С волками жить...

* * *

Айлан ушел рано утром — Люта слышала. Еще б не услышать, если он сперва долго собирался, а потом позвал под окном:

— Люта… Шкуру в самом деле возьму — меня ж наняли, сама понимаешь. Продам тут, в деревне, скажу, что две трети твои. Это же твой отец выследил тварь… и почти убил. Я только дострелил. Тебе много чего понадобится — вот и скажешь, что тебе должны. Деньги оставлю у лавочницы Трюдды — она на вид грозная, но сироту не обидит, точно. Слышишь?

— Слышу, — ответила она и добавила зачем-то: — Стелись-стелись дорога от порога до порога, ни кочки тебе, ни коряги, и чтоб заросли все овраги…

— А дальше? — после паузы спросил Айлан.

— Не помню. Это мамина присказка. Папе говорила на дорогу.

«Только нам не помогло, — мелькнуло в голове. — Может, потому, что папа все время отвлекал? И она не договорила?»

— Дому этому — благодарность моя, — помолчав, произнес Айлан. — Хозяину дома этого — вечная память моя. Хозяйке дома этого… ничего у меня для нее нет, только пожелание удачи. И не забывай смазывать ружье.

— Я не забуду… — прошептала Люта, глядя в мутное окошко, как он уходит.

Отец научил — разобрать механизм проще некуда. Протереть, смазать. И патроны. Патронов осталось мало — тех, что на крупную дичь. На мелкую хватает, но если какому-нибудь безобразнику еще можно всадить заряд дроби в задницу, волка вроде того самого это не напугает, только разозлит.

Люта весь день сидела и считала — сколько чего осталось и сколько ей нужно на зиму. Одной, без отца — так странно было об этом думать. Она ела меньше, да и в лесу могла поживиться, хотя всегда приносила Тану зайцев и куропаток, он так вкусно их готовил…

«Выть будешь под луной», — сказала она себе, когда слезинка капнула на обрывок бумаги. Выходило, не так уж много ей нужно, но вот чтобы затащить все это наверх, придется кого-то нанять. Нельзя показывать, что она сама может нести мешок муки и не запыхаться.

Отец говорил — тут любят девиц в теле. И хорошо, может, не польстятся. Тем более, лицо…

«Выть будешь под луной, — повторила себе Люта. — И по отцу, и от обиды. Пока надо найти приличную одежду… Ай, одежду забыла вписать! И порох, и…»

Только через неделю она отважилась спуститься в деревню. На нее косились и показывали пальцами, но только из-за спины, потому что за плечом у нее висела двустволка Тана.

Люта всю неделю уходила подальше в лощину, где выстрел не слышен от деревни — это они проверяли с отцом, — и упражнялась. Айлан все-таки был прав — отдачей ее сносило в кусты и синяк на плече болел, но в цель она неизменно попадала. А раз так — какая разница?

Потому она и зашла первым делом в оружейную лавку. Тан описал ее достаточно подробно, поэтому Люта сразу свернула туда, но поняла, что ее там не ждут. Торговец обсуждал что-то с незнакомым бородачом, а на ее робкое «Скажите…» отмахнулся:

— Девочка, за булавками — вон туда! Не мешай!

Люта могла бы отвлечь их, но не стала.

«Лавочница Трюдда, — вспомнила она. — Где ее искать?»

Спрашивать у оружейника она не рискнула, но первый же попавшийся мальчишка указал на островерхую крышу, вызывающе зеленую среди унылых черепичных-красных.

— А вы кто, госпожа? — жадно расспрашивал он, шлепая рядом по лужам. — Охотница на оборотней? У нас тут был один недавно — ух, какую шкуру принес! А у вас есть что? А…

— Замолчи, — тихо сказала Люта, — не то услышат и придут за тобой.

Нехорошо обманывать детей, но ей уже было плохо в этом шумном месте, а мальчишка трещал хуже сороки…

В лавке было тихо и темно, окликнуть Люта не решалась, да так бы и ушла ни с чем, но тут в углу кто-то зашевелился, и к прилавку вышла хозяйка.

Роста в ней было с две Люты. Ну ладно, полторы.

— Чего? — зевнула она.

— Я дочь Тана, — ответила Люта. Внутри у нее все оцепенело от ужаса — много лет ей не приходилось говорить с людьми… или не совсем людьми. — Айлан сказал, что оставил мою долю у вас.

— А если он солгал?

— Догоню и убью, — сказала девушка. Придется подождать, конечно, но ни один человек не уйдет от оборотня.

— А если солгу я? — Трюдда навалилась грудью на прилавок, и он затрещал.

— Тебя труднее убить. Но не невозможно, — сказала Люта.

Похоже, в жилах лавочницы течет кровь великанов, а их зубами не взять. Так на что ружье дано!

— Тан сказал точно так же… Значит, тот захожий парень не солгал, и Тана больше нет?

Люта помотала головой.

— Я теперь вместо него, — сказала она. — Мне нужны припасы и деньги, а то из оружейной лавки меня выгнали.

— Сама справишься? — спросила Трюдда.

— Да. Только если деньги будут. В патронташе-то… мало уже.

— Э, только ты без грабежа! — гулко расхохоталась лавочница. — Вылитый папаша… А лицо… это они тебя?..

— Если б они, я б на четырех лапах бегала, — фыркнула Люта. Так они условились говорить с отцом. — Веткой хлестнуло, спасибо, глаз цел. Я тогда совсем маленькая была.

— А чего никогда к нам не выходила? Отец не велел?

— Не велел. Теперь пришлось.

Трюдда помолчала, потом заворочалась за прилавком, вышла на свет — громадная, но соразмерная женщина, взяла Люту за подбородок и повернула к пыльному окошку.

— На него похожа, — заключила она и вдруг сменила тему: — А тот мальчишка-то не соврал? Он черного оборотня положил?

— Выследил его — отец. Добил — чужак, — коротко ответила Люта. — Отец… не успел уже…

— А ты где была?!

— Меня он на такую охоту не брал. Говорил, рано еще, — если говорить коротко и отрывисто, то не расплачешься.

— Ох, глупые оба… — Трюдда сгребла ее в охапку с ружьем вместе, прижала к необъятной груди. — Ну, поплачь, поплачь, полегчает…

Тщетно — глаза у Люты были сухими, ни слезинки не удалось выдавить.

«Запах… — трудно его не ощутить, когда тебя вдавливают носом в чужое тело. — Я знаю этот запах!»

Сладковатый, но не приторный, — так пахнут летние цветы на жарком солнце. И вроде бы пудра и помада — у мамы было немножко для самых важных праздников, и Люта запомнила запах. И еще что-то…

От отца пахло вот так, когда он возвращался из деревни. Не всякий раз, но случалось. Он говорил: «Хватит меня обнюхивать, просто зашел позабавиться!» Вот, значит, где и с кем он забавлялся…

— Я соберу, что обычно твой отец на зиму брал, — сказала наконец лавочница и отстранилась.

Зря — так забавно было слышать, как слова отдаются в ее груди, будто в гигантской бочке.

— Мне не надо, что отец брал. Я такое почти не ем. Лучше я другое возьму, — осмелилась наконец выговорить Люта.

— Ну так говори, что тебе надо!

— Так откуда мне знать, что у вас есть? Вот. Я написала, сколько нужно, — Люта протянула бумажку.

— Ты тоже грамотная? Надо же… — Трюдда вздохнула и уставилась на ровные буквы. Чему удивилась-то? Чем еще заниматься, пока отца нет, а по дому все переделано? Только прописи выводить. — Н-да… тебе меньше надо, ясное дело, но запас карман не тянет. Вдруг снегопад? Не спустишься…

— Хорошо, можно побольше, — согласилась Люта и деланно спохватилась: — А донести как? Отец сам таскал, а я…

— Осла дам. Если не враз, то в два уж точно довезешь, — подумав, ответила Трюдда.

— Спасибо, госпожа Трюдда… — пониже поклонилась Люта.

Спина не переломится, говорил отец, а относиться станут лучше.

— Ладно, — лавочница достала из-под прилавка засаленные листки и грифель. — Сейчас посмотрим, на сколько это потянет… Ты на всю зиму посчитала, уверена? Тан спускался в любую метель, а сможешь ли ты, не знаю…

— Смогу, — сквозь зубы ответила Люта.

Вышло как-то… Немного. А много ей и не надо, она охотой проживет. Вот овощей в погреб кинуть — это хорошо, но не мешками же! Следи еще за ними, перебирай! Молоко она терпеть не может, без сметаны потерпит до весны, сыр… тоже хорошо хранится, что уж там о всякой крупе говорить. Овес, положим, Люта не любила, но отец сказал, чтоб ела хоть раз в неделю, значит, надо. Но есть и кое-что повкуснее… И соль не забыть!

— Да тут и одного осла много будет, — сказала Трюдда, подсчитав. — А… Ты ж еще оружейную лавку ограбишь, а там всяко-разно тяжелое. В самый раз. Вот, держи сдачу.

— Мне бы еще ткани, — Люта дернула себя за кривобокую юбку. — Так по лесу не находишься…

— А сшить?

— Я и сшила…

— Гм… да, понимаю, — Трюдда деликатно отвела глаза. — Иди пока за… чем тебе надо, а я пока позову вдову Эльви. Она шьет хорошо и берет недорого.

— А ткань? — упрямо спросила Люта.

— Всё вместе посчитаем, — ответила лавочница и чуть не силой вытолкала ее на улицу.

Люта посмотрела по сторонам. Вот, значит, как живут люди… Нет, лучше уж на горе — там чисто. Только никто не живет, и мальчишки не бегают стайками, не запускают кораблики в лужах нечистот…

Она поправила двустволку за плечом и направилась обратно в оружейную лавку. И огорошила хозяина словами:

— Я принесла деньги! Дай мне дроби, а еще…

Это «а еще» затянулось надолго, но из лавки Люта вышла со всем, что ей было нужно, а еще с хорошим ножом. Хозяин уверял, что это дрянь, а не нож, но разве она не чуяла? Может, некрасивый, корявый какой-то, но он был точно Люте по руке. Глотку перерезать сгодится, все равно, кому, а что еще нужно?

Когда она вернулась к Трюдде, осел уже стоял нагруженный всяким-разным, а почуяв Люту, испуганно закричал.

— Неужто понимает — лезть ему на самую верхотуру? — лавочница обняла большую голову, мягкие уши, подула на морду, и осел успокоился, затопотал у входа в лавку.

— Это вот Эльви, — указала Трюдда на едва заметную, словно тень, стройную женщину. — Шьет, чего пожелаешь. Ну, ясное дело, не сию минуту, дня два-три ей нужно.

— Позволь-ка, обмерю, — негромко сказала Эльви и словно обвилась вокруг Люты. — Да, тут крой непростой…

— Погоди… — перебила Трюдда и обратилась уже к Люте: — Скажи, что тебе надо?

— Такое, чтоб по лесу ходить: рубахи вроде мужских, штаны… Я могу отцовские перешить, но они уже… совсем старые, — опустила голову Люта. — Год выдержат, на второй я заплатки поставлю, а там…

— Молчи лучше!

— Платье для праздника у меня есть. Мамино, — сказала зачем-то Люта. — Ушью. Оно не такое, как у вас носят, но вдруг не прогонят, если приду?

— Я им прогоню! — рявкнула Трюдда. — Обувку бы тебе еще…

— Зачем?

— Ну… летом-то тепло, а зимой ты отцовские сапоги станешь донашивать? Ладно куртку, подпоясала потуже — и хорошо, но они-то тебе небось велики вдвое!

Люта чуть не взвыла — сколько же всего нужно людям! Не холодно ей босиком на снегу, не холодно!

Вслух же сказала:

— Деньги лучше поберечь. Я как шкур добуду по осени, тогда и приду. Сапоги же стачать не очень долго? Мне же самые простые нужны, лишь бы прочные. И… пускай деньги будут у вас, госпожа Трюдда. У вас никто не отберет.

— А… кха… Да, никто не отберет! — согласилась та. — Иди, а то темнеет уже!

— А осел? Я его напою, только не знаю, чем кормить.

— Отпусти, сам домой придет. Иди, девочка, иди…

Они с Эльви долго смотрели вслед уходяшей Люте, потом переглянулись и пошли в дом, где уже кипел на огне котелок.

— Странная какая, — сказала Эльви, отпив горячего травяного отвара.

— Ничего не странная! — Трюдда выпрямилась и посмотрела на нее с высоты своего роста. Помолчала и добавила: — Надеюсь, осел и впрямь вернется…