От победы к миру. Русская дипломатия после Наполеона

В протоколе, подписанном 7 (19) ноября 1822 года, уполномоченные России, Австрии, Пруссии и Франции рассмотрели текущие вопросы того, как державам следовало отвечать в случае, если предложение Австрии о мирной интервенции в Испанию потерпит неудачу[432]. Протокол заседания определял условия, которые могли бы побудить монаршие дворы Австрии, Пруссии и России действовать вместе с французским двором в войне, объявленной или вызванной текущим правительством Испании. В двух статьях оговаривались условия, делавшие такие шаги обязательными. В статье I упор делался на трех действиях испанского правительства, которые союзники рассматривали как casus foederis для войны: 1) вооруженное нападение Испании на французскую территорию или официальный акт испанского правительства, вызывающий восстание подданных той или иной державы; 2) объявление короля Испании лишенным трона (déchéance prononcée) или судебный процесс против короля или членов его семьи; и 3) формальный акт испанского правительства, нарушающий законные наследственные права королевской семьи. Статья II протокола оставляла открытой возможность того, что подобный непредвиденный случай мог также рассматриваться как casus foederis. Любая подписавшая сторона могла представить дело союзным правительствам, которые затем рассмотрели бы вопрос о том, должен ли данный случай считаться принадлежащим к категории предусмотренных и определенных casus foederis. Это понимание, достигнутое в отношении casus foederis, еще раз показало, что союз великих держав, включая Священный союз, так часто отождествляемый с Австрией, Пруссией и Россией, не был нацелен на предотвращение политических изменений или социальных реформ в Европе. Напротив, определение, данное миротворцами casus foederis, касалось последствий насильственной революции, основываясь на их опыте Французской революции и наполеоновских завоеваний. Союзники, возможно умышленно, были слепы к реальностям нарождавшейся демократической политики, но они уже пережили уничтожение законных правителей и распространение революции путем военной агрессии или прямых внешних провокаций, а теперь усердно работали, чтобы предотвратить повторение всего этого.

В отличие от протокола Троппау, в котором Австрия, Пруссия и Россия заявили общую позицию по урегулированию кризиса в Королевстве Обеих Сицилий, на конгрессе в Вероне 8 (20) ноября 1822 года союзники согласились не издавать общий протокол, но послать отдельные инструкции своим министрам в Мадриде[433]. Эти инструкции объясняли взаимные озабоченности и принципы действий и предписывали дипломатам действовать «в концерте» с коллегами. 14 (26) ноября 1822 года император Александр подписал инструкции своему поверенному в делах в Мадриде, графу Булгари. Эти инструкции, которые были разработаны, чтобы представить подлинную картину Испанской революции и ее последствий, и которые Булгари должен был согласно приказу распространять в правительстве и высших кругах общества, начинались с заявления о решимости союзников укреплять мир в Европе и предотвращать любые действия, подрывавшие текущее состояние всеобщего спокойствия[434]. В марте 1820 года военный мятеж вынудил испанского короля принять либеральную конституцию 1812 года – «закон, который общественный разум Европы, просветленный опытом столетий», встретил протестами неодобрения. Союзные правительства осудили эти события, российское правительство, в частности, предупреждало о грядущих бедах. Основанные не на теориях или принципах, а на фактах, предупреждения и страхи 1820 года теперь оказались пророческими.

Союзники полагали, что народ Испании разделяет пожелания своего короля и что испанское правительство стремится сохранить целостность монархии. Следовательно, решения Вероны предложили Фердинанду VII дружественное вмешательство, направленное также на восстановление испанской власти в отдаленных провинциях империи, которые обеспечивали столько богатства и власти. Согласно инструкциям, мартовские события, казалось, оправдывали восстание в Америке, поощряя лояльные провинции, которые пострадали под давлением революционного деспотизма, отделиться от метрополии. Независимо от причин и мотивов анархия революции угрожала процветанию испанских колоний в Америке. В условиях беспорядков государственные и частные капиталы были сведены на нет, права были аннулированы, были наложены крупные проценты и требовались разорительные займы. Уважение к трону и религии уже было растоптано в тот момент, когда законную власть сменила слепая страсть народа. В течение трех лет союзники питали надежду на то, что характер испанского народа, который решительно выступал против революции во время наполеоновского завоевания, возобладает над духом восстания и позволит королю вернуть законные права на трон.

Но вместо восстановления испанская монархия пережила упадок. Хотя народ Испании выдержал шесть лет кровопролития ради поддержания монархии, после восстания 7 июля 1822 года король и его семья стали пленниками[435]. Разразилась гражданская война, что привело к новому витку насилия и большему числу жертв. Заговорщики также не ограничивались в своей деятельности одной Испанией. Они открыто занимались распространением восстания, брали на себя ответственность за революции в Италии и в настоящее время угрожали Франции. Император Александр не стремился к конфликту с испанским правительством, однако революционная угроза не могла быть отвергнута, а радикальные доктрины, выставленные напоказ, могли быть соблазнительными и фатальными. Таким образом, несмотря на стремление союзников к дружеским отношениям с Мадридом, они опасались, что у короля не будет свободы для прекращения гражданской войны или предотвращения конфликтов за рубежом. Испанскому правительству оставалось исправить ситуацию, вернув стране почетное положение в европейской семье, которое она занимала в 1814 году. Этого можно было добиться только победив революцию и вернувшись к управлению, основанному на древних добродетелях и уважении к религии.

Император Александр направил графу Булгари дальнейшие указания сообщить о своих добрых намерениях по отношению к испанскому правительству. Союзники не претендовали на право вмешательства и не стремились навязывать Испании законы или посягать на независимость страны. Однако они хотели, чтобы Испания освободилась от мучений и кровопролития, и надеялись, что испанское правительство будет восстановлено как мудрое и национальное. В тот момент революция поставила под угрозу процветание Испании и безопасность Франции. Революционное правительство в Мадриде не только поощряло гражданскую войну, но и препятствовало умиротворению с колониями. К сожалению, союзники больше не верили, что король сможет восстановить свою власть или общественный порядок. Поскольку Фердинанд и его семья стали фактически пленниками, испанский монарх не мог свободно работать с союзниками. Как говорилось в инструкции, только лица, стоящие у власти в Мадриде, могли бы предпринять шаги, предлагаемые для того, чтобы привести Испанию к спокойному и славному будущему. Таким образом, хотя союзники не настаивали на какой-либо конкретной форме правления, они явно отвергли конституцию 1812 года и хотели восстановить власть короля и религию.

Во втором послании, также датированном 14 (26) ноября 1822 года, графу Булгари разъяснялось, как ему следовало действовать в текущей серьезной и опасной ситуации[436]. Союзники стремились улучшить будущее Испании, что подразумевало убеждение испанской нации и правительства отказаться от революции. Эта тактика оказалась эффективной в Королевстве Обеих Сицилий, где союзники достигли соглашения с королем Фердинандом I о прекращении революции. Тем не менее, какими бы зловещими ни казались последствия Испанской революции, Александр I и его союзники не ожидали, что их усилия увенчаются успехом: «Из-за разгоревшихся страстей к голосу разума прислушиваются весьма редко». Если предположить, что те, кто стоял у власти в Мадриде, отказались бы прислушаться к голосу разума, то тем не менее было крайне важно предоставить испанской нации возможность судить по подлинным документам о великодушных намерениях союзных правительств. Таким образом, дипломаты, такие как Булгари, получили инструкции, описывающие ущерб, который мартовская революция, пленение короля и его семьи причинили Испании, и данные разведки, раскрывавшие, как зачинщики смуты в Испании подстрекали к бунту и восстанию во Франции и других странах. Задача Булгари заключалась в проведении кампании против действовавшего испанского правительства, как среди чиновников, так и в обществе, чтобы ослабить партию, которая угнетала Испанию, и тем самым усилить позиции партии, уже боровшейся за ее освобождение. С этой целью он был уполномочен не только зачитать министру иностранных дел Испании депешу с составленной союзниками хронологией революции и ее последствий, но и оставить ему копию этого документа. Если правительство не прислушалось бы к совету держав, предпринимающих вмешательство в испанские дела, или не ответило бы в течение пятнадцати дней, Булгари должен был запросить паспорта и покинуть страну со всеми чиновниками российской миссии. Поверенные в делах Австрии и Пруссии получили те же предписания, и хотя всем было разрешено вести переговоры с министром иностранных дел Испании, условия сохранения дипломатических отношений с Испанией не допускали никаких изменений[437].

Инструкции, полученные в Вероне, и дипломатические маневры в Мадриде не смогли изменить испанскую политику. В январе 1823 года Австрия, Пруссия и Россия разорвали дипломатические отношения с Испанией, и на открытии сессии обеих палат французского парламента Людовик XVIII объявил, что его войска готовы к походу. Фактическое вторжение в Испанию началось в апреле, и к сентябрю французская армия восстановила королевское правление. В октябре король Фердинанд VII отменил амнистию, которую он объявил в сентябре, объявил, что на самом деле он был в заключении с 1820 года, и отказался от конституции 1812 года вместе со всеми законами, принятыми при революционном правительстве. Согласно историкам, после периода репрессий в 1823–1824 годах король проводил более умеренную политику, и в 1827 году французские войска покинули Испанию. Миротворцы посленаполеоновской Европы одержали временную победу. Тем не менее Испанская революция выявила не только трудноразрешимый политический раскол между либералами и роялистами, но и ту легкость, с которой политический конфликт мог перерасти в гражданскую войну, партизанскую войну и зверства со всех сторон [Prida 2018: 584–596; Stites 2014: 2510–2724; Schroeder 1994: 621–628; Додолев 1984: 166–193; Bartley 1978: 2971–3206]. Среди миротворцев 1814, 1815, и 1818 годов политические условия в Испании вызвали ощутимое замешательство.