Крылья пепла

Глава 6

Ллотин

Выглянувшее солнце гладило по лицу, потеплевший ветер забавлялся волосами, которые Эйту было лень плести. Он даже не расчесался, прошелся пятерней, наскоро оделся и подался прочь из душноватой комнаты, оставив окно нараспашку. У ворот ему покричали что-то не слишком приятное, но он приветственно помахал доброжелателям двумя оттопыренными пальцами, чем вызвал новый шквал словословия в свой адрес. Хорошее утро должно начинаться весело.

Погода радовала. И перспективы тоже. Хафтиз договорился с владельцем обоза на приличную сумму и взял задаток. Отправится должны были еще две недели назад, но нерешительная весна не торопила радовать солнцем, дороги были дрянные, потому ждали, пока подсохнет. И вот — расщедрилось. Второй день было относительно солнечно и даже относительно тепло. Вейне вдоволь насиделся на холме. Не пел с ветром — здесь, хоть и не бывало прохожих, но все всегда случается впервые и в самый неподходящий момент — просто слушал и впитывал, отвернувшись спиной к Стене. Отсюда она выглядела дымкой, застилающей горизонт, но все равно давила, ведь Эйт прекрасно знал, как она выглядит вблизи. Даже прикасался. Теплая, как кора дерева, и не скажешь, что камень. С внешней же стороны, Стена была ледяной настолько, что стоит дотронуться — до дна промораживает.

Граница из живого камня была выращена, чтобы впитывать силу мира и оградить остатки магии Истока от рассеивания. И если воду можно было запереть, то ветер не удержишь. После того, как Стена замкнулась, скрыв значительную часть Земель элфие и элтаре, хуже всего стало таким как он, стихийным, кто пел ветру или воде, водникам — особенно.

Раненый мир делился неохотно, Исток был заперт внутри границы, речь почти забыли. Да и как не забыть, если ее носители попрятались за Стену, едва оба Владыки пропели Призыв, собирая всех, в ком была хотя бы половина старшей крови. Среди прочих, настолько хорошо владеющих элфиен’риа и голосом одновременно, чтобы петь, были единицы. Такие вот отщепенцы вроде него, по тем или иным причинам покинувшие Земли и скрывающие свою инаковость. Элфие в людских землях и раньше не то, чтобы очень любили, скорее с ними считались, побаивались, стремились угодить, сейчас же старшая кровь вызывала презрение, отвращение и желание использовать, словно всем тинтае из поколения в поколение каким-то невероятным образом передавалась жажда поквитаться за сотни лет служения и рабства.

Остроухих, с интересным цветом волос или глаз девчонок-смесков охотно брали в дома увеселений, разносчицами в таверны и в горничные, практически с тем же смыслом. Встречались и ремесленники: вышивальщицы, кружевницы, ювелиры, оружейники, резчики. Или барды. Слово «менестрель» Вейне нравилось больше, потому что не было похоже на бордель — так назывались места, где услуги оказывали исключительно эльфы, и мужчин среди них было не меньше, чем девиц. Но все же большая часть выбрала стезю охранников, наемных воинов и всяких прочих, где нужно было ловко управляться с мечом, луком, кинжалом, а лучше всем сразу. И чаще всего эти умения требовались против таких же, как они сами.

Кто в плен ведет, тот сам будет пленен; кто мечом убивает, тому самому быть убиту мечом — неумолимый закон равновесия, выведенный в строках Писания Единого, большую часть которого занимает Предвестие края мира. Уложения, если сравнивать, Вейне были больше по душе. Лучше конкретные правила, чем пророчества, полные метафор, аллегорий и двусмысленностей.

Нужно было спускаться, но было лень. Эйт разомлел от солнца и силы. Давно он не чувствовал себя так хорошо вообще, и в Ллотине — особенно. Его так разобрало, что он опрометчиво затеплил в клетке пальцев воздушный светляк. Простое детское упражнение далось неожиданно тяжело. Вейне поспешил свернуть плетение. В груди билось. Подышал, чередуя вдохи и выдохи, успокоился.

Качнулись голые ветки торчащего рядом дерева — светло-серая пичужка с рыжеватым хвостом, острым клювиком и глазами-бисеринками, потопталась, устраиваясь, повертела головой, пискнула. Соловей.

— Таан’эльвен [1], — едва слышно прошептал Эйт и вздрогнул от резкого звука хрустнувшей под неосторожной ногой ветки.

Дал себе мысленную затрещину, поднялся, отряхнул зад от налипшего сора и пошел навстречу.

Хафтиз все-таки не утерпел и отправился на поиски. До сих пор сомневается, что он в последний момент не улепетнет, не выполнив уговора? И улепетнул бы, по-прежнему пятки жжет.

Купец не понравился от слова "совсем". Мутный, и дело явно нечистое, а стоило уточнить маршрут — заюлил, как змея под рогатиной, и глазами забегал. Но Хафтиз сделался совсем несчастным, и денег не было, и обоз шел в Ведере. Последнее сыграло основную роль в том, что Эйт, вопреки всем предчувствиям, наступил натуре на горло и кивнул. Но видимо, как-то не так кивнул, потому-то Хаф все две недели пасет его, как племенную кобылу, глаз не спускает, и все, что ни попроси — сразу на. Даже Кайти пытался гонять, заметив, что напарник женского общества не желает. Напарник не желал общества конкретно этой дамы, а прочие пусть бы вились и чирикали воробышками, но лишенная благосклонности Кайтмарен вечерами из угла своего смотрела коршуном и распугивала всю стайку куда надежнее, чем Хаф.

— Мамуля, я уже погулял, — засиял во все зубы Вейне, едва Хафтиз вывернул из-за валуна. Напарник посмотрел, сплюнул под ноги, развернулся и пошел обратно. Эйт пристроился ему в хвост. Тропинка узкая и идти рядом было неудобно.

Хаф пару раз оборачивался, проверяя, идет ли Вейне следом, всякий раз натыкался на такую же дурную улыбку и оборачиваться перестал. Так и спустились, молча. Молча же миновали низенькую и редкую рощицу, вышли на дорогу.

— Вот смотрю на тебя и удивляюсь, — протянул Хафтиз.

— Чему, заботливый мой? — продолжал дурачится Вейне.

— Каким таким чудным образом на тебя это твое ежеутреннее сидение на холме действует. Рожа разгладилась, грива блестит, шкура едва не сияет, и сам будто распрямился весь и даже выше стал и, вроде как, здоровее. В чем секрет?

— О! Это специальный ритуал, доставшийся по наследству от чистокровного эльфийского предка, — таинственно поблескивая ярко-голубыми глазами ответил Эйт. — Выполнять рекомендуется исключительно по утрам, наедине с собой и думая о возвышенном.

— О чем это?

— О бабах.

— И что же за ритуал такой? — заподозрив подвох, уточнил Хафтиз.

— Старая тайна, но тебе, как давнему приятелю, скажу. Шепотом и на ухо.

И сказал.

Хафтиз сначала по упомянутому уху съездить хотел, а потом передумал и заржал.

— Ну и бесстыжий же ты, Вейне.

— Хаф, мне далеко за сотню, как думаешь, можно меня чем-то в этом плане удивить?

— И насколько далеко за?

— Старая тайна, но тебе, как давнему приятелю, скажу. Шепотом и на ухо, — сверкая улыбкой, заявил Эйт. — И наемщику нашему то же самое сказать хотел.

— Что не сказал?

— Деньги. И Ведере, — коротко отозвался Эйт и дальше молчал, и Хафтиз понял, что деньги тут не главное.

________________

[1] Таан’эльвен — соловей, буквально ночной певец (таан — ночь, эльвиен — песня)