Спецгруз из Мурманска

— Похоже, никто сюда не заходил, — сказала Дженни.

— Эй, — воскликнул Берт, — смотри, Джим. Вот с этого ящика сорвана крышка. А мы с Силлзом вскрывали совсем другой. Странное дело, ничего не пропало, все слитки на месте. А ведь на двери даже замка нет.

— На этих широтах не так уж много взломщиков, — напомнил я ему. Но и меня удивила беспечность Хзлси. Я подошел к двери и разглядел на краях проступавший сквозь ржавчину чистый металл. Я сковырнул бурые хлопья и увидел отчетливые следы зубила.

— Берт, взгляни-ка.

— Сварка, — сказал он, подходя ко мне.

— Значит, Хэлси заварил дверь, прежде чем уйти? — спросила Дженни. — Кто же тогда ее взломал?

— Вот именно, — добавил я. — Взломал и не взял при этом ни одного слитка.

Я был сбит с толку. Но серебро здесь, и это главное.

— Ладно, стоит ли теперь голову ломать, — сказал я. — Всякое могло случиться, пока эти пятеро мошенников были на борту. Скоро стемнеет. Давайте осмотрим судно, пока еще видно. Вполне вероятно, что тайну этой двери мы никогда не раскроем.

Мы поднялись на мостик. И здесь ничего не изменилось, словно пароход по-прежнему был на плаву. Кроме ржавчины и толстого слоя соли, время не оставило тут никаких отметин. В закутке для карт даже лежал бинокль. Я посмотрел на нос. Там, будто реликвия давно забытой войны, торчала одинокая трехдюймовка. Старый брезент, сорванный с деррик-кранов, колыхался на ветру. За высоким носом виднелся пологий склон. Я не заметил там никаких следов растительности, ничего, кроме истрескавшегося, но гладкого камня, словно камень этот был отполированным на наждачном круге алмазом. С близкого расстояния он выглядел точно так же, как и издалека, — черный, мокрый, лоснящийся. По спине у меня пробежал холодок. Я еще никогда не бывал в таком безлюдном и мрачном месте. А вдруг мы не сможем выйти через брешь обратно? Остаться в плену у этого острова — все равно что живьем угодить в преисподнюю.

Внизу, в каютах, царил полный порядок, никаких следов поспешного бегства. Я вошел в каюту Хэлси и порылся в ящиках. Бумаги, книги, старые журналы, кипа карт и атласов, циркули, линейки. Две книжные полки были забиты пьесами. Попался на глаза томик Шекспира и «Шекспировские трагедии» Брэдли, но ни писем, ни фотографий я не нашел. Ничего такого, что помогло бы мне узнать о биографии Хэлси.

Дженни позвала меня, и я подошел к двери. Они с Бертом стояли в офицерской кают-компании.

— Смотри, — сказала Дженни, когда я переступил порог, и указала на стол. Он был накрыт на одного человека. На подносе лежало все необходимое для чаепития — сухари, маргарин, банка паштета. Тут же стояла керосиновая лампа.

— Как будто здесь кто-то живет, — проговорила Дженни. — А вот и примус. И фуфайка на спинке стула. По-моему, лазить по заброшенным судам — занятие не из приятных. Так и кажется, что на борту есть кто-то живой. Помню, как в детстве я бегала по строящемуся сухогрузу на клайдской верфи. Такого страху натерпелась…

Я подошел к столу. В кувшинчике было молоко. Оно казалось свежим, но на этих широтах было так холодно, что продукты могли храниться вечно. Паштет тоже не испортился. И вдруг я замер, увидев часы.

— Джим, что это ты разглядываешь? — голос Дженни звучал встревоженно, почти испуганно.

— Часы, — ответил я.

— И что в них такого? — воскликнул Берт. — Ты что, никогда прежде не видел карманных часов?

— Таких, в которых завода хватало бы на год, — никогда, — ответил я. Тонкая секундная стрелка мелкими ровными толчками бежала по кругу. Мы молча смотрели на нее. Прошла минута.

— Господи, Джим! — Дженни схватила меня за руку. — Давай выясним, есть тут кто живой или нет. У меня мурашки по спине бегают.

— Пошли на камбуз, — сказал я. — Если на борту люди, они должны питаться.

Мы двинулись по длинному коридору тем же путем, которым я ходил к коку поболтать и выпить какао. Сейчас в коридоре этом было холодно и сыро. За распахнутой дверью на камбузе воздух казался теплее, пахло пищей. На койке кока что-то шевельнулось.

— Кто тут? — закричала Дженни.

Нас охватила тревога. Команда этого судна — двадцать три человека — пала от рук убийц. Мало ли что… «Не будь ослом», — выругал я себя. Привидений не бывает. Дженни вцепилась мне в руку. Из темноты на нас уставились два зеленых глаза, и мгновение спустя оттуда вышел принадлежавший коку кот, тот самый, который выпрыгнул из шлюпки в последний миг перед ее спуском на воду. Он крадучись двинулся к нам, мягкие лапы ступали бесшумно, хвост плавно покачивался, и волосы зашевелились у меня на голове. Мне вспомнилось, как кот вырывался из рук хозяина и царапал его. Эта тварь инстинктивно чувствовала, что шлюпка утонет!

Я взял себя в руки. Кот не мог завести часы, он не стал бы есть сухари. Я подошел к плитке и ощупал ее. Железо еще не остыло. Пошуровав в топке кочергой, я увидел тусклые красные угольки.

— На борту есть человек, — сказал я. — Он-то и взломал дверь в помещение со слитками. Теперь вам ясно, почему все серебро цело? Этот человек не смог увезти его, поскольку он до сих пор здесь.

— Невероятно!

— Невероятно, но возможно, — ответил я. — Тут есть кров и пища. И вода. Брезент специально сорвали с кранов, чтобы собирать дождевую воду.

— Ты думаешь, Хэлси оставил здесь сторожа? — спросил Берт и скорчил гримасу. — Чтоб мне провалиться! Нечего сказать, приятная работенка!

— Может быть, это какой-нибудь бедолага, потерпевший кораблекрушение, — сказал я. — Ему удалось пробраться через рифы, и теперь он сидит тут. Кошка-то жива. Как еще это объяснить?

— Какой ужас! — пробормотала Дженни.

— Да, несладко, — согласился я и взял ее за руку. — Идемте. Чем скорее отыщем его, тем лучше. Берт, отправляйся на корму, а мы осмотрим нос.

Мы с Дженни облазили машинное отделение, кубрик, мостик и форпик. Это было довольно нудное занятие. Мы подсвечивали себе керосиновой лампой. В черных нишах машинного отделения, в безлюдных коридорах и углах кают метались странные тени, и это действовало на нас угнетающе. Мы выходили из трюма, когда Берт закричал с кормы:

— Я нашел его, Джим!

Судно уже окутывали сумерки. Ветер быстро крепчал. Он завывал, обдувая надстройку, и вой этот заглушал нескончаемый грохот волн в рифах. Водяная пыль липла к лицу, ее несло через весь остров от утесов на его западной оконечности.

Берт спешил к носу. За ним шел маленький черноволосый человечек в брюках из синей саржи и матросской фуфайке. Шагал он неохотно и, похоже, побаивался нас. Он напоминал испуганного зверька, которого толкает вперед любопытство.

— Прошу любить и жаловать, — сказал Берт, приблизившись к нам. — Пятница собственной персоной, только белый. Нашел его в рулевом механизме.

— Бедняга, — проговорила Дженни. — У него такой напуганный вид.

— Как вы оказались на судне? — спросил я. Он не ответил. — Как вас зовут?

— Говори помедленнее, — сказал Берт. — Он неплохо понимает по-английски, но говорит не ахти как. По-моему, он иностранец.

— Как вас зовут? — повторил я, на этот раз более отчетливо. Его губы шевельнулись. У этого человека было усталое и серое лицо страдальца. Он раскрыл рот, тщетно стараясь подавить страх и хоть что-то сказать. Это было ужасное зрелище, особенно сейчас, когда сгущались мрачные сумерки.

— Зелински, — внезапно произнес он, — Зелински — так мое имя.

— Как вы попали на «Трикалу»?

Он вскинул брови.

— Не понимаю. Это трудно. Я слишком долго один. Я забываю родной язык. Я тут уже… Не помню, сколько… — он лихорадочно захлопал по карманам и достал маленький ежедневник. — Ах, да, я прибываю сюда десятого марта 1945. Значит, один год и один месяц, да? Вы заберете меня с собой? — внезапно с жаром спросил он. — Пожалуйста, заберите меня с собой, а?

— Разумеется, заберем, — ответил я, и от улыбки морщины на его изможденном лице обозначились еще резче, кадык дернулся.

— Но как вы сюда попали? — спросил я.

— Что? — он нахмурился, но потом его лицо вновь прояснилось. — Ах, да… как попал? Я поляк, понятно? В Мурманске сказали, этот корабль должен идти в Англию. Я хочу находить невесту, она в Англии. И я иду на этот корабль…

— Вы хотите сказать, что пробрались на борт тайком?

— Как, простите?

— Ладно, не будем об этом, — сказал я.

— Должно быть, он оставался на борту после того, как все, кроме Хэлси и его шайки, покинули судно, — проговорила Дженни.

— Да, — согласился я. — Так что мы привезем с собой не только серебро, но и живого свидетеля.

— Пожалуйста, — снова заговорил поляк, указывая на «Айлин Мор». — Пожалуйста, ваш корабль. Будет большой шторм. Здесь будет плохо. Он с запада, и вода течь через весь остров. Скоро будет темно, и вы должны иметь много якорей, нет?

— Бывает, что ветер дует с востока? — спросил я его. Он нахмурился, подыскивая слова.

— Нет, только однажды. Тогда было ужасно. Днище почти вдавило в корабль. Каюты все вода. Волны достают там, — и он указал на мачты.

Он, конечно, преувеличивал, однако было очевидно, что при восточном ветре волны будут перехлестывать через защищавшие остров рифы, а этот укрытый пляж превратится в залитый бушующей водой ад. Слава Богу, что господствующими ветрами тут были западные.

— Тогда давайте закрепим «Айлин Мор» понадежнее, — предложил я.

— Вы не должны спать на ваша маленький корабль. Вы должны приходить сюда, пожалуйста. Будет очень плохо.

«Айлин Мор» стояла носом к пляжу, против ветра, который с ревом обдувал Скалу Мэддона. Среди снаряжения «Трикалы» мы нашли два маленьких шлюпочных якоря. Привязав к ним крепкие перлини, мы надежно зачалили яхту. Два якоря на носу, два — на корме. С кормы перлини были длиннее, чтобы в случае перемены ветра яхту не выбросило на пляж. Потом мы перешли на «Трикалу», взяв с собой резиновую лодку.

Зелински настоял на том, что кашеварить будет он. Робости как не бывало. Слова лились из него непрерывным потоком, он бегал туда-сюда, стеля нам постель, грея воду, роясь в аптечке, чтобы залатать наши порезы. Он был до безумия рад человеческому обществу. Да и коком Зелински оказался прекрасным, а запас провизии на судне сохранился благодаря холоду.

После ужина начался шторм. Мы поднялись на палубу. Стояла кромешная тьма. Ветер продувал надстройку, бросал нам в лицо брызги, шум прибоя в рифах усилился, но даже он не мог заглушить грома волн, бивших в скалы на западном краю острова.

— Будет еще хуже, — пообещал Зелински.

Мы ощупью пробрались на корму, чтобы взглянуть на «Айлин Мор», но смогли рассмотреть лишь смутно белеющую полоску прибоя.

— Как ты думаешь, она уцелеет? — спросила Дженни.

— Не знаю. Мы уже ничем не можем ей помочь. Четыре якоря должны удержать. Слава Богу, что нам не придется ночевать на борту.

— Может, будем стоять вахты?

— А что толку? Мы даже не видим ее. Что мы сможем поделать, если она потащит по дну якоря?

Прежде чем лечь спать, я отыскал скользящую плиту, о которой говорил Рэнкин. Она была укреплена в желобах в трюме номер один, и цепи от нее шли под койку в бывшую каюту Хендрика. Когда размыкали сцепку, плита падала вниз и надежно закупоривала пробоину в корпусе. А потом они и вовсе заварили эту пробоину.