Волчья мельница

Новость о чудесном исцелении красивой владелицы книжной лавки облетела квартал. Бертий стала выходить чаще, чтобы укрепить ноги. Она шла, гордо вздернув подбородок и опираясь на зонтик, изготовленный для нее шляпником с площади Сен-Марсьяль. Крепкий, как трость, но куда более изящный, с набалдашником из слоновой кости, выточенным в форме птицы, зонтик очень нравился Бертий. Она сама выбрала ткань — бежевый шелк, расписанный розовыми цветами.

Гийом расспрашивал ее сразу по возвращении откуда-либо. И больше всего молодого мужа беспокоили послушание жены и ее любезность. Раньше Бертий открыто возмущалась его манией следить за нею, отгонять от нее мужчин, если только речь шла не о детях и стариках. Гийом чувствовал, что тут что-то неладно. Так оно и было. Все мысли Бертий занимал один-единственный мужчина — Бертран Жиро. Но после суда над Жаном они ни разу не виделись.

«А ведь раньше он дважды в неделю заглядывал в магазин!» — сокрушалась про себя молодая женщина.

В воскресенье они с Гийомом обедали на мельнице. Это было через три недели после гибели Фолле. К огромному огорчению Клер, Бертий явилась в своем привычном образе инвалида.

Сегодня нервы у нее были на взводе с самого утра. Покупатели шли потоком, потому что Бертий выставила в витрину иллюстрированные издания Жюля Верна. И табличку, на которой написала витиеватым почерком: «Прекрасный подарок к Рождеству!» Гийом ее усилий не оценил.

Сказал, что это слишком броско, вульгарно.

В полдень они закрыли магазин и поднялись наверх обедать. Бертий очень устала, как и каждый раз, когда приходилось много стоять на ногах.

— Мне бы хотелось отдохнуть после обеда. У меня мигрень. Если останешься тут, будешь ходить взад-вперед, скрипеть ступеньками, хлопать дверьми. Шум меня ужасно раздражает. Может, возьмешь фиакр и съездишь на мельницу? Я приготовила рождественские подарки для малышей. Отвезешь их Клер?

Гийом подозрительно насупился:

— А ты в это время полежишь спокойно в кроватке? За идиота меня держишь? Признайся, у тебя есть любовник, и мое отсутствие вам на руку!

Никогда еще Гийом Данкур не был таким озлобленным. Бертий же и бровью не повела.

— Гийом, не сходи с ума! В чем ты можешь меня упрекнуть? Ну подумай сам! Со дня свадьбы мы всегда вместе. И, смею напомнить, я принесла супружескую клятву в церкви! Поклялась быть тебе верной женой. А послушать тебя — я просто шлюха какая-то!

Грубое «шлюха» несколько охладило Гийома. Он пробормотал:

— Нет, конечно! Я знаю, ты чиста передо мной, но я так люблю тебя, моя принцесса! Мужчины глаз с тебя не сводят. И так было, даже когда ты не могла ходить. Скажу как на духу: до того, как ты выздоровела, меня не так мучила ревность!

Удар попал в цель. Бертий встала, бледная как полотно.

— Какое восхитительное доказательство любви! Еще чуть-чуть, и ты признаешься, что женился на мне, потому что я не могла двигаться, была пленницей своего кресла. Гийом, ты мне отвратителен!

Молодая женщина заплакала. Гийом смотрел на жену, сгорая от стыда и желания. Она была смыслом его существования. Платье из плотного жемчужно-серого атласа соблазнительно облегало ее красивую грудь, подчеркивало тонкость талии. Из выреза, обрамленного кружевным воротничком, поднималась изящная шея с тончайшей, нежной кожей, которую он так любил целовать в том месте, где начинались волосы, легкие, как у ребенка.

— Моя принцесса! Дорогая моя, прости!

Он поспешил обнять жену, потянулся губами к губам. Бертий оттолкнула его с такой силой, что чуть не упала — внезапно подломились ноги. Муж ее удержал.

— Любовь моя, иди приляг! Ты еще очень слаба. Я обидел тебя. Голубка моя, я сейчас же еду на мельницу! На обратном пути загляну к кузенам в Вёй. Целый день в твоем распоряжении. Если хочешь, можешь открыть магазин часов в пять.

Бертий не спешила верить своему счастью.

— Правда? Спасибо! Книги для Клер под прилавком, я завернула их в синюю бумагу. И купи домой хлеба!

— Нет, вечером мы идем в ресторан! Тот, что на площади. Там подают устриц!

Бертий кивнула, все еще хмурясь. Через десять минут Гийом ушел. Молодой женщине хотелось кричать от радости и облегчения. Она поставила чайник на плиту, радуясь как дитя, что выпьет кофе в полном одиночестве. Только нужно сперва закрыть магазин… Было уже полвторого. И вот, когда она закрывала дверь на задвижку, перед витриной появился Бертран Жиро. Он широко улыбался.

С бьющимся сердцем Бертий открыла ему, впустила внутрь. Адвокат помахал белым конвертом:

— Бертий! Это помилование! Жана сегодня же освободят! Президент Лубе его помиловал! Но, бог мой, вы на ногах!

В своей восторженности он не сразу осознал этот потрясающий факт. Молодая женщина дрожала всем телом.

— Жан помилован! — повторила она. — Спасибо, Бертран! Спасибо! Какая радость для Клер! Да, я могу ходить, я поправилась… Господи, сегодня такой счастливый день!

И без дальнейших раздумий она бросилась ему на шею. Предупреждая ее падение, Бертран сжал молодую женщину в объятиях, крепко-крепко.

— Ноги иногда меня подводят! — выдохнула Бертий. — Это от волнения! Я еще слишком слаба. Пожалуйста, помогите мне подняться наверх, там и поговорим!

Бертий плакала и смеялась. Бертран взял ее на руки, благо это было нетрудно. Их щеки соприкоснулись, и им обоим показалось, что они в раю. В гостиной Бертран спросил нерешительно:

— Где вас устроить?

— На диване, справа от вас! Не беспокойтесь, я быстро приду в себя. Но мы не виделись больше месяца, и эта замечательная новость!.. Я чуть не потеряла сознание.

Мужчина деликатно усадил ее на диван, а сам остался стоять. Бертий подала ему руку. Бертран поцеловал ее пальчики — тонкие, словно выточенные из перламутра.

— Вы очень бледны, — прошептал он. — Будем откровенны! Вы действительно поправились или же истязаете себя чрезмерно, непосильно? Если б я знал, что однажды вы сможете ходить… Это чудо, Бертий! Господь любит вас!

Молодая женщина привстала на локте. Своими ясными, необыкновенного оттенка серого глазами она неотрывно смотрела на Бертрана. Так близко его лицо она видела впервые. У него были тонкие, подвижные черты и при том пухлые губы, россыпь веснушек на прямом носу и скулах.

— Не думаю, что Господь меня любит, но звучит это замечательно. Честно говоря, я — плохая девочка и часто недоумеваю, чем заслужила это исцеление. Но поговорим об этом как-нибудь потом! Я по вам скучала! — заключила она.

Адвокат не был готов к такому признанию. Он поспешил к Бертий, чтобы сообщить ей хорошие новости, обрадовать. И перечеркнул тем самым все свои благие намерения. Волнуясь, он объяснил мягко:

— Буду с вами откровенен. Я решил приходить к вам как можно реже. Видеть вас — слишком большое удовольствие, и я чувствовал себя предателем по отношению к жене и вашему мужу. Вы занимаете все мои мысли, милая Бертий, и это стало чем-то вроде навязчивой идеи. Другого выхода я не видел. Я не послушался своего сердца пять лет назад, а жаль! Мы с вами виделись на похоронах моей матушки, потом — когда хоронили отца. Вы уже тогда мне нравились. Но пришлось бы разрывать помолвку, а в нашем кругу это скандал. Я был очень молод, вы — еще моложе. И я подавил в себе это влечение. А теперь… это выше моих сил!

Бертий слушала с комом в горле, трепеща от радости. И вдруг воскликнула:

— Бертран, мы еще так молоды! И, увы, оба несвободны. Я стольким обязана Гийому… Хорош он или плох, но он полюбил меня с первого взгляда — меня, калеку! Пожертвовал всем, чтобы свозить меня в путешествие, и в результате разорился. Баловал, как мог!

Бертий услышала разъяренный свист закипевшего чайника. Встала с дивана и, держась за стену, просеменила в крошечную кухню, смежную с гостиной.

— Я приготовлю кофе и угощу вас! — предложила она. — Вы не торопитесь?

— Нет, сегодня — нет. Прошу, будьте осторожны!

Бертран прошел в кухню, ощущая некоторую неловкость при мысли, что в отсутствие Данкура свободно передвигается по квартире.

— Это что-то невероятное — видеть вас на ногах! — восхитился он. — Вы так миниатюрны! И грациозны!

Молодая женщина нахмурилась, притворяясь рассерженной:

— И вы туда же! Все мне теперь говорят: «Я думал — или думала, вы выше ростом!» Я, между прочим, достаю вам аж до подбородка!

Улыбаясь, Бертий встала на цыпочки. Волнение этих неожиданных мгновений придало ей энергии. Ее губы оказались близко к губам Бертрана. Она отодвинулась, покачнулась… Он не дал ей упасть. Через ткань платья Бертран ощутил упругость ее тела.

— Простите! Без прочной опоры я еще плохо держусь на ногах. Слабая поясница… Доктора решительно советуют упражняться и как можно чаще гулять.

Бертран не спешил ее отпускать. Ни одна женщина еще не вызывала у него таких чувств. Он очень сильно желал ее.

Супруга, Мари-Виржини, медленно поправлялась после четвертых родов и так страшилась новой беременности, что мягко, но твердо отказывала ему в близости. Младший сын, Альфонс, щуплый трехмесячный младенец, часто плакал. Бертран томился в Понриане, превратившемся в одну большую детскую. Четверо детей — причина, заставлявшая его избегать семейного очага. Он унаследовал внешность матери, Марианны, а еще — ее романтизм.

— Бертий, я люблю вас! — вырвалось у него против воли, в нарушение всех супружеских клятв.

Бертий подняла к нему свое очаровательное лицо, заранее на все соглашаясь. Он наклонился и сорвал с ее губ длинный, сладкий поцелуй — терпеливый, без намека на алчность. В сравнении с грубоватыми лобзаниями Гийома для нее этот поцелуй стал откровением. Будучи очень чувственной и пылкой в любви, Бертий не знала радостей разделенной страсти. Она ощутила, как вдруг затрепетали ее груди, живот, бедра. Ей захотелось умереть, прижавшись к нему всем телом… В ту же секунду Бертран отстранился.

Они стояли, прерывисто дыша, ошеломленные пережитым.

— Когда пришло письмо от президента? — спросила она наконец. — Поговорим лучше об этом, иначе я стану умолять вас меня похитить, увезти…

Бертий попыталась улыбнуться. Бертран одернул пиджак, поправил галстук.

— Я получил его сегодня утром во Дворце правосудия. Сразу уведомил об этом суд и Жана. Сегодня же вечером его выпустят! Я обещал снять ему номер в хорошей гостинице и привезти новую одежду. Все его мысли — о дочке. Думаю, завтра же поедет на мельницу. И ему нужно выглядеть презентабельно.

Бертий понемногу успокоилась, расставляя на подносе чашки и тарелку с печеньем. Бертран взял фарфоровый кофейник. Оба испытали чуть ли не облегчение, занимаясь повседневными вещами после того, что между ними только что было.

— Для вас это немалые расходы, — рассеянно проговорила молодая женщина.

— Это меня меньше всего беспокоит. Я унаследовал семейное состояние, плюс деньги жены — временами меня это тяготит. Я ничего не делаю наполовину, и к тому же я убежденный социалист. Мои взгляды во многом сходны со взглядами Базиля Дрюжона. Поэтому я согласился защищать Жана Дюмона, который так похож на персонажей романов мсье Золя, моего любимого писателя!

Бертий задохнулась от восторга.

— Золя и мой любимый автор! — воскликнула она. — А Гийома это огорчает. Он говорит, что книги Золя отвратительны и что людская природа в них выписана в самых худших своих аспектах. А я читаю их, как наставления.