Хозяин Зимы

Громкий стук прервал череду невесёлых воспоминаний, и Севара с удовольствием отшвырнула тряпку в сторону. Дворецкого в доме не было, не было и ключницы, так что отворять дверь пришлось самой.

— Здравствуйте. — Севара скрывала удивление за маской кажущегося спокойствия. На занесённом снегом крыльце мялась знакомая толстоватая женщина с добрым румяным от мороза лицом.

— Доброго вечерочка, госпожа, — кухарка из трактира смущённо улыбнулась. — Простите уж, что так поздно… С работы я… Как освободилась вот…

— Проходите, не мёрзните, — Севара отступила пропуская гостью внутрь. — Не пугайтесь пыли, мы только начали уборку.

— Что вы! Какое там «пугаться»!

— Вот и хорошо. Снимайте свой тулуп, да кладите рядом с шубой или поверх, её не испачкаете, а то эдак запаритесь. Проходите в зал, присаживайтесь. Только на диван, пожалуй, кресла ещё не очищены.

Женщина бережно положила верхнюю одежду, стараясь не задеть дорогой хозяйской шубы, стянула валенки и вошла в зал, на миг остановившись. Видно, даже в запущенном виде комната могла произвести впечатление. По крайней мере не на дворян точно.

— Вы меня, простите, я совершенно забыла представиться. Моё имя Тамьярова Севара Милояровна.

— Очень приятно, сударыня, очень! Меня Забавой кличут.

— Прекрасное имя. Позвольте спросить, какова же причина, по которой вы пожаловали ко мне?

— Вы… вы говорили… — Забава смущённо опустила голову, перебирая складки понёвы. — Вы сказали, вам бы пригодилась кухарка.

— Верно. Я остро нуждаюсь в поварихе. Видите ли, я только переехала и ищу работников. Хотели бы наняться?

— Да, только… А жить у вас здесь?

— На ваше усмотрение. Я лишь прошу свежую еду и завтрак вовремя.

— Я бы жила… А то у меня сын… Невесту он нашёл, ну приведёт, а я там… Две хозяйки в избе… Не доброе дело.

— Рядом с кухней есть комнаты. Правда, пока там нет окна… — задумчиво протянула Севара. — Мы что-нибудь найдём для вас, без сомнений.

— Да-к, мне не к спеху.

— Тогда не сомневайтесь и не беспокойтесь, уж комнат в поместье достаточно. Сколько же вы хотите за свой труд?

— Пять десятков бы оставили, да жить позволили — и мне хорошо.

— Ну, пять десятков… Моя камеристка шесть десятков берёт. Но она служанка, она не применяет свой талант. Не могу я вам платить меньше слуги. Сколько я вам обещала?

— Кажется, восемь десятков…

— Ну, не тушуйтесь. Восемьдесят, а ещё пять резов сверху.

Севара держала спину настолько прямой, что та начала побаливать, а деньгами раскидывалась так, будто они у неё лежали в кармане. Но недооценивать людей она не хотела. «Скупые платят вечность, а щедрые — лишь однажды», — учила бабушка. Она всегда говорила, что денег отдавать нужно столько, сколько бы хотела сама получить за такую работу. Когда придёт нужда, платить будет нечем, но те же люди будут знать, что получат сполна позднее, да и отношение к доброму хозяину иное. Не побегут, как крысы с палуб идущего ко дну корабля.

Слуги бабушки не менялись довольно давно, редко кто-то уходил, но и то только в ремесло, чтобы использовать свои таланты, делая их семье такие скидки, что становилось стыдно платить так мало. Например, бывшая бабушкина камеристка стала швеёй, и лишь благодаря ей Севара, её братья и сестра одевались не в обноски даже в период повального безденежья семьи.

— Однако учтите, что оплата будет лишь через две декады. Видите ли, средства идут на облагораживание моего поместья. За ожидание, конечно, доплачу.

— Да что вы, что вы! Я и так буду рада! Вам, может, помощь нужна? Я бы кухоньку прибирать начала, глядишь, утром уже на ней готовить стану.

Севара облегчённо улыбнулась. Помощь лишней не будет. Оленя как раз закончила чистить комнату. Там осталось лишь подготовить спальное место. Забава немедля сдружилась с хозяйской камеристкой, будто давно её знала. Обе ушли прибирать холодную тёмную кухню, а Севара неспешно вытирала кресла.

Заглянул дед Ежа, отчитался о дровах, которых должно хватить на две декады, а ещё похвалился, что болтливый мужик выложил, что у соседа кобылка продаётся. Не породистая, но для извоза послужить может. Севара в лошадях не разбиралась, однако иметь свою не отказалась бы, да и планировала такую покупку, но животному понадобиться много чего от снаряжения до пищи.

Дед Ежа всё же упросил хоть съездить взглянуть, всё равно мужик тот уезжает, подбросит. Несмотря на наступивший вечер, решительность новоявленного слуги оставалась нерушимой. Держать силой — бессмысленно, да и работы другой ему не поручишь, но раз уж он после таскания тяжестей такой активный, то почему бы не отправить хоть взглянуть на ту кобылу. Севара махнула рукой, мол, езжай. Дед Ежа радостно потёр руки, едва ли не убегая вон.

Помимо встречи с разбойниками в холодном лесу, остальное пока складывалось удачно. Лишь бы компания по добыче кристаллов ответила скорее и желательно согласием. Тогда будут деньги за зиму, а там и за весну. Так можно будет не подсчитывать кропотливо каждый рез и прикидывать сколько будут стоить, например, привезённые серьги с изумрудами.

В кухне потеплело — то затопилась побелённая печь. Оленя и Забава негромко переговаривались и Севара невольно прислушалась, подойдя ближе.

— … трудная у сироток, — прозвучал вздох Забавы. — Но ты молодец, раз устроилась.

— Да. На постоялом дворе сложно было, тут… пока не знаю, но сударыня мне очень нравится. Она такая… величавая. И вроде бы добрая, общается так… с уважением.

— Верно, я тоже подметила. Эдак гордо, но людей ценит поболе нашего. Я уж забыла, когда со мной, хоть и вдовой, так говорили. Одни мужики в том трактире, только успевай от скабрёзных взглядов уворачиваться, едва покажешься. Тьфу!

Севара зарделась от похвалы, но одёрнула себя, напоминая, что такой стиль коммуникации для неё нормален, и гордиться здесь нечем. Разумеется, она лучше каких-то чумазых работяг, на то и дворянка. Пожурив себя за подслушивание, Севара заглянула на кухню. Разговор стих.

— Похоже, я справилась с вытиранием мебели. Она выглядит… сносно. Здесь нужна помощь?

— Что вы, сударыня, отдыхайте, мы сами управимся! — горячо заверила Оленя.

— Негоже вам ручки белые марать, — поддакнула Забава. — Ясно дело, людей сразу не найдёте, но уж и нас тут хватит на уборку-то. Мы приученные. Вы и так тут уж столько помогли, посидите хоть.

— Скучно сидеть, — призналась Севара.

— Хотите я вам сказки расскажу? Я много знаю. Всё веселее, коль не в тишине.

— Конечно, Оленя, если тебя не затруднит.

— Мне в радость. Что бы вам рассказать… Хотите про Хозяина Зимы? Его весь Осидест знает, конечно, но сказывали о нём изначально только у нас.

Возражений не нашлось, а юная камеристка перевоплотилась в юную сказочницу и начала:

— Жила-была Зима. Дыхание — холод, поступь — хруст снега, глаза — лёд, когти — мороз, одеяние — вьюга. Бродила она по вершинам гор, накрывала их белыми одеялами, да только надоело ей сидеть в одном месте. Спустилась она к реке, лишь дотронулась, как та обернулась стеклом — прозрачное и твёрдое, только трещинки бегут. Ринулась она по устью, глядь — деревья стоят. Зелёные, точно камень жадеит. Протянула она к ним бледные пальцы, как листва осыпалась и ковром легла.

Севара присела на скрипучий стул, вытащенный откуда-то из недр кухни Забавой. Последняя стала рядом, давая себе передышку и вслушиваясь в историю.

— Голову поднимает Зима к небу синему, а над ней птицы кружат. Дыхнула на них она, те и упали. Идёт себе дальше, видит дом стоит, а в доме том щели. Через них она стужей забралась, да дитя заморозила, — печально выдохнула Оленя. — Ходила она по свету, люд пугала, души забирала, а за ней покрывало снега стелилось. Встретила она однажды на пути ведьму. Та говорит: коли будешь народ изничтожать, тот тебя изничтожит. Не поверила ей Зима и ушла.

«Чая не хватает», — подумала Севара. Ей вспомнились вечера из детства, когда мама ещё была жива, когда они собирались вместе читать сказки.

— Долго ли коротко, а Зима бродяжкой скиталась по свету. Но люди собрались вместе и начали молиться богам, чтобы те послали им спасение. Чтобы за Зимой следили, чтобы та приходила и уходила вовремя, чтобы жизнь была. Тогда боги из ночного света, ветра, металла и камня сотворили его — Хозяина. — Последнее слово Оленя произнесла немного напевно.

По спине прошли мурашки, Севара скрестила руки на груди, чуть опустив голову. Сказки про Хозяина Зимы она знала. Но те обычно начинались иначе. Он либо карал, либо давал дары, но ни разу в книгах она не встречала истории его возникновения. Подразумевалось, что он неведомое существо, которое по сути и является зимой. В истории Олени всё выходило иначе. Всё ещё сказочно, но отчего-то близко, будто и вправду ходила такая хладная дева, которую победил он…

— Хозяин схватил Зиму, да обернул волчицей, а дары её себе забрал. С тех пор он властитель севера, живущий в замке богов. И коли увидали мужчину с глазами-алмазами, отражающими свет звёзд, с волосами из снега и короной изо льда, то знайте, тот, кого вы встретили — Хозяин Зим… Ааа!

Выкрик в конце истории заставил Севару подскочить, а Забаву громко выругаться, и отпрянуть от заиндевевшего окна. За стеклом кто-то стоял, его глаза выделялись. Яркие стылые, они глядели так странно, что внутри похолодело, пасть страха клацнула своими зубами, пробежалась по спине липким студёным потом.

«Хозяин Зимы», — в панике промелькнула мысль. Верно, в том тёмном лесу был он, а теперь пришёл за ней… за невестой. «Бред!» — осадила Севара себя. Всего лишь сказка, которую рассказали в полумраке кухни и под впечатлением которой они оказались.

Глаза в покрытом морозными узорами окне исчезли стремительно, но жути нагнать успели. Оленя жалась к Забаве, обе они едва сдерживали очередные визги, что Севара знала наверняка, так как не будь она благовоспитанной дворянкой, завизжала бы первой. Что в подобной ситуации делать — не понятно. Бабушка бы приказала слуге проверить, но тут из слуг — камеристка и кухарка. А чтобы сделал… Ну, например, дед Шаркаан? Выхватил бы палаш, да зарубил негодяя…

Севара осмотрелась. Её глаза давно привыкли к полумраку, потому мигом заметили тёмную тень чугунной кочерги. Она приятно холодила ладони, а её тяжесть прибавляла уверенности. Не палаш, но тоже грозное оружие. Почуяв прилив смелости, Севара разозлилась на того, кто посмел заглядывать к ней в окна в столь поздний час, будто зная, что в поместье остались одни только женщины.

— Сиктир! — гаркнула Севара. Браниться ей было строжайше запрещено, но Годияр когда-то услышал это слово от дедушки, не сдержавшего эмоции. Брат был ещё мал и тут же принялся повторять новое слово, а когда такие речи услышала мама, то наказала не произносить такого боле. Оказалось, что бирликское слово то какое-то уж очень плохое…

— С-сударыня, — промямлила Оленя, протягивая руку, — вы куда?

— Посмотреть, кто осмелился у меня под окнами снег топтать! — зло откликнулась Севара. Резко захотелось иметь заплетённую косу, чтобы гневно откинуть её за спину, но пришлось обойтись раздражённым фырчаньем на выбившуюся прядь.