Волчья мельница
- Автор: Мари Дюпюи
- Жанр: Любовные романы
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "Волчья мельница"
— А потом кое-кого так рвало, что чуть за борт не свалился! — подхватил Жан. — Хороший из тебя вышел матрос!
Показалась мельница. Небо становилось все мрачнее. Создавалось впечатление, что огромные, молочно-серые тучи касались верхушек ясеней. Леон взял друга за руку:
— Идем!
Они вошли в дом. Жан испытывал сильнейшее волнение. Тепло… Приятно пахнет пирожками и шоколадом. На чугунной плите попыхивает кастрюля. С почерневших потолочных балок свисают шары омелы, каминная труба украшена ветками остролиста. Большая керосиновая лампа с опалово-желтым абажуром оживляет обстановку. Медная посуда на стенах, кружевные занавески, красный плиточный пол — все сверкает чистотой.
И в этом декоре — гармоничном, невыразимо прекрасном в глазах человека, много месяцев просидевшего в тюрьме, — он вдруг увидел миниатюрное создание в красном бархатном платье. Фостин смотрела на него и улыбалась, синие глазенки ее радостно блестели. Она отпустила руку Раймонды и побежала к нему.
— Папа! Папа!
Такие моменты, как тот, когда Жан смог наконец обнять свою маленькую дочь, навсегда остаются в памяти благодаря своему совершенству и интенсивности порожденных ими эмоций. Молодой отец, закрыв глаза от счастья, баюкал свое дитя в объятиях, упиваясь смесью запахов мыла, чистой одежды и теплого молока, который источала дочка. Это был лучший подарок после многих месяцев тоски, сомнений, отчаяния.
Фостин прильнула к нему, вне себя от радости и с этим детским восторгом в глазенках, какой бывает, только когда малыш снова обретает своего самого главного в мире человека.
Клер, сидевшая на нижней ступеньке лестницы, в полумраке, наблюдала эту сцену. Она хотела укрыться в своей спальне, чтобы не мешать, однако ее буквально не несли ноги. Сердце билось медленно, но сильно. Кружилась голова…
— Моя жемчужина, мое сокровище, моя красавица! — слабым голосом повторял Жан.
Он решился наконец полюбоваться ребенком. Фостин, разомлев от нежности, и не думала противиться. Мгновение — и он обнял ее снова.
— Моя девочка! Милая Фостин!
Раймонда терла нос, глотая слезы сочувствия. Леон, который держался с нею рядом, подошел, погладил ее по руке. Девушка шепнула ему на ухо, всхлипывая:
— А ведь красивый мужчина этот ваш Жан! Глазищи синие… Как говорится, такой и святую введет в грех…
Леон встревожился, приобнял ее крепче.
— Он тебе нравится больше, чем я?
Раймонда чмокнула его в щеку.
— Глупый! Я тебя люблю, а не его.
Матье, который играл в бабки возле печки, украдкой поглядывал на гостя. Так вот он какой, папа Фостин! Мальчику хотелось плакать: Клер предупредила, что он приедет и заберет девочку. Вдруг сверху дважды стукнули в пол: Базиль, по примеру покойной Ортанс Руа, напоминал о своем присутствии посредством ударов тростью.
— Дедушка Базиль зовет! — воскликнул Матье.
Хриплый голос спросил, приехал ли Жан. Леон крикнул, что да.
— Уже иду! — сказал Жан.
Не выпуская из рук дочку, он направился к лестнице, которая вела наверх, в спальни. Клер встала, прижалась спиной к стене. Жан только теперь ее заметил. Отшатнулся, чем обжег сердце молодой женщины больнее каленого железа, и прошел мимо нее.
— Здравствуй! — едва слышно прошептала она. — Первая дверь налево!
— Здравствуй! — ответил он, продолжая подниматься.
Клер так побледнела, что Раймонда бросилась к ней. Обняла за плечи, подвела к креслу.
— Что за невежа этот ваш Жан! — воскликнула она, и не подумав понизить голос.
Но и Жану эта встреча далась тяжело. Снова увидеть лицо бывшей невесты — своей любимой — в малейших деталях, ото лба до подбородка, ее красивые черные глаза, соблазнительной формы рот, родинку на правой щеке, смуглую кожу… На суде она была слишком далеко, окруженная толпой. А теперь — рядом, можно прикоснуться, вдохнуть ее запах!
«Она не такая уж красивая, — подумал он, входя в комнату Базиля. — И худая. И одета странно».
Клер, из опасения выглядеть кокеткой, надела блузку с высоким воротником, широкую, скрывающую ее формы. Набросила на плечи большую шерстяную коричневую шаль. Разве мог он знать о ее опасениях, из-за которых и лицо ее осунулось, и побелели губы?
При виде Жана Базиль просиял. Старик сидел на постели с горой подушек под спиной. Выглядел он неважно. Удлиненное, худое лицо его, казалось, стало еще уже, белые волосы поредели, а на макушке появилась лысина.
— Мой мальчик! Как же я рад тебя видеть! Ты теперь свободный человек!
У Жана перехватило дыхание. Он присел в изножье кровати, Фостин усадил на колени. Базиль протянул ему руку, Жан взял ее, пожал.
— Знал бы ты, как я тебя ждал! Надо же, и одет щегольски, настоящий городской господин. Нам в тот день и попрощаться не дали, помнишь? Мерзавец Дюбрёй приехал тебя забирать, у меня зашлось сердце…
— Не надо, — шепнул Жан. — Не хочу об этом вспоминать.
— Так проблему не решить, сынок. Рану не накрывают чистым бинтом, когда внутри зараза делает свое черное дело. Начинается абсцесс, гной идет по всему телу. Ты должен это услышать, Жан: Жермен умерла, держа меня за руку, вот как ты сейчас! Я все ей рассказал — про твое детство, Люсьена, колонию. Она, бедная, тебя простила. Все повторяла: «Почему же он мне не рассказал? Я бы только сильнее его любила, если б знала…»
— Она очень мучилась?
— Нет, доктор, добрый человек, напоил ее опийной настойкой. Так что боли она не чувствовала. А потом сама поняла, что умирает. Сказала, что Господь дал ей такое огромное счастье — тебя и дочку, и что она будет оберегать вас с небес. Ба, ты меня знаешь, я в Бога не верю и в церковь не хожу, но, когда я смотрел на нее, и меня пробрало! Она так верила в доброту Господню…
Жан беззвучно плакал. Фостин сидела, закрыв глаза и прижавшись к его груди, безразличная ко всему, что ее окружало. В первые дни на мельнице она часто просилась к маме и папе, а теперь одна из двух основ ее детского существования вернулась, и ее маленькое сердечко ликовало.
— Чем ты болеешь, Базиль? — спросил, запинаясь, Жан. — А я-то надеялся забрать тебя с собой!
— Простыл, и болячка перешла в легкие. У меня был жар. Клер хорошо меня лечила, лучше любого доктора! Поила бузинным сиропом, настойкой таволги. Сердце у тебя доброе, раз ты готов обременить себя такой старой развалиной, как я, но у меня нет сил никуда ехать. Мои дни уже сочтены, так что, мой мальчик, лучше я останусь здесь. Я учу понемногу этих двух пострелят, братьев Клер, — Матье и Николя. Пойдут в школу, уже зная алфавит и немного — счет.
Жан, конечно, огорчился, но Базиля можно было понять. Они разговаривали больше двух часов
— о жестокости Шабенов, отказавшихся от Фостин, словно она чужая, о суде, о рвении Бертрана Жиро.
Скоро внизу зашумели. Послышался низкий голос бумажных дел мастера, затем тоненький — Этьенетты. Требовательно заплакал ребенок.
— Это точно Николя! — пояснил Базиль. — Вот уж хулиган растет!
— Ну, мне пора, — сказал Жан. — Дилижанс отправляется в шесть вечера, я узнавал. Не хочу опаздывать!
Базиль поморщился. Он бы с удовольствием закурил, да доктор с Клер запретили.
— И куда ты подашься, сынок? — спросил он с беспокойством. — Безопасно ли везти с собой Фостин? Смотри, как темно на улице. Оставайся на ночь, Леон поставит тебе раскладушку тут, у меня.
Жан отказался. У него был вид загнанного зверя.
— Руа — хорошие люди. Понимаю, ты хочешь побыстрее уехать, не видеть Клер. Жан, я не скажу тебе: вернись в прошлое, люби ее. Но отнестись к ней как к другу в твоих силах. Она заботилась о твоем ребенке, как мать, и уж поверь, у меня, старого ворчуна, не получалось ни развеселить малышку, ни успокоить. Клер брала ее к себе на ночь и пела колыбельные, когда Фостин плакала.
— Прошу, замолчи! — воскликнул Жан. — Все вы против меня, но я не могу ее простить! Если б не она, Базиль, я бы спокойно жил там, на ферме.
Жермен была бы на сносях, я разлил бы сидр по бутылкам и забил к Рождеству гуся… Я был бы спокоен и счастлив и не носил бы в сердце эту ненависть!
Базиль, растрепанный, с полысевшей головой, в ночной рубашке, выпрямился и сказал резко:
— Ладно! Рассмотрим проблему со всех сторон. Все эти «если б да кабы» — удел слабаков. Результат у нас есть: ты свободен. Свободен, Жан! Нечего опасаться, нет причины прятаться от жандармов. Ты ведь и тогда постоянно боялся, не отрицай, что в любой момент тебя опознают, арестуют! Мой аргумент: если бы не Клер, ты бы до сих пор был беглый каторжник. Знаешь, что меня мучит? А не упрекаешь ли ты в душе Клер за то, что она, наоборот, не забыла тебя?
Вопрос застал Жана врасплох. Он об этом как-то не задумывался. Но аргумент показался ему веским. Злясь, он ответил тихо:
— Не забивай мне мозги! Дюбрёй давно перестал меня искать. По бумагам я утонул! А что касается Клер, я не могу забыть эту историю с письмом. Я-то думал, у нее есть голова на плечах. А она… так сглупила!
— Спорить не стану, — буркнул старик. — Но покончим с этим! Признай, что есть и смягчающие обстоятельства для Клер, как это сделал президент Лубе, когда помиловал тебя. Сегодня Рождество… Стоит помириться, мой мальчик! Подай-ка мне халат и тапки, я тоже спущусь. Есть хочется, а из кухни так хорошо пахнет! Раймонда поставила запекаться двух каплунов.
Базиль в какой-то мере послужил Жану щитом. В кухне собралась вся семья: Колен с женой и Николя, Раймонда, Леон, Клер и Матье. Фостин вырвалась от отца и побежала к мальчику.
— Добро пожаловать на мельницу! — сказал бумажных дел мастер, пожимая Жану руку. — Я говорю тебе «ты», потому что мы, как-никак, давние знакомцы. На танцах 14 июля выпивали вместе!
Леон ликовал. Он полностью завладел вниманием Жана, который чувствовал себя, как в ловушке, и с тревогой поглядывал на часы. За запотевшими окнами, как ему казалось, все так же валил снег. Завывал ветер, раскачивал деревья, гудел в печных трубах.
— Похоже, метель разыгралась, — сказала Клер, устраивая Базиля в плетеном кресле и укрывая его ноги одеялом.
— Верно, и ветер поднялся, — подхватил Колен. — Веток наломает… И снег идет стеной.
Жан хранил неловкое молчание. В такую погоду идти в деревню с ребенком — об этом не могло быть и речи. Клер зашла с другой стороны:
— Думаю, тебе лучше переночевать у нас. К тому же вещи Фостин еще не собраны.
Жан посмотрел на нее. Потом снизошел до холодной вежливости:
— Ладно, раз уж так получилось. Поедем завтра!
— Я отвезу вас на коляске, — предложила она. — Или Леон. Он теперь управляется с упряжью лучше всех!
Клер поспешила к печке, открыла дверцу духовки. Запах запеченного мяса с пряностями заполнил комнату. Образовались две маленькие компании. Жан с Леоном присели на камень у очага, рядом с Базилем, и завели разговор про Ла-Рошель, корабли, морское дело. Колен поспешил к ним присоединиться. На другом конце длинного стола собрались женщины. Клер постелила белую праздничную скатерть, Этьенетта расставила посуду. Потом зажгли свечи в трех серебряных подсвечниках, передававшихся в семье из поколения в поколение. Раймонда решила закрыть ставни, потому что все равно уже стемнело. Тем более в комнате гуляли сквозняки, и омела под потолком опасно раскачивалась.