Панна Эльжбета и гранит науки

А теперь вот княжна Радомила свалилась как снег на голову.

Когда довольная собой Воронецкая удалилась, и появился новый соискатель, ректор Бучек уяснил, что день не задался. И год, возможнo, тоже удачи не принесeт.

Снова вошла девица и тоже явно не из бедных — и платье-то пошито из дорогого сукна, и колечки-сережки на панне не в дешевой лавчонке куплены, правда, не в пример первым двум, была девица чернява что твоя галка. Вроде как из купеческого сословия. Глазами цепкими сверкает, да улыбается так… не то чтобы зловеще, но уж точно недобро.

Стоило только ректору прочесть имя возжелавшей вкусить гранита знаний панны, как стало ясно — по-доброму она улыбаться и не могла. Не в ее породе это.

«Эльжбета Лихновская», — прочел про себя пан ректор и порадовался, что уже седой как лунь и поседеть второй раз всяко не может.

Пусть простой люд уже и позабыл, кто такие Лихновские, у магов память была куда как крепче. Лютовали прежде Лихновские с размахом, с душой, и ведь столько земель под рукой держали, что король дюже запереживал. Тогда на войну и шляхта поднялась, и маги, а все одно забороть пана Лихновского не сумели. Но так и он войско вражье не одолел. Словом, замирились. Дурной мир всяко лучше доброй ссоры.

Вот только стоило тогда вывести змеиное семя под корень.

И грамоты-то у панны Лихновской были в порядке, выправлены на совесть. А что из дурного рода… кто же станет пенять юной девице за злые дела прадеда?

Правда, когда пан Бучек поглядел в светлые, словно выцветшие глаза панны Эльжбеты, заподозрил он, что на злые дела и сама панна горазда.

Последней надеждой ректора заветный артефакт стал, что силу колдовскую выявлял. Правда, надежда была слабенькой. Чтобы явилась одна из Лихновских в Академию учиться — и силы у нее на то не нашлось?!

И панна Эльжбета не подвела. Только взяла куб в руки — тот налился тьмой, живой, бурлящей.

В тoт момент ректору Бучеку пришла в голову мысль совершенно удивительная: не такая уж и беда — толпа девиц, возжаждавших получить руку и сердце королевского наследника. Ну, или если и беда, то хотя бы невеликая. А вoт чернявая Эльжбета Лихновская, что стоит и комиссию высокую взглядом исподлобья буравит, — дело совсем другое.

Сложила Ядвига Радославовна пальцы крестом и на второй руке. На куб в руках Лихновской декан целителей глядела не мигая.

— И где учиться желаете? — дрогнувшим голосом осведомился проректор Горелик.

— Некромантию хочу изучать, — возвестила панна и этак нехорошо улыбнулась.

Зашелся в приступе кашля пан Андрыч, что проректором по воспитательной работе числился. А ведь намеревался продремать до конца приема новых студиозусов. Но тут попробуй поспи, когда этакая краса — и в твое уютное болото.

— Приняты, панна Лихновская, — даже с каким-то злорадством возвестил свою волю ректор Бучек.

Пан Андрыч закашлялся сызнова, на этот раз посильней.

Получив в руки заветную бумажку о зачислении и наказ, что делать дальше, тянуть панна Эльжбета не стала — сразу из комнаты и выскользнула. И тoлько тут комиссия высокая и сообразила, что же такое стряслось, кого именно они самолично в Академию приняли и учить магическим премудростям собрались.

Декан некромантов помалкивал, зато уж прoфессора Квятковская орать взялась за двоих, а то и за троих разом.

— Лихновская! — вoзопила oна во всю глотку.

Ну а чего не возопить, коль за дверями ничегошеньки и не слышно? Дери себе глотку в свое удовольствие, благо, повод есть.

Стекла в окнах задрожали меленько, дребезжанием магистрессе почтенной вторя.

Прочие члены комиссии только покивали этак обреченно. Что тут сказать? И правда же, Лихновская явилась. Во плоти.

Хотя плоть ту в Академии увидеть чаяли разве что перед концом света. Один только наставник некромантов сидел себе спокойненько и в ус не дул — даже улыбался предовольно, будто подарок ему преподнесли дорогой.

А ведь ему Лихновская досталась!

— И чего орешь так, Ядвига Радославовна? — обратился декан Невядомский к магистрессе c сильным неодобрением. — От воплей твоих крыша обвалиться может ненароком. А ведь уважаемая ученая дама.

От нападок тех почтенная магесса изрядно смутилась и даже смолкла. Хотя и ненадолго.

— Лихновская же ж! — теперь уж совершенно растерялась магистресса Квятковская — Прапрадеда ее Кощеем кликали! А прабабку двоюродную…

— Помню-помню, — перебил пан Невядомский коллегу, руки потирая. — Моровой девой. Народ поболтать горазд, что в старые времена, что нонче. Так то прежде было, а сейчас вон девица к нам явилась семнадцати годков отроду. Учиться желает. Так и чего орать? Хороша ж ведьма. Дар родовой так и бурлит. Некроманткой будет сильной. Такую учить только в радость.

Вот все Невядомского не как у людей! У всех страх и ужас — а этому как подаpочек с неба упал.

— У нас тут наследник престола учится! А ну как замыслила девка дурное?! — не унималась магистресса Квятсковская, за его высочество внезапно распереживавшася.

Уж больно ей не по нраву было — Кощеева праправнучка и на попечении Академии. Тут до беды точно недалеко! Близенько до беды-то! Да только как от Эльжбеты Лихновской избавиться? Никто Академии магической не указ — ни жрецы, ни вельможи, ни сам король в этих стенах власти не имут. А вот правила всевластны. И не имелось в них указания, что всех Лихновских надобно с порога гнать.

— Самое дурное, что она может замыслить — так это королевой заделаться, — буркнул декан Невядомский, окладистую бороду свою поглаживая да лукавыми глазами посверкивая.

Комиссия высокая нервно переглядываться начала, Лихновскую с короной на голове представив. Венец королевский панне Эльжбете был к лицу…

— К принцу ее и близкo подпускать нельзя! — рявкнул пан Горелик.

На том и порешили.

Вышла я за дверь и выдохнула. Вот ведь до последнего думалось мне — домой отправят, к тетке да матери. Уж больно маги достопочтенные глядели неласково. А ведь поди ж ты, приняли. Пусть и скрепя сердце да cкрипя зубами.

Поглядела я на грамотку о том, что нынче числюсь в Академии да на факультете некромантии, и отправилась общежитие свое разыскивать. Дело непростым оказалось — вроде и люда вокруг много, а каждый своим занят, даже и за рукав не ухватишь. Умучилась я, а толку чуть. И вот когда совсем уж невмоготу стало, высмотрела я в толпе студиозуса. С тем сразу было понятно — наш он, некромансерский. В черном весь и бледный что твой упырь. А насчет упырей я представление имела самолучшее, собственным опытом заработанное. Довелось как-то повстречать, да не где-нибудь, а на прадедовой могилке.

Мне тогда годков четырнадцать сравнялось, навряд ли больше, и отправилась я, стало быть, на родовой погост после заката, да одна, без тетки. А матушку к могилкам и днем-то было не заманить.

Дело привычное — есть травки, какие только по темноте и срывать да непременно на могилах и никак иначе. Словом, собралась я, корзинку да серп серебряный взяла и на погост отправилась безо всякой опаски. Наши-то домовины никто чужой тревожить не станет — мертвых Лихновских побольше живых боятся.

И вот прихожу я на могилки родные. Тишина, букашки всякие стрекочут да светляки поблескивают. А тут из-за надгробия прадеда Владислава упырь выходит. Тощий да бледный — сразу видать, давно не жрамши.

Я как углядела, кто передо мной, так и обомлела. Город у нас приличный и порядок в нем блюдут. Чтобы нежить — и по погосту разгуливала? Неможно такому быть!

Увидел упырь, что перед ним человек живой — ну и шасть ко мне. Я же, не будь дура, серп серебряный схватила — и по упырю, чтоб знал, с кем связываться не след. Вот тогда и понял гостюшка неживой, что надо бы тикать, покуда совсем уж неживым не стал. Ну и деру он дал от греха подальше.

Я же травки собрала и к магику местному отправилась об упыре рассказать. Потому как непорядок это, чтобы нежить вольно среди людей разгуливала.

Магик королевский расспрашивал с великим пристрастием. Сильно его изумляло, что девица одна — и ночью на погост отправилась да ещё и покойника восставшего не забоялася. Что ж поделать, тогда магик и месяца единого в нашем городе не отслужил.

Я все как есть уважаемому человеку обсказала в красках да подробностях. Тот смутился, что в его вотчине — и этакая напасть. Чай его величество не для того магов разослал по города и весям, чтобы в королевстве его упыри заводились.

Словом изволил магик кланяться и сочувствие безмерное выказывал. А ведь по сей день мыслю, чтo сочувствовал он упырю.

И вот студиозус тот бледный на упыря смахивал порядком, в темноте и ошибиться могла бы.

— А подскажи-ка, где тут некроманты обретаются? — спрашиваю я у парня тощего.

Тот глянул исподлобья.

— Тебе зачем?

Я плечами пожала и грамотку свою от комиссии приемной показала.

Ух как студиозуса перекосило-то.

— Наберут всяких… Ну, пошли, что ль.