Леди-горничная возвращается

Глава 6. Битва против безликих

Дверь взорвалась. Гул Междумирья вдруг смолк, сменившись глухой, непроницаемой тишиной. Осколки стекла и металла, черные от пропитавшей их тьмы, шрапнелью хлестнули по узкому коридорчику вагона… и начисто сгорели в поднятом навстречу силовом щите. Только старик с палкой так и торчал посреди вагонного коридора. Ринувшаяся в проход безликая морда приникла к его затылку. Глаза старика широко распахнулись — а потом их залила тьма. Щупальца черноты оплели его со всех сторон, и он канул в накатывающую тьму — только палка торчала еще пару мгновений, а потом исчезла и она, будто утонула.

Щупальце обвернулось вокруг сапога лейтенанта.

— Дзанг! — щит раскрылся, вылетевший из-под него сгусток живого пламени прокатился парню по ноге, он заорал, мы с целительницей рванули, щит сомкнулся, едва не отхватив лейтенанту пятку.

Тьма сожрала сапог и грянулась об щит. Растеклась липкой пленкой по переливающемуся багрянцем и песчаным золотом пузырю, вспыхнула и растаяла. Волна мрака на миг застыла, как цунами над прибрежным городом. Безликие морды мельтешили, будто клубящаяся пена.

— Я… я виноват, я… — выдохнул лейтенант.

— Нашел время! — обрабатывавшая его ногу целительница влепила ему подзатыльник. — В строй!

Мальчишка вспыхнул и похромал во второй ряд.

В первом плечом к плечу застыли командор-северянин и степняк. Растопыренные пальцы командора оплетала цепочка армейского артефакта — не маг, плохо. От артефакта разлетались огненные искры, сплетаясь с золотистыми, будто песчаными, струйками над ладонями степняка. Шаман, хорошо. Слабый шаман, плохо.

Темная волна по-змеиному качнулась — и взвилась к потолку вагона, норовя обрушиться сверху. Второй ряд вскинул руки — щит, достроенный серебряной изморозью и вихрем зеленых листьев, завернулся, накрывая нас куполом.

— А-ссшшшш! — темная волна отхлынула назад и снова ринулась на приступ.

— Стюард хоть добрался до дорожников? — кряжистый дядька-ротмистр во втором ряду заковыристо ругнулся с характерным прононсом обитателя столичных трущоб.

— Капрал с ним пошел, он доберется… — пробормотала целительница. И тут же исправилась. — Добрался!

Поезд по-змеиному изогнулся, потом сложился пополам. За окном промелькнул похожий на сверкающую призму вагон первого класса — видны были даже перекошенные ужасом лица приникших к стеклу пассажиров!

— А-а-а! — нас швырнуло об стенку, прозрачный полог щита затрепетал, стреляя разрядами сырой силы безликим в морды, мигнул и пропал. Пучок щупалец, извиваясь, ринулся на нас — и сгорел в сгустке белого пламени из рук целительницы. Смертельно побледнев, та рухнула на пол.

— Вертел им в зад и об стенку! — наскоро латая щит, орал командор.

— А-а-а! — об стенку снова шарахнуло нас — поезд опять сложился, нас швырнуло в другую сторону, вояки, раскорячившись крабами, кое как удержались. Дорожники разворачивали поезд… только вот если демоны сметут нас раньше, всем вагонам позади нас — конец!

— Не пойдет! — я выпихала тело целительницы из-под ног, и на четвереньках полезла в узкое пространство между вторым и первым рядом.

— Какого? — рыкнул ротмистр, когда я оттолкнула его ногу.

— Цыть! — рявкать в ответ, когда копошишься у мужика под ногами, не очень удобно, но у меня опыт большой, разнообразный. — Ты и ты… — я ткнула в ротмистра, и в лейтенанта. — Руки сюда! — и выдернула из прически две длинные толстые шпильки с черными, зловеще поблескивающими остриями.

Кажется, именно эти вот острия и убедили их послушаться. Я уже говорила, что люблю наших военных? И от большой этой любви я вогнала им булавки прямиком в вены. Ротмистр зашипел, мальчишка-лейтенант застонал…

— Раз… два… — считала я, глядя как полые желобки в булавках заполняются кровью.

Темнота снова ринулась в атаку. Накатила тугой волной, ударила в искрящий щит, заставляя его прогнуться, и растеклась, покрывая сплошной пленкой. В вагоне мгновенно стало темно — и без того тусклые лампы под потолком гасли, будто что-то выкачивало из них свет, навалился холод, по стенам зазмеились то ли плесень, то ли изморозь… Только щит продолжал сиять, но это свечение тоже меркло.

— Три! — я выдернула наполненные кровью шпильки и принялась чертить на полу. — Раз… два… три…

Щит мигнул — изо рта у меня вырвался клуб пара, а леденящий холод сковал пальцы.

Командор снова выругался — щит восстановился.

— Четыре…

Щит опять мигнул. Безликая морда взмыла над головами командора и степняка и, кажется, с любопытством глядела: что я там делаю? Мое тело застыло, руки оледенели…

Командор выругался совсем грязно — щит восстановился.

— Пять! — я вычертила в середине сдвоенный символ. Рекорд скорости на экзамене в Академии только что был побит!

Мрак ударил в щит, гладкие морды надвинулись, заколыхали щупальцами, щит начал прогибаться…

— Силу! Сюда! — рявкнула я, и ротмистр с лейтенантом послушно ударили: обычный для севера лед и неожиданная для выходца со столичного дна зеленая сила природника потекли по линиям пентаграммы, собрались в центре, слились, и вспыхнули, двойным столбом ударив в потолок.

Щит лопнул. Щит возник — зелено-голубой, словно спрессованный из листьев, перевитых прожилками льда. И вдруг стало тихо. И холод пропал. И лампы загорелись.

— Фух! — я плюхнулась на пол посреди вагонного коридора, безжалостно сминая кринолин и неприлично растопырив ноги. А, плевать!

— Сколько продержится? — прохрипел командор, окидывая взглядом новый щит. В прозрачных ледяных «окошках» то и дело сгущалась тьма — безликие демоны искали проход.

— Понятия не имею. — пожала плечами я. — Если б я знала их силовые характеристики… — я совершила очередную неприличность, ткнув пальцем сперва в ротмистра, потом в лейтенанта. — Высчитала бы до минуты, а так… Или дорожники выведут поезд, или нас сожрут. Так или иначе, скоро узнаем.

— Веселая… дамочка… — прохрипел ротмистр, приваливаясь к стене. Из пробитой шпилькой вены текла не кровь, а тонкая струйка зелени. Вливалась в пентаграмму, прокатывалась от зубца к середине, сталкивалась с льдисто-голубым потоком силы из вены лейтенанта, и откатывалась обратно к зубцу. И снова, и снова…

— Самовосстанавливающаяся пентаграмма? — приподнимая веки, прохрипела целительница. Я кивнула. — У нас есть шанс! — выдохнула она и снова обмякла у стены.

Я промолчала. В моей пентаграмме одна сила подпитывает другую — если есть что подпитывать — и держится она намного дольше обычной, односиловой… Но вахмистр с лейтенантиком, увы, на архимагов не тянут: вон, один побледнел, а второй и вовсе к стене привалился… Хотя сил у них все равно больше, чем у меня!

За уцелевшими окнами вертелся хоровод пустых лиц — безликие демоны заглядывали в окна, щупальца тьмы оплетали вагон, скребли по крыше, неслышно, но ощутимо, будто прямо по душе ледяными когтями. Один безликий завис в окне и пялился на меня, точно запомнить хотел.

Командор посмотрел на него, хмыкнул и отвернулся.

— Гарнизон-командор города Приморска Улаф, из алтарного рода лордов Рагнарсонов, третий пехотный полк генерала Барнса. — хриплым голосом разбивая нависшее молчание представился он. — Лейтенант Сигурд, рода Барнкулданс, ротмистр Ка Хонг, ротмистр Мамочка… э-э, Мамовски… лейтенант службы целителей Гюрза…

— Это фамилия. — не открывая глаз, пробормотала целительница.

— За отличную службу награждены поездкой на техно-магическую выставку. Возвращаемся к месту дислокации.

— Хреново-то как возвращаемся! — выдохнул Мамовски и закусил ус — глаза у него побелели от боли.

Ой, плохо-плохо-плохо…

— Мамочка, здесь дамочки!

— Это Гюрза-то? — блекло усмехнулся ротмистр.

— Летиция де Молино. — строго по этикету наклонила голову я. Сидя на полу, да еще в платье с разрезанным рукавом и прожженной в кринолине дырой, смотрелось не очень… вот пусть об этом несоответствии и думают, а не о том, что волны, катающиеся от одного зубца пентаграммы к другому, начали заметно стихать, а струйки силы, тянущиеся от армейских магов, превратились совсем уж в ниточки.

Вояки продолжали вопросительно смотреть на меня.

— Они хотят знать, у кого вы служите. — эхом отозвалась целительница.

— У лорда Трентона.

Вояки озадачились.

— Горничной. — уточнила я.

Они озадачились совсем, но вопросов не последовало — командор покосился на пентаграмму, и принялся снова наматывать цепочку артефакта на пальцы. Лопнет мой щит, они со степняком снова поставят свой, но очень скоро артефакт истощится, и тогда счет пойдет на секунды. Поезд мчался сквозь черноту Междумирья. Зависшая в окне морда вдруг… Ее словно ножом прорезали! Четко вычерченный полукруг возник на месте рта — как на детских рисунках! Сердце гулко бултыхнулось где-то в горле… и я поняла, что тварь — улыбается! Треклятый демон ухмылялся, пялясь мне в лицо!

Послышался тихий треск. В наступившей тишине отчётливо слышно было: хрусь-хрусь… чавк-чавк… Будто чьи-то челюсти грызли щит с той стороны. На измазанный кровью пол тонкой струйкой посыпалась ледяная крошка — и снова стало нестерпимо холодно. Зелено-ледяная сила заметалась по пентаграмме, как мышь, удирающая из-под лап кота, и… пшшшш! Погасла.

— Дзанг! — трещины располосовали щит на ломти. Бдзын! — и он осыпался, мгновенно истаивая в воздухе.

Песчаный щит раскрылся снова, с размаху приложив по безглазым мордам ринувшихся на нас демонов. Заискрил, плюясь языками племени и песчаными смерчами.

Первым упал степняк — волна песка просто растворилась в черноте. Командор держался еще пару мгновений — его мотнуло из стороны в сторону… артефакт напоследок плюнул огнем, зашипел и сдох, рассыпавшись на мелкие обломки.

С пронзительным воем безликие ринулись на нас. Я увидела несущееся на меня пустое лицо с будто нарисованной карандашом ухмылкой и…

В окна ударило солнце.

Слепящие лучи били в стекло, отражались многоцветной радугой, расходились похожими на павлиньи хвосты веерами…

Плывущие за окном безглазые физиономии осыпались… И в оконные рамы вцепились пальцы скелетов. Челюсти черепов щелкали, пытаясь прогрызть стекло…

Облепленный полуразложившимися мертвецами поезд вырвался под стеклянную крышу вокзала. Солнце, сфокусированное в стекле, окатило вагоны живым пламенем… и мертвецы принялись крошиться, как отпадающая короста. Сыплющиеся с крыши костяки хрустели под колесами.

На пустом лице мчащегося на меня демона даже какое-то выражение… мелькнуло. А потом солнечный свет накрыл и его, череп клацнул зубами у самого моего носа и… покатился по изрезанному полу вагона к ногам пытающейся подняться Гюрзы. Самый обыкновенный, оскаленный, пожелтевший от времени череп.

С потолка сыпались кости.

Я смотрела на этот костепад с умилением.

— Леди и лорды, дамы и господа, прошу сохранять спокойствие! По техническим причинам…

Я истерически хихикнула…

— Наш поезд совершил незапланированную остановку на грузовой станции Приморска Южного. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, пока к вам не подойдут представители власти…