Ужасная госпожа

– Пурнима! – вбегая в комнату, окликнула Иса. – Переодень меня! Живо! Я хочу прокатиться на подарке герцога! – она нетерпеливо переступала, как молодая кобылка, пока Пурнима расшнуровывала испачканное и надевала на госпожу новое платье. – Проследи, чтобы Жуан съел весь завтрак. Не доверяю я этой бездельнице  Дуде. Папенька уехал, и теперь она целыми днями будет пропадать в его библиотеке, забыв о своих обязанностях, – фыркнула графиня. – Потом ты свободна, можешь спуститься на кухню и поесть.

И Иса выпорхнула из комнаты.

Окинув придирчивым взглядом сад, ни намеком не напоминающий о вчерашнем празднестве, она, хоть и старалась сохранять приличествующую госпоже степенность, торопливо зашагала к конюшне.

– Эй, ты! – крикнула в пронизанный желтыми лучами пыльный сумрак. – Оседлай мне коня. Я хочу прокатиться.

Сначала под косыми стрелами проникающего сквозь щели света блеснула загорелая грудь, виднеющаяся в распахнутом вороте блузы, затем показались широкие плечи и узкие бедра и наконец насупленное лицо покинуло душную тень.

– Графиня, – преувеличенно учтиво поклонился Витор.

– Живо приготовь коня. Я хочу покататься, – едва удостоив раба презрительного взгляда, высокомерно велела Иса и обмахнулась надушенным платком.

– Достопочтенная сеньорита Мария Исабель Линьярес де Сильва, – Витор снова поклонился настолько учтиво, что больше походило на насмешку. – Я не могу приготовить для вас коня, потому что на нем уехал граф де Сильва.

– Отец? – огромные, осененные длинными ресницами черные глаза удивленно распахнулись, а потом сузились – Не смей мне лгать! – тонкие крылья породистого носа раздувались, а пухлые, напоминающие свежий утренний бутон губы гневно кривились. – Отец уехал в карете! Я сама видела! Что ты сделал с моим конем? Это подарок герцога, и тебе не поздоровится, если с ним что-то случится.

– Не ваш отец, – возмутительно хладнокровно ответил Витор. – Граф Жуан Линьярес де Сильва.

Из глаз Исы исчезла томная, чарующая мужчин бархатистость, а ее место заняли гневные всполохи преисподней.

Как и полагается будущей герцогине, Иса старалась говорить спокойно, но сквозь ровный тон все равно прорывались звенящие нотки.

– Кто дал тебе право распоряжаться моим подарком и решать кто на нем будет ездить?

Кровь бросилась в лицо юной графини и ошпарила щеки жарким румянцем. Витор, хоть и был не трусливой породы, невольно отступил перед разгневанной хозяйкой.

– Разве я не говорила, чтобы ты к нему никого не подпускал? Кто ты такой, что посмел ослушаться моего приказа? – Иса взглядом обшаривала стены в поисках кнута, чтобы немедленно наказать наглого раба сразу за все, но на глаза ничего не попадалось. Зато графиня заметила мажордома, разыскивающего ее, чтобы справиться к какому часу готовить обед. – Фуртадо, ты то мне и нужен! – воскликнула она.

– К вашим услугам, сеньорита Исабель, – учтиво поклонился он. – Какие будут распоряжения?

– Вот его, – Иса ткнула ухоженным пальцем в отступившего в тень Витора. – Связать, вывести во двор и высечь на глазах у всех. В назидание тем, кто полагает, что мои приказы можно не исполнять!

– Сеньорита, могу я узнать, в чем он провинился? – поинтересовался Фуртадо, ошибочно полагая, что юная госпожа нуждается в наставлениях, и только подливая масла в огонь.

– С каких пор моего слова недостаточно, чтобы его исполнять? Хочешь занять его место? Может, это тебя надо высечь, раз слуги и рабы не исполняют приказы? – теперь Иса наступала уже на Фуртадо, растерявшего под гневным взглядом и угрозами госпожи все свое достоинство.

– Пойдем, парень, – повернулся он к Витору, до конца не верящему, что  нежная и хрупкая с виду девушка, хоть взбалмошная и капризная, способна высечь человека.

Но уже подоспели остальные слуги и, взяв под руки, повели его на двор.

Фуртадо медлил, оглядывался на госпожу, не решаясь привести в исполнение ее приказ – граф де Сильва не жаловал телесные наказания в своем доме, и с тех самых пор, как Фуртадо приехал на Новую Землю, хлыст ни разу не опустился на спину слуги.

– Чего ты ждешь? – Исабель сжала кулаки и притопнула от злости.

Если даже дома в отсутствие отца не может заставить слуг повиноваться, то какой же хозяйкой проявит себя в доме герцога?

– Промедлишь еще хотя бы минуту, и тебя высекут вместе с этим невольником, – взвизгнула Иса. – Я сама высеку вас обоих! – и направилась к конюшне, но свист рассекаемого воздуха заставил ее остановиться и обернуться.

А когда хлыст с жутким звуком опустился на плечи Витора, обвил, оставляя темный след, Иса невольно закрыла глаза ладонями, но вспомнив, что она графиня, а в скором будущем герцогиня, отняла руки от лица и гордо распрямилась.

Ослепленная злостью на раба, брата и требуя немедленной расправы, она и не подозревала насколько ужаснет устроенная ею же экзекуция.

Иса до боли кусала раскрасневшиеся губы, чтобы сдержать вскрик, рвущийся из груди, каждый раз, как плеть, теперь уже с влажным чмоканьем опускалась на еще утром бывшую белой, а сейчас пропитавшуюся кровью рубаху, но не могла отвести взгляд от зачаровывающей своей безжалостностью картины.

Не в силах стоять, Витор упал на колени, когда леденящий звук, с которым хлыст рассекал воздух, перебил перестук копыт.

Слуги расступились и сквозь их кольцо на жеребце Исы неторопливо проехал Жуан.

Иса едва сдерживалась от негодования – это изнеженное ничтожество, бесхребетный слизняк, мало того, что посмел взять ее коня, так еще собирается диктовать как вести дом и в присутствии челяди объявляет себя главой дома. Кто же после этого будет ее слушаться?

Но, не желая делать слуг свидетелями ссоры господ, ласково улыбнулась брату, отчего несчастного пробил озноб.

– Жуан, похоже утренняя прогулка пошла вам на пользу?  – мгновенно превратившись из грозной хозяйки в заботливую сестру, поинтересовалась она. – Достаточно ли резвый конь? Не утомил ли он вас?

Хоть и дрожа от страха перед сестрой, Жуан степенно шел к дому и важно качал головой.

– Нет, недостаточно резвый, – я хотел поупражняться в верховой езде, но эта кляча еле плелась, поэтому я так быстро вернулся, – Жуан постарался незаметно отереть блестевший от пота лоб. – Наверное, потому что он такой медлительный, его и подарили девчонке. Когда папенька вернется, попрошу купить мне самого быстрого жеребца.

Иса с трудом удержалась, чтобы не отвесить братцу хорошую затрещину, но слуги все еще  перешептывались и провожали их испуганным взглядами.

– Вы наверное проголодались после прогулки? – продолжала нежно ворковать Иса. – Я велела приготовить для вас сытный завтрак.

– Я скажу папеньке, что ты была хорошей сестрой, – важно кивнул Жуан, вечно ущемляемая гордыня которого с алчной жадностью впитывала показную заботу Исы и помогла увериться, что власть графа де Сильва полностью перешла в его руки.

– Буду весьма признательна вам, брат, – кротко ответила Иса, кивком показывая служанке, что может подавать на стол. – Пожалуйста, сделайте мне приятное, поешьте, я сама выбирала блюда, – злости и жажды мести Исы хватило даже на то, чтобы присесть перед заморышем в почтительном поклоне, почти как перед отцом, что еще больше возвысило Жуана в собственных глазах.

– Только, если ты составишь мне компанию, сестра, – он старательно подражал словам и тону отца, но бегающий взгляд и дрожащий голос сводили на нет все усилия.

– Конечно, – мило улыбнувшись, Иса опустилась на стул по левую руку от брат, занявшего место отца.

Она только сверкнула глазами, но тут же потупилась в тарелку. Наблюдая исподтишка, как брат со степенным жеманством, нелепо подражая отцу и стараясь скрыть жадный аппетит, поглощает вкуснейшие, но вредные для него блюда, Иса мыслями вернулась к рабу, высеченному вкровь по ее воле.

Зоркий глаз графини не упустит ни малейшего проступка, поэтому, едва она скрылась в большом доме, все поторопились вернуться к своим делам, оставив истерзанного конюха на солнцепеке.

И Витора не было сил, чтобы даже подняться на колени, и он продолжал лежать в том же положении, как упал после очередного удара, пронзившего болью рассеченную плоть.

Нос забило пылью, сочащаяся кровь густела и постепенно засыхала, стягивая кожу и приклеивая к ранам лохмотья, некогда бывшие рубахой.

Даже злость на капризную и избалованную девчонку, поселившаяся в сердце с первым ударом кнута, отступила под накатывающей волнами и отупляющей болью. Хотелось закрыть глаза и перестать чувствовать, но беспамятство не приходило.

Он слышал ленивое жужжание мух, почти неосязаемый ветерок от их крылышек, то, как перебирали крохотными лапками, подбираясь ближе к ранам, но не было сил даже отогнать их. Любое движение, даже дыхание причиняло боль.

– Ты что здесь лежишь на самом зное?

Сквозь сплошную боль прорвался торопливый шепот. Чья-то тень заслонила ослепительно-белый диск солнца. Мокрая тряпица коснулась иссохших и потрескавшихся губ, и Витор сразу же вцепился в нее зубами, жадно вытягивая влагу.

– Давай, поднимайся, – тонкие руки с шершавыми пальцами подхватили его под мышки. – Что разлегся! Мне тебя не унести, поднимайся.

Исхлестанная шея не поворачивалась, и Витор скосил глаза – Дипали пыталась его поднять, при этом склонилась так, что палла сари едва не соскальзывала с плеча.

– Пойдем-пойдем, а то солнце тебя высушит, – она змеей подлезла под его руку, но поднять сил не хватало.

Витор попытался встать, но ноги дрожали и держали плохо. Хоть он и старался облегчить старания Дипали, но, все равно, девчонка почти несла его на себе до самой конюшни, где и уронила на ворох соломы.

– Спасибо, – прохрипел Витор.

А Дипали, ненадолго исчезнув, тут же вернулась и поднесла к губам глиняную пиалу.

Вода слабо отдавала тиной, но Витор не обращал внимания. Захлебываясь и кашляя, он пил жадными глотками, словно боялся, что пиала исчезнет.

– Ты весь в крови. Тебя надо вымыть, – обеспокоенно заметила Дипали, отгоняя от Витора рой мух.

Она попыталась стянуть с него рубаху, и Витор не смог сдержать стона, когда засохшие лохмотья оторвались, открывая сочащиеся раны.

– Тише-тише, – приговаривала Дипали. Тепрь она уже не отдирала а отмачивала изодранные лохмотья, и Витору было не так больно. – Вот почти и все, – она удовлетворенно осмотрела дело своих руки и прикусила губу.

Иссеченная кожа Витора выглядела не намного лучше изодранной рубахи. Шея, спина и плечи – все было покрыто вздувшимися багровыми рубцами с неровными рваными краями, а там, где они пересекались, кожа, казалось, вот-вот отпадет.

– Потерпи, – прошептала Дипали, осторожно промывая раны, и Витор стиснул зубы, сдерживая рвущийся из груди стон. Если гордячка где-то неподалеку и наслаждается его мучениями, то он не издаст ни звука и не доставит удовольствия испорченной девчонке.

Сейчас же, хоть и не признавалась себе, но больше всего она хотела вернуться  в конюшню и узнать как чувствует себя Витор, ни звука не проронивший во время экзекуции, испугавшей саму Ису.

А Жуан, получив наконец доступ к запретным яствам, никак не мог закончить, удерживая сестру за столом. За что безвольный обжора тоже должен будет поплатиться.