Дочка для ведьмы с ребенком

— Какая ты у меня, оказывается, путешественница, — Костя то и дело отвлекался от сборов, чтобы обнять меня, как будто специально дразнил. А у меня и без него мысли разбегались!

— Конечно! Я ж нигде толком не была, только в телевизоре и смотрела, а интересно ведь самой везде побывать!

— Ну уж нашла «везде», — посмеивался Костя. Но я-то видела, он тоже рад предстоящей поездке, пусть и не согласен считать ее «путешествием».

Олежка, вопреки моим опасениям, проблем не доставил: подскочил ни свет ни заря, послушно съел всю кашу, покормил кроликов, взял свою любимую плюшевую собачку Дружка и заявил:

— Я готов!

— Тогда пойдем машину готовить, — подмигнул ему Костя.

Пока я заваривала свежий чай и переливала его в два термоса — отдельно обычный, для Кости, и свой витаминный, — мои мужчины успели снять тент со стоявшего за воротами внедорожника, погрузить вещи и обойти дом, проверяя, везде ли выключен свет и закрыты окна. И вот…

— Садись на переднее, — Костя распахнул передо мной дверцу и слегка поклонился, изображая то ли швейцара, то ли семейного шофера. Но тут же ухмыльнулся, не удержав образ: — А наш Олежка объявляется полновластным владельцем всего заднего сиденья.

— Да! — запрыгал сынуля. — Я могу там сидеть, могу лежать и даже спать! Но я не буду спать, — тут же торопливо сказал он, — я буду в окно смотреть, вот. С Дружком.

— Дружку точно спать не нужно, — согласилась я. — Значит, если ты нечаянно заснешь, ничего страшного, потому что он будет тебя охранять и в окно вместо тебя тоже посмотрит.

— Да ладно вам, — Костя потянулся, повертел головой, разминая шею, и сел за руль. — Делить сон, которого не будет. Ехать два часа всего.

— Ладно, ладно, — притворно проворчала я. — Будем все вместе в окно смотреть. Кроме тебя, милый, потому что ты будешь смотреть на дорогу.

На южном выезде нам посигналили Полевы, и Костя пристроился им в хвост. А я и в самом деле засмотрелась. Дорога катилась навстречу: серая лента с четкой белой разметкой, прицеп за машиной Полевых, а по сторонам — сначала пригород, неудобья с оврагами, а потом — поля, где уже убранные, где зеленеющие озимыми, узкие луговины с пасущимися коровами, островки перелесков, серебристые кляксы прудов… Красиво!

Несколько раз мы проезжали через деревни, непривычно чистые и аккуратные, с зелеными наличниками на окнах и такими же зелеными штакетниками, за которыми утопали в цветах палисадники. Край оказался обжитым, деревни стояли густо. Иногда вдали мелькали дома усадеб, а за одной из деревень пришлось остановиться, пропуская стадо. Рыжие, как на подбор, коровы неторопливо шли через дорогу, мычали, хлестали хвостами, отгоняя слепней. Олежка посунулся вперед, спросил:

— А собаки где?

— Какие собаки? — не поняла я.

— Ну, пастушьи же!

— М-м-м, не знаю, сынок. Может, сзади подгоняют?

— Не-е, сзади должны быть пастухи, а собаки сбоку.

Специалист. Спрашивается, где он этих хитрых сведений набрался?

Стадо прошло, Костя тихонько тронулся с места — кажется, он старался не въехать ни в одну коровью «лепешку». У меня аж запросилось на язык «танки грязи не боятся», но сдержалась — я старалась не слишком употреблять здесь афоризмы родного мира, не поймут еще, чего доброго.

А следующая деревня оказалась нашей. Мы свернули с трассы на указателе «Комарово», потряслись минут пять по грунтовке, и…

— Мама, море! — закричал во весь голос сынуля.

И правда, дома небольшой деревеньки совсем терялись на фоне моря — огромного, сливавшегося с горизонтом, не синего, как на картинке, не лазурного, как в рекламных проспектах а то ли блекло-голубого, то ли серебристого, очень гладкого, словно шелк. Песчаный берег зарос самой обычной травой, у дощатого причала — несколько лодок, бродит по колено в воде полуголый мальчишка — ясно, здесь мелко, это хорошо, не так страшно будет отпускать сынишку купаться…

Вслед за Полевыми мы подъехали к одному из домов. Пока вылезли из машины, Александра Ивановна уже обнималась с маленькой, словно высохшей старушкой, а ее муж обменивался рукопожатиями с тремя очень похожими на него мужчинами, такими же приземисто-кряжистыми, черноволосыми и горбоносыми. Братья, наверное.

Обмен приветствиями, знакомство, поздний завтрак после непременного: «Проголодались, поди, в дороге»… Семья у деревенской ветви Полевых была большая: бабушка, три брата с женами, вдовая сестра и орава детишек — пересчитать их удалось, лишь когда все уселись за стол, семеро мальчишек и шесть девочек. Жили в трех просторных домах по соседству, а огород и сад были общими.

Нам с Костей выделили комнатку, а Олежку поселили с младшими сынишками хозяев, чем все остались довольны. Школа пошла Олежке на пользу: он не стеснялся новых приятелей, быстро со всеми перезнакомился и в веселой компании убежал купаться.

— Мы тоже не будем времени терять, — заявила Александра Ивановна. — Константин Михалыч, не против, если я тебя запрягу? Пусть мой благоверный с семьей побудет, а мы поедем Марине работу мастера показывать.

Что сказать… Я имела уже представление, как «весело» носиться по заготовщикам в поисках нужных трав, а потому в полной мере оценила, как поставила дело Александра Ивановна. Действительно, работа мастера, и оставалось радоваться, что Полева допустила меня перенять ее опыт. Только проехав по деревне, а здесь всего-то и было дворов тридцать, мы набили полный багажник! К тому же оказалось, что Александра Ивановна не просто покупала у комаровских травы и прочие ингредиенты. У нее же вся деревня заказывала себе и снадобья, и косметику, и для каждого шли по возможности собранные им или его родней припасы: так, оказывается, получалось действеннее, даже если у сборщиков вовсе не было дара.

— А ты что думала, — усмехнулась мастер, заметив мое изумление, — родная кровь тоже силу имеет. Для тебя лучше то, что сама сделаешь, для твоих детишек твои же снадобья лучше моих будут, пусть я мастер, а ты только учишься.

— И в оплату лучше идут индивидуальные, по сути, снадобья, чем просто деньги, так? — я заметила, что кошелек Александра Ивановна почти не доставала, зато сумка с коробочками, пакетиками и склянками стремительно худела, а блокнот пополнялся новыми записями.

— Конечно, и хорошо, что ты это понимаешь, — кивнула Полева. — Ведь не только в том дело, что это и мне, и им выгодней. Здесь еще и внимание, забота. Мы хоть не родня, да все равно свои. Лучше меня никто им не сделает, потому что кому в голову придет, заказывая банальный лосьон или крем, перечислять мало того что все свои болячки, а еще и чем предки болели?

— Мне бы точно не пришло! — призналась я. — И почему тогда фармакологию и косметологию отдельно изучают?

— Потому что нельзя объять необъятное, и не всем нужно мастерство. Для верного заработка и первой ступени хватит. Да и не в том дело, что лекарства и косметика близко лежат. Я обо всех комаровских знаю, деревне полтора века, и мои предки здесь с самого начала жили. Такое учесть могу, что и в голову не придет. Вот, к примеру, бабка Алексия, та, которая гусей держит, — я кивнула, вспомнив бойкую бабульку, отоварившую нас уже перетопленным и заботливо слитым в глиняные горшочки гусиным жиром. — Сама она не сердечница, а наследственность по этой части нехорошая. Считай, группа риска. А в мазь от артрита что входит, помнишь?

Я ойкнула, закивав: самый известный, стандартный, по сути, состав сердечникам не рекомендовался, но вряд ли аптекари предупреждали покупателей, что нужно оглядываться не только на собственное здоровье, но и на наследственность.

— Вот и попробуй прикинуть на досуге, что я для нее в рецепте меняю, — предложила с усмешкой Полева. — А я проверю, правильно ли надумала.

Ух ты! На курсах нам таких заданий не давали, базовый уровень вообще не предполагает внесения в рецепты изменений. Фактически, Александра Ивановна признала, что считает мою подготовку и отношение к делу достаточно серьезными. И довольно прозрачно намекнула, что после базового обучения ждет меня и на продвинутых курсах.

И тут же перевела разговор, давая понять, что отвечать прямо сейчас вовсе не обязательно:

— А завтра, дорогие мои, мы с вами поедем на пасеку!

***

Олежка вернулся с моря только к ужину — Костя пресек все мои поползновения обеспечить ребенку режим и правильное питание, и малыш пообедал вместе с остальной ребятней прямо на берегу, яблоками и бутербродами. Хотя я особо и не спорила, признав главенство Кости в воспитании сына. Да и привыкла уже, что здесь не принято волноваться и сходить с ума, если ребенок задерживается допоздна в компании сверстников, бегая невесть где. В конце концов, до эры мобильных телефонов оставалось еще долго, а жить здесь было куда спокойней, чем… чем «там» — именно так я теперь думала о родном мире.

Достаточно было посмотреть на довольную Олежкину мордашку, чтобы разулыбаться в ответ.

— Как тебе море, сынок?

— Мама! Оно такое… такое! Классное! В нем плавать легко! И волны качают! И мы брызгались. А я краба видел. И мальков. Такие крохотные-крохотные и серебристые! Мама, они мне прямо в ноги тыкались!

Да уж, столько восторгов за один раз я, пожалуй, и не припомню. Хорошо, что мы сюда выбрались. А то, в самом деле, море в двух часах езды, ребенку шестой год, а он ничего, кроме школьного бассейна, не видел!

Уже за ужином Олежка начал клевать носом, а после заснул, едва дойдя до кровати. Умаялся. Я покачала головой, а Костя сказал, обняв меня:

— Все отлично, Маришка. Ему полезно. Растет пацан, улицы возле дома уже мало. Привыкай.

— Я понимаю…

— Вот и умничка. Пойдем и мы спать. Ты, по-моему, тоже умаялась.

Телепатии в этом мире нет, но иногда кажется, что любимый супруг и в самом деле читает мои мысли…

Утро настало рано. Хоть мы с Костей и привыкли вставать чуть свет, деревенские, оказывается, могли дать в этом фору любым жаворонкам. Край неба едва светлел, когда по улице замычали коровы, защелкал бич пастуха, заперекликались ничуть не сонными голосами хозяйки, желая друг дружке доброго утречка. Я зевнула, не понимая, чего хочу: натянуть подушку на голову и подремать еще или воспользоваться сонным состоянием любимого и подразнить его немного. Хотя и Анастасия Васильевна, и рекомендованная ею суровая акушерка в один голос запрещали нам секс, утренние ласки были разрешены и даже приветствовались.

Однако мой коварный план не удался: пока я колебалась, Костя успел открыть глаза, сел, спустив ноги на пол, потянулся и бодро сказал:

— И тебе доброго утречка, милая. Выспалась?

— По-моему, еще ночь, — проворчала я.

— Вставай, ты же не можешь пропустить рассвет над морем! — этот изверг рассмеялся, чмокнул меня в нос и откинул одеяло. А так как окно оставалось на ночь открытым, то ли утренняя, то ли еще ночная свежесть мгновенно убила остатки сна.

Пришлось вставать. Зато ранний подъем был вознагражден еще теплым парным молоком — вкусней молока я в жизни не пробовала. Ни в этой, ни в той… Ну а потом действительно был рассвет над морем — нежный, жемчужно-розовый, с тихим плеском волн и ветром, который у моря пахнет совершенно по-особенному, я даже слов не подберу, как, но дышать — не надышаться. А еще — раньше я этого не ощущала — от моря веяло силой. Стоя у кромки воды, я как будто купалась в темноватой, тяжелой, но бодрящей и будоражащей энергии. Она тоже шла волнами, но если настоящие волны едва-едва плескались, ласково лизали ступни, иногда захлестывая щиколотку, и даже тонкий белый песок пляжа не мутили, то эти накрывали с головой, откатывались и накрывали снова, оставляя на самой грани сознания ощущение рокота валунов. «Неудивительно, что море всегда притягивало авантюристов», — подумала вдруг я. А Костя обнял крепче и спросил: