Проклятие для бескрылой ведьмы

В дверь постучали.

— Агнешка! — донёсся до меня голос пани Збижнев. — Пошли ужинать! Заодно расскажешь, где сегодня была!

***

Наутро я немного задержалась, выбирая из своего скудного гардероба подходящий для преподавателя наряд. Не найдя ничего более-менее стоящего, кроме старого бордового платья до колен, наспех причесалась, хлебнула холодного чаю и побежала на занятие.

У дверей аудитории уже собралась приличная толпа. Студенты толкались, шумели, листали конспекты и никак на меня не реагировали. Подойдя к ним вплотную, я ощутила непривычную дрожь в коленях. В самом деле, куда полезла? Справлюсь ли? Половина из них выглядят старше меня, а ещё половина выше на одну-две головы! Зачем согласилась на эту авантюру? Ещё не поздно бросить всё и сбежать обратно в Кёльин!

«Прекрати, Агнешка! — разозлилась сама на себя. — Вспомни о деньгах!»

Это немного отрезвило. Как раз вовремя: шум голосов приутих и студенты начали оборачиваться ко мне.

Я откашлялась и громко сказала, постаравшись выжать из собственного голоса побольше уверенности:

— Ahojte, панны и паны! Я ваш новый преподаватель основ изготовления талисманов, амулетов и оберегов, Агнесса Мёдвиг. Пропустите меня к дверям, будьте так любезны.

Голоса понизились до любопытного перешёптывания. Студенты неохотно расступились, и пока я пробиралась к двери, в спину прилетело нагловатое:

— Брешешь! Сама, небось, со второй ступени, значок где-то украла, нацепила и радуется!

Я вспыхнула от такой дерзости. От мгновенного приступа бешенства ключ запрыгал в пальцах, из-за чего секунд десять провозилась, пытаясь воткнуть его в замочную скважину. Когда мне наконец это удалось, распахнула дверь и обернулась к разом притихшим студентам.

— Кто тут умный такой, что решил позубоскалить?

— Ну я! — отозвался всё тот же хамский голос.

Растолкав сокурсников, вперёд вышел светловолосый рослый парень. Рядом с ним тут же возникло двое других, почти не уступающих ему в росте. Он скрестил на груди руки и, усмехаясь, взглянул на меня свысока. И в прямом, и в переносном смысле.

— Имя, фамилия! — рявкнула я. Голос не дрогнул. Знала: стоит только один раз показать слабину перед наглым студентом, как остальные с радостью сожрут тебя с потрохами и прости-прощай дисциплина на занятиях.

Об этом я судила из личного опыта. Только в последний раз на месте наглеца была сама.

— Ну, предположим, Милош Эрицис, — с издевательским спокойствием протянул студент и победоносно переглянулся со своими спутниками.

Те прыснули в кулаки. Я почувствовала, что начинаю терять контроль над ситуацией и разозлилась ещё больше.

— Очень приятно, пан Эрицис, — елейным голосом протянула. — А теперь будьте так любезны проследовать за мной в аудиторию. Вы пойдёте отвечать первым.

Издевательское выражение исчезло с лица Милоша.

— Но зачёты магистр Жданек всегда принимал письменно! — возмущённо заявил он.

— Считайте, что я тоже, — не осталась в долгу. — Напишете всё, что знаете по билету, а потом озвучите это передо мной. Ничего сложного, верно?

И, обведя взглядом остальных, добавила:

— Я не магистр Жданек, да опахнёт его крылом великая Кахут. Начинайте к этому привыкать!

Милошу достался не самый сложный билет — «Подготовка самоцветов к изготовлению амулетов. Принципы создания оберегов», и он уселся с кислой миной отвечать почти сразу же.

Я нарочно потянула время, проведя перекличку на предмет отсутствующих (таких не оказалось), смахнув со стола невидимые пылинки и поправив значок факультета на преподавательской пелерине. Её мне выдала всё та же панна Збижнев ещё вчера после ужина. Она попыталась мягко настоять на том, чтобы я всё же смыла красную краску с волос, но меня невожно было переубедить.

Пелерина оказалась впору, но в ней я ощущала себя непривычно скованно и серьёзно.

— Можно начинать? — с неприязнью глядя на меня, угрюмо спросил Эрицис.

Я посмотрела на студентов, прилежно скрипящих самопишущими ручками по бумаге, и милостиво махнула рукой:

— Приступай! — и приготовилась ощутить превосходство мастера, обладающего обширными знаниями, перед учеником, урвавшим их жалкие крохи.

Милош открыл рот и заговорил. Спустя несколько секунд моё самодовольство покрылось жгучими пятнами стыда.

Когда я вчера просматривала список вопросов, казалось, что знаю всё. Теперь же, слушая студента, поняла, что «всё» обозначает «помню только основы» и что к зачёту всё же надо было готовиться.

Если про подготовку самоцветов я всё прекрасно знала, то в проклятых принципах создания оберегов не просто плавала, а тонула, камнем отправляясь на дно самолюбования.

Эрицис тараторил, а я кивала, стараясь не выдать охватившую меня панику.

Вот скажите на милость, принцип равнозначности действительно входит в список или Милош его только что придумал?

А принцип взаимодействия? Синтонности? Анфилий их знает!

— …это всё, — закончил свой пространный ответ Эрицис и выжидающе уставился на меня.

Я нервно сглотнула, но не подала виду, чтобы не опозориться совсем.

Студенты разом, как по команде, подняли головы. Я оказалась абсолютно беззащитна перед обстрелом двух десятков глаз, и немедленно показалось, что паника отчётливо проявилась на моём лице.

Сейчас они поймут, что я ленивая самозванка.

— Вы уже подготовились? — хрипло уточнила, облизнув пересохшие губы.

Головы тут же испуганно опустились, и я перевела дух, возблагодарив Кахут.

Сделаю вид, что всё в порядке, выпровожу этого наглого юнца, и дело с концом!

— Неплохо-неплохо, — милостиво отозвалась, покачивая ручкой над ведомостью. — Вижу, что ты изучил материал. Так уж и быть, поставлю тебе высший балл. Давай сюда зачётку…

— Но как же так, магистр Мёдвиг! — раздался из аудитории высокий девичий голос.

Я вздрогнула и посмотрела на студентов: рыжеволосая девушка подняла руку и отчаянно размахивала ею.

— Что ещё, панна…

— Румир, магистр. Беата Румир. Почему вы не поправили Милоша, когда он назвал принцип синтонности? Ведь он неприменим к оберегам…

— Заткнись, Румир! — гаркнул тот, красный не то от стыда, не то от гнева.

Я хлопнула ладонью по столу, от души выругавшись про себя.

Ненавижу всезнаек-выскочек!

— Придержите язык, пан Эрицис! — прошипела я, натянуто улыбнувшись Беате, и процедила сквозь зубы:

— Похвально, панна Румир. Вы единственная, кто не только готовился к ответу, но и внимательно слушал своего однокурсника. Жалко, что остальные не оказались такими же, как вы. Ваше замечание совершенно справедливо. Я нарочно проверяла всех таким образом.

Беата просияла, а я перевела дух. Выкрутилась!

Милош украдкой показал Румире кулак. Это от меня не укрылось.

— Снимаю вам один балл, пан Эрицис, — ледяным голосом сказала я и протянула руку за зачёткой. — И советую впредь держать свою невоспитанность и наглость при себе!

Тот швырнул на стол тёмно-синюю книжечку с оттиском головы Кахут на обложке и пробормотал что-то неразборчивое под нос.

Остаток первого моего занятия прошёл из рук вон плохо. То ли я всё же где-то дала слабину, то ли студенты после моего промаха с ошибкой Милоша поняли, что преподаватель из меня липовый, но дисциплина в аудитории была нарушена окончательно. К концу зачёта они, уже совершенно меня не стесняясь, шелестели шпаргалками, несли какую-то ахинею, а на замечания и окрики отвечали усмешками и показным покаянием.

Кончилось всё тем, что я кое-как заполнила ведомость, расписалась трясущейся от ярости рукой в последней зачётке и выпроводила всех вон.

Захлопнув дверь, рухнула на своё место, ощущая себя солдатом, который в одиночку защищал родной городок от наплыва мертвяков. Протёрла саднящие от напряжения глаза и уставилась в потолок, испещрённый трещинами.

— Чтоб их всех йорму задрали! — с чувством выдохнула, начиная понимать безжалостного к студентам Штайна.

Неужели я была такой же лоботряской? В глубине души поднялось тёплое чувство стыда. Захотелось немедленно сорваться с места и слёзно просить прощения у всех преподавателей, кому досаждала.

С улицы донеслись слабые вскрики. С мстительным удовольствием представив себе Эрициса, медленно насаживаемого на пику статуи, я заставила себя подняться, добрела до окна и выглянула наружу.

Во дворе Совятника группа студентов, выстроившихся в три ряда, синхронно размахивали руками, делали па, очень похожие на танцевальные, и что-то выкрикивали. В воздухе перед ними то и дело вспыхивали золотистые искры, взметались клубы снега и периодически валил синеватый дым.

За студентами, скрестив руки за спиной, наблюдал Стефан в короткой зимней мантии. Я подтянулась, залезла на широкий подоконник и уселась полубоком, прислонившись лбом к холодному стеклу. На душе скребли острые когти тоски, жалости и ненависти к себе самой и собственной же лени.

Первый день в качестве полноценного преподавателя — и такая неудача. Урок мне на будущее: готовиться к занятиям, бороться с ленью и самоуверенностью, не надеяться на слепую удачу и на то, что кривая вывезет.

Я прикрыла глаза, стиснула кулак и подсунула его под голову.

«А будет ли оно, это самое будущее, в Совятнике? — спросил безжалостный внутренний голос. — Может, ты вообще не создана для преподавания? Да и договор ты так и не подписала. Зайдёшь сейчас к матери, возьмёшь расчёт и вперёд — на вольные хлеба».

Такие мысли заставили окончательно пасть духом. Я почувствовала себя загнанной в угол лисой, к которой медленно подбирается охотник с ружьём наперевес.

Подбирается медленно, смакуя каждое движение и зная, что лисе никуда не убежать.

А не пойти ли этому охотнику к Анфилию с Миртизой вместе взятым?

— Будет! — твёрдо сказала я и пребольно, с вывертом, ущипнула себя за локоть.

Это помогло прийти в норму и обрести подобие твердости духа и ясности ума.

— Я не сдамся, — прошептала, крепко зажмурившись и сжав зубы, — не раскисну из-за каких-то там наглых безмозглых малолеток!

Перед глазами встал образ ухмыляющегося Милоша. Я скривилась от ярости и представила, как стираю с его лица эту мерзкую улыбочку и снисходительный взгляд.

Осталось только придумать как.

Кто-то мягко дотронулся до моей руки. От неожиданности взвизгнула и едва не слетела вниз.

Глаза открылись сами собой, и я возмущённо воскликнула:

— Пан Штайн, ну нельзя же так подкрадываться!

Стефан, стоящий напротив меня, выглядел непривычно обескураженным. Зимнюю мантию он держал в руках, оставшись в тёмно-синем строгом сюртуке до колен, подвязанным широким узорчатым кушаком. При свете дня Штейн выглядел моложе, чем при нашей первой встрече, но ненамного. Тёмные волосы, влажными завитками спадающие на высокий лоб, придавали ему несколько залихватский вид.

— Прошу прощения, панна Мёдвиг, — ответил Стефан, чуть склонив голову. — У вас всё в порядке?