Ныряльщик из Пестума. Юность, эрос и море в Древней Греции

Жизненные пространства. Молодежь: мужчины

В ходе консолидации социальной культуры и социальных пространств вокруг городских поселений складывались концентрические культурные зоны, различавшиеся по характеру (илл. 21, 22). Непосредственно к городу примыкала пригородная зона, сельское «вне» по отношению к городскому «внутри». Для пригорода характерны обусловленные ландшафтом святилища, чей культ был тесно связан с храмами внутри города, а также некрополи вдоль выходящих из города дорог, позволявшие общине сохранять связь со своими умершими. Вокруг пригородной зоны простиралась более или менее обширная хора, пахотная земля c хуторами и небольшими деревнями, обеспечивавшая городу пропитание. Вокруг этой сельскохозяйственной зоны располагалась «окраина» (эсхатиа), состоявшая из необрабатываемой территории – гор, лесов, морского побережья. Разумеется, это членение ландшафта на концентрические зоны – лишь модель, которой не соответствовал полностью ни один реальный греческий полис. В окраинной зоне, в особенности по побережьям, встречались и деревни, и сельскохозяйственные угодья, а во внутренней зоне полиса могли попадаться нетронутые человеком горы. Но в целом эта идеальная схема членения пространства оказывала заметное влияние на культурное мышление и поведение.

23

Художник Евфроний. Юные атлеты за тренировкой в палестре. Афинский кратер на ножке. Около 510–500 гг. до н. э.

Не только далекая, нетронутая человеком эсхатия, но и пригород с загородом были территорией, где молодежь оказывалась вне сферы полисного порядка. Обе эти зоны находились с культурной и социальной точки зрения «снаружи».

В прилегавшей к городу зоне, в пешей доступности от городских ворот, с VI века до нашей эры стали появляться гимнасии – центры спортивного образования, и с течением времени они становились всё больше и роскошнее. В Афинах было три таких центра: на севере Академия, на востоке Ликей и на юго-востоке Киносарг. Как известно, здесь процветал не только мужской спорт, но и гомоэротические отношения. В спорте греки тренировались и соревновались обнаженными, потому что целью атлетики были не только выдающиеся достижения и победа, но и выработка у юношей, будущих граждан, телесной мощи и красоты. И потому взрослые поклонники приходили в гимнасии любоваться юными атлетами. В Афинах в старейшем гимнасии, Академии, имелось святилище Эрота; во втором гимнасии, Ликее, с позднеклассического времени стояла знаменитая статуя Аполлона, покровителя юношей, сияя юношески-прекрасной наготой. На острове Фера старый гимнасий перед городскими воротами был обнесен стеной, на которой начиная с VI века до нашей эры поклонники вырезали хвалебные надписи в честь своих любимых эфебов, порой на значительной высоте. Афинская расписная керамика, в особенности около 500 года до нашей эры, как раз в эпоху Пестумского ныряльщика, также ясно свидетельствует о том, что спортивные центры были местом любования юношеской красотой. Рисунки на вазах живо изображают, как мальчики раздеваются, подвязывают половой член, упражняются под наблюдением молодого тренера в метании диска, выставляя на обозрение свое тело во всевозможных позах и ракурсах (илл. 23).

Кроме того, существовали места на вольной природе, судя по всему не имевшие отношения ни к спортивным учреждениям, ни к святилищам, где собирались юноши. У стен города Карфея на острове Кеос есть скала на крутом склоне, вся покрытая вырезанными в камне надписями, восхваляющими возлюбленных эфебов. На сегодняшний день эти надписи почти уже не читаются, но их успели задокументировать путешественники прежних времен. Чем именно занималась здесь городская молодежь, уже не установить, ясно лишь одно – это место за пределами города, где юноши собирались в своем кругу.

Зато эсхатия, дальняя окраина принадлежавшей полису территории, оставалась антимиром, царством неокультуренной природы. Передвижение здесь было свободным, не подчинявшимся правилам, как в гимнасии, в то же время это была зона физического и морального риска, особенно в связи с охотой. Идеальное представление об охоте сформулировал Платон: охота с применением технических средств, таких как сети или силки, наименее благородна. Охотник, желающий проявить «божественную отвагу», должен непременно идти на зверя «собственным телом», используя «удар либо бросок», то есть меч или копье. Доказательство мужественности – физическая способность к непосредственной борьбе. Она же обосновывает социальный статус. Так, в Македонии знатный юноша, чтобы получить право возлежать на пиршественном ложе на мужских симпосиях, должен был сперва уложить вепря копьем, без использования сети. Молодым людям благородного происхождения, которые не прошли этого испытания, приходилось долго дожидаться окончательного признания своей взрослости.

Охота чем дальше, тем больше эротизировалась. На вазах изображения охотников постепенно превращаются в почти игривое любование красотой молодого тела. Эфебы не только охотятся на быстроногих оленей с породистых лошадей, но и ловят голыми руками на бегу зайцев и ланей (илл. 24). Рисунки воплощают высшую степень подвижности и ловкости, так сказать, квинтэссенцию телесности, а добыча – мелкие зверушки или детеныши животных – возвращают нас в сферу гомоэротических отношений, поскольку зайцы и оленята были популярным подарком от поклонника юному любовнику и наоборот.

Море и его побережье также были частью этого дальнего, дикого мира с его опасностями и радостями.

24

Эфеб за ловлей зайца. Афинский килик. Около 500 г. до н. э.