Спасение Петрова и Карпова

Иррациональное проявление Филимонова

Филимонов занимал важный руководящий пост в Институте Спасения — совсем недавно эту организацию называли Академией наук. Переименование объяснили изменением цели исследований и разработок, что было разумно после объявления Конца Света. Филимонов занимался разработкой важных систем жизнеобеспечения для стандартных бункеров и убежищ, рассчитанных на размещение больших масс людей. Гарантированной надежды на спасение этот проект дать не мог, поскольку никто не представлял, как конкретно будет реализован Конец Света, и помогут ли людям подземные убежища, но попробовать, конечно, стоило.

Это была удачная попытка. Если из нее выйдет толк, можно будет с гордостью сказать: «Мы попробовали и победили»! А если затея провалится, некому будет тыкать пальцем в исполнителей и требовать от них покаяния. Все умрут. И спасатели, и спасаемые. Однако слова: мы попробовали и сделали все, что могли, конечно, будет греть душу начальникам Института Спасения до последних мгновений их жизни.

Петров немного сочувствовал Филимонову. Понятно, что человек, который подверг сомнению свои привычные представления об устройстве мира, переживает не самый лучший период своей жизни. Но ему было жалко и себя, поскольку догадывался, какая тяжелая и неблагодарная работа выпала на его долю. Проще общаться с человеком, с железными нервами. Но уверенные в себе люди к Петрову не обращаются. Понятно, что Филимонов хотел получить простое и понятное объяснение, которое развеяло бы его сомнения в собственной компетентности. Всем известно, что советники Института Спасения могут спокойно жить, только если знают правильные ответы на любой вопрос. Филимонов, наверное, решил, что нужный ему ответ на безумный вопрос может дать только безумный человек. Вот он и обратился к Петрову, как к самому странному ученому, о существовании которого знал.

Петров терпеливо ждал, когда Филимонов, наконец, начнет свой рассказ. Жалость испарилась. Он давно отучился сочувствовать советникам. С некоторых пор клиенты для него были только датчиками, инструментами для получения новых знаний, при работе с которыми нельзя проявлять человеческие чувства. Поскольку это помешает работе.

— Я постараюсь вам помочь, — сказал он смиренно. — Если смогу.

— Мне не нужна ваша помощь, Петров, — сказал Филимонов сурово. — Я хочу только, чтобы вы отыскали разумное объяснение событию, участником которого я стал против своей воли. Расскажите мне, как это выглядит с точки зрения фундаментальной науки, знатоком которой вас считают. И посоветуйте, что я должен предпринять, и как мне следует себя вести в дальнейшем, чтобы впредь не встречаться с подобными загадочными событиями?

Петров стал терять терпение. До сих пор ему еще не приходилось исполнять обязанности психоаналитика. Попробовать можно было, но он дал слово немедленно прекратить общение, если психоз клиента не будет связан с физическими явлениями. Но если он правильно понял, Филимонов надеется, что после вмешательства Петрова, на него не будут больше действовать фундаментальные физические законы, о которых неизвестно советникам! Это надо же такое придумать! Таких клиентов следует носить на руках! Впрочем, если случай окажется не интересным, Петров готов был прервать общение с Филимоновым без лишних объяснений. Тратить личное время, которого и так осталось не слишком много, на очевидную ерунду было глупо.

— Слушаю вас, — сказал Петров твердо, — расскажите, наконец, что с вами случилось?

— Знаете ли вы Главного советника Карпова?

— Конечно. Правда, лично я его никогда не видел. Но этот человек вышвырнул меня из Института Спасения. Без внятных объяснений.

— Сочувствую. Терять работу неприятно. Мне повезло больше. Я знаком с Главным советником уже десять лет. И встречаемся мы не только в Институте, но и дружим семьями, так это, по-моему, называется. Несколько раз проводили вместе отпуск. Кажется, он относится ко мне с симпатией. У нас появились общие темы для бесед, не связанные с профессиональными обязанностями. Буду по-настоящему счастлив, если и Главный советник наше общение посчитает дружбой.

Петров кивнул. Иногда бывает полезно вспомнить, что советники из Института Спасения обычные люди. Так с ними легче работать. Люди — самые важные и точные физические приборы для исследования Мира, которыми обладают ученые. Жаль, что они об этом не знают или не вовремя забывают. И это хорошо, поскольку естественные ощущения, не испорченные представлениями, наиболее точны. Петров был благодарен любому человеку, который напоминал ему об этом фундаментальном принципе.

Филимонов продолжал:

— Неделю тому назад я побывал в гостях у Главного советника по приятному поводу: Игорю Ивановичу была присуждена Государственная премия за успешные исследования, которыми он непосредственно руководил. Он пригласил меня на торжественный обед по этому замечательному поводу. Все получилось прекрасно. Мой тост, в котором я абсолютно искренне выразил свое удовлетворение по поводу точного выбора Комиссии, понравился Главному советнику. Так мне показалось. Дальше…. В ответном тосте Главный советник положительно отозвался о моей монографии о некоторых технических разработках очистки воздуха, поступающего в стандартное убежище. Это было приятно, но Главный советник попросил меня надписать экземпляр, который был ему прислан для ознакомления группой информации. Не могу сказать, что обрадовался. Одно дело — устно выразить чувства, и совсем другое — оставить автограф, так сказать, материальный след, который сохранится до самого Конца Света. А вдруг его прочитает кто-то из вышестоящих начальников, которым мои чувства не понравятся? Если неправильно подобрать слова, можно попасть в серьезную переделку. Раздавать автографы начальникам — дело серьезное. Слово — не воробей, вылетит, не поймаешь. А автограф и ловить нет нужды — вот он, читай и делай выводы.

Я задумался. Этого отрицать не буду. И понял, что надпись должен сделать своей счастливой ручкой. Она со мной всегда, потому что приносит удачу. Подтвердить это фактами не могу, но знаю, что это именно так. Я не верю в приметы, но важные записи предпочитаю делать только ею — моей счастливой ручкой. Это не мракобесие, а такая персональная традиция. Ерунда, конечно, но безвредная, не опасная.

Петров кивнул, но с грустью подумал, что от встречи с Филимоновым толку не будет. Интерес к приметам и прочим сверхъестественным атрибутам есть проявление мифологического сознания, которое включает все-все-все. И вот у Филимонова возникли трудности с объяснением каких-то событий, связанных с его системой верования. Однако, нарушение постулатов веры не может считаться ошибкой, только фактом вероотступничества. Но Петрова интересовали именно ошибки. Он меньше всего хотел становиться духовником или психоаналитиком.

Филимонов, между тем, набрал новую порцию воздуха в легкие и продолжил излагать свою сагу.

— Растерялся я. Охватило меня неприятное чувство близкой и неотвратимой опасности. Сами знаете, как это бывает. Давление поднялось, руки задрожали, стало страшно. Главный советник, естественно, заметил мои трепыхания, рассмеялся, подмигнул. Он и раньше любил на собеседника страху нагнать. Находил это забавным. Но ко мне отнесся по-хорошему.

«Не переживайте, Филимонов. Напишите несколько слов. И останется у меня добрая память о вас».

«Это понятно, — подумал я затравленно. — Память останется, только вот какая»?

«Расслабьтесь, Филимонов. Вам сейчас не помешает выпить стаканчик чаю, — и довольно рассмеялся, шутка ему понравилась. — Шучу! Вам поможет сосредоточиться еще одна хорошая порция виски».

Это было очень своевременное предложение, мне стало легче. Я положил свою счастливую ручку на письменный стол Главного советника и отправился вслед за ним к бару. И он самолично отмерил порцию в кубический стеклянный стакан. Выпил я и, сознаюсь, окончательно успокоился. Никогда прежде спиртное не действовало на меня так умиротворяюще.

Я подробно рассказываю предысторию, случившейся со мной неприятности не потому, что хочу оправдаться. Нет, я не считаю себя виновным. Но вдруг это важно? И мой подробный отчет поможет вам, Петров, полнее и точнее представить общую картину случившегося, а значит, поможет лучше разобраться в сущности явления. Для меня это важно.

Петров еще раз кивнул, с удовлетворением отметив, что Филимонов сохранил старую научную хватку, что отмечается далеко не у каждого советника. И понимает больше, чем хочет показать. Он намекал на проблему наблюдателя. Можно припомнить тысячи историй, когда новые явления и неестественные результаты опытов появлялись на свет исключительно из-за глупых ошибок наблюдателей. Подобная причина ошибки обязательно должна рассматриваться первой. И часто оказывается наиболее правдоподобной. В данном случае, то, что в событии принял активное участие ученый, принявший на голодный желудок алкоголь, может стать важным фактором.

Вслух Петров сказал:

— Очень интересно. Продолжайте.

Филимонов испуганно посмотрел на него.

— Собственно, это почти все. Я решил остановиться на самом простом и безопасном тексте: «На добрую память от благодарного сотрудника». Воспользовался полезной подсказкой Главного советника. Подошел к письменному столу, на котором оставил книгу и мою счастливую ручку. Книга лежала, ручки не было. Но я помнил, что положил ручку на книгу. На всякий случай, проверил карманы. Пусто.

«Филимонов, подойдите, нам нужно повторить», — сказал Главный советник.

«Я не успел ничего написать».

«Потом напишите».

«Я потерял свою ручку».

«Ерунда. Подарю вам новую».

Мы выпили еще по порции виски. Главный советник протянул мне свою ручку.

«Заканчивайте свою рекламную сессию. Нас ждет шахматная партия. В прошлый раз вам повезло. Но сегодня пощады не ждите».

Я подошел к письменному столу. Моя счастливая ручка лежала на книге, как ни в чем не бывало. Признаюсь, грязно выругался, взял ручку и написал придуманный текст о доброй памяти. К моему крайнему удивлению, цвет надписи оказался фиолетовым. Но я пользуюсь только черной пастой. Не понравилась мне эта история, было в ней что-то неприятное и, как показалось, опасное для моей психики. Неудивительно, что я на некоторое время потерял самообладание и с треском проиграл шахматную партию Главному советнику.

Легче всего происшедшее можно было объяснить присутствием в помещении третьего человека, который стащил мою счастливую ручку и поменял в ней стержень. Но я посторонних не заметил. Впрочем, это мог быть карлик или невидимка.

Дома я решил поменять фиолетовый стержень на привычный черный. Но чернила в ручке опять оказались черными. Как невидимка мог незаметно достать ручку из моего внутреннего кармана и еще раз заменить стержень, я не знаю, у меня нет правдоподобных объяснений.