Хозяйка Севера

То есть... просто перестал идти.

Мы застыли посередине ночного леса, освещаемые сейчас только автомобильными фарами стоящих в стороне машин сопровождения.

Не знаю точно, что именно в этот момент чувствовал Герман, но в моей душе проносилосьсовершенно глупые, дурацкие мысли, которые... мне самой не нравились.

О том, что Герман за этот месяц не сделал мне ничего плохого. Что он ни словом, ни делом не причинил мне не то что боли, даже неудобства... Да, именно из-за него мне пришлось остаться с ним в одной квартире и более того — спать с ним в одной кровати.

«Но было ли это так ужасно? Ведь меня тянет к этому мужчине. Сильно тянет».

Я натурально в этот момент потянулась.... к Герману ( на самом деле, потянулась непонятно куда, потому что Герман держал меня так, что фиг двинешься)... а он, застав как каменный истукан, просто чего-то ждал.

.. но затем где-то неподалеку от нас хрустнула сухая ветка.

К этому времени лесная тишина, потревоженная до этого момента лишь внезапной остановкой проходящего мимо поезда, вновь пришла в равновесие, поэтому-то звук хруста прогнившей ветки получился особенно громким. Это один из находившихся вдалеке мужчин из команды сопровождения Левицкого, случайно наступил на поваленный трухлявый ствол и этим испортил то странное чувство близости, которое возникло между мной и Германом.

Я тряхнула головой, быстро отогнав то странное, иррациональное чувство, которое минуту назад захватило всё моё естество.

Левицкий же, бросив злой взгляд в сторону неосторожного служащего, утробно зарычал, напоминая мне, с кем именно я сейчас имею дело.

Я вздрогнула … и замерла от испуга. Хотя, как мне потом показалось, этот рык относился именно тому оступившемуся работнику, а вовсе не мне. А мне... мне открыли дверь переднего сидения рядом с водительским и просто засунули меня внутрь, с силой захлопнув за мной дверь.

Оказавшись в машине, я первым же делом подумала о том... что здесь дико холодно. И вторым — что именно это и странно. Нет, в самом городе мы всё время ездили вдвоём... но сейчас и машина была другой, не нашей... и ситуация больше напоминала события месячной давности.

Тогда, помнится, Герман сам за руль не садился.

Резко открывшаяся с другой стороны дверь, принесла в салон не только промозглость ночного ещё зимнего леса, но и предмет моих мыслей — господина Левицкого, забравшегося в салон с каменным выражением на его ставшим полностью человеческом лице.

— Не понимаю, что тебя удивляет, — отрывисто произнёс Герман, включая для меня печку. — Я сейчас в таком состоянии, что готов разорвать каждого оборотня, который посмеет приблизиться к тебе хотя бы на ближайшие сто метров.

Он бросил на меня быстрый острый взгляд... резанувший меня по лицу.

— И это не метафора, Наташ.

— Почему? — выдавила я из себя этот короткий вопрос. Сейчас мне снова стало страшно... страшно за то, что меня ждёт в будущем... страшно за то, куда привезет меня этот автомобиль.

Герман ощерился.

— Ты знаешь про полнолуния, — процедил он. — Знаешь, что в полнолуние нам тяжелее всего контролировать своих зверей.

— Но в прошлом месяце... это ведь тоже было время полнолуния. Но с нами был водитель.

Герман усмехнулся.

— Тогда я ещё не мог сам водить.

После этого между нами повисла тишина. Я...

Я действительно знала про полнолуния. Успели рассказать за этот месяц. И хотя я понимала, что это неправильно и даже глупо, но после слов Германа я почувствовала себя чуть ли не предательницей.

— «Чуть ли»? — снова усмехнулся Герман. На этот раз его усмешка вышла циничной.

Повернув к нему голову, я подумала об одной странности, которая уже какое-то время не давала мне покоя. То есть раньше, когда случались такие моменты, я думала, что, возможно, просто произнесла фразу вслух — когда я стала жить одна, я иногда неосознанно проговаривала какие-то из своих особенно тяжелых мыслей, чтобы голосом распугать тишину одиночества... Ещё какие-то моменты можно было списать на выражение моего лица... иногда не надо слов, достаточно посмотреть на человека, чтобы понять, о чем он сейчас думает.

Но эта ненормальная с человеческой точки зрения (и человеческой биологии) власть, которой владел Герман — его ментальная способность управлять моим телом, делавшая меня просто послушной куклой в его руках...

И я вот подумала. Если он может так... то, может быть, он также легко может читать мои мысли как открытую книгу?

Вздохнув, я перевела взгляд вперед — на черный, ночной лес.

Это, конечно, было довольно фантастическим, даже сумасшедшим предположением, но... положа руку на сердце, разве существование ещё одной расы на Земле — расы оборотней — уже не сумасшествие?

Я снова повернулась к Герману и прямо спросила его об этом.

— Как ты это делаешь? — поинтересовалась я как можно более спокойным тоном.

— Что — это? — глядя на дорогу, не на меня, спросил Левицкий.

— Ты можешь читать мои мысли?

Он засмеялся.

— Что? — спросила я, не понимая причины его смеха.

— Долго же думала, прежде чем спросить меня об этом.

— Ты не ответил на мой вопрос.

Герман пожал плечами.

— Я слышу... образы, эмоции...

— Но не слова? — переспросила я быстро. Не знаю почему, но мне надо было это знать... То ли чтобы просто отвлечься от всего происходящего, то ли чтобы хоть эту деталь уже досконально для себя уяснить...

То что он ещё мог такого, про что я пока даже не догадывалась?

Герман в ответ на мой вопрос снова пожал плечами.

— Я Альфа, и у меня больше способностей... если, допустим, свою пару слышит простой оборотень, он может не сразу всё понять ... иногда ему на это требуются годы.

— То есть, это умеют делать все оборотни? — сотряслась я от ужаса.

— Не все, а только оборотни, нашедшие свою истинную пару, — Герман бросил короткий взгляд в мою сторону. — Тебе же объясняли про истинные пары.

Я кивнула, вспоминая рассказы его доктора.

Она много чего говорила про истинные пары. Она восхищалась ими — их ментальной связью, которая образуется у связанных мужчины и женщины, о том, что в истинных парах мужчина никогда не становится одичалым оборотнем, а женщина может родить несколько здоровых детей.

Мы про это больше разговаривали!

Наверное, потому, что доктор сразу сказала, что я — человек, а с людьми и полукровками истинная связь образуется иначе... то есть она, конечно, бывает и образуется, но никогда не бывает полной.

— Даже если ты меня никогда не укусишь в ответ — наша связь уже полная. Сама что ни на есть полная, — Герман, процедив эту фразу, протянул руку к моей шее... к тому месту, куда он нанёс свой укус.

— Правильно, Наташа. Думай обо мне, о моей метке... Только это важно. Только это играет роль.