обвиняла его за это? Высказывала ему свои обвинения в лицо?

Нет, конечно, я вспоминала те события — не могла не вспоминать. В том лесу пострадало не только моё тело... моя душа тоже получила огромную порцию боли, а весь окружающий мир разлетелся на куски.

Я там тогда почти что умерла... как такое не вспоминать?

Да, иногда — особенно когда Герман частично обращался в оборотня, когда он становился не просто человеком... — тогда я боялась его, понимая, что его зверь где-то близко. Мне было страшно, мне было не по себе... но в этом разве есть моя вина?

Разве я пришла тогда в тот дикий лес, чтобы рискнуть своей жизнью и здоровьем? Разве я знала, какую судьбу приготовила мне моя лживая подруга???

И при этом при всем я ведь как-то существовала с Германом в одной квартире... я даже делила с ним кровать. Не как муж и жена делила, но всё равно...

«Хотя даже если бы я и винила его за действия его обезумевшего зверя — это моё право, в конце концов», — подумала я про себя. — «Я не просила, чтобы из меня делали жену для Альфы; не просила быть подсадной уткой, чтобы поймать одичавшего Германа».

— Поверь, и я об этом тоже не просил, — хмыкнул вдруг Герман.

В этот момент мой поезд, громко пыхнув, медленно тронулся по путям в сторону столицы.... оставляя меня на лесной обочине в окружении оборотней.

Повернув голову, я смотрела вслед набирающему обороты поезду и понимала, что это конец.

Мне теперь не удастся выбраться из Мурманска.

Герман не позволит.

Я тяжело выдохнула … чувствуя, что вместе с воздухом из моего рта вылетает протяжное тихое «ааааа».

— Что... — поняв, что я снова обрела свой голос, я повернула голову в сторону Германа. Он, темный, пугающий, огромный... нависнув, стоял в опасной от меня близости.

— Зачем? — задала я короткий, но правильный вопрос.

Левицкий молча приподнял бровь.

— Если тебе не нравится, что я виню тебя за действия твоего зверя, то зачем ты поступаешь также, как он? — спросила я после минутной паузы.

— Я не поступаю как он, — ощерился Герман, сверкнув золотыми глазами. Да, сейчас его глаза снова стали желтыми — не пугающе черными, но и не серыми — человеческими. Желтыми глазами оборотней.